Олег Басилашвили: это не я треплю всем нервы!

— Cнимать картину мы начали в 2015 году, а сценарий я написал около трех лет назад по просьбе Олега Валериановича Басилашвили. Когда мы были в Таганроге на съемках картины «Хуторянин», он сказал: «Слушай, годы идут, а меня не снимают. Но хочется же. Придумай для меня роль и сними сам». Я спросил: «А что бы ты хотел сыграть?» Он говорит: «Мне было бы интересно погрузиться в состояние человека, потерявшего память». Я стал думать и вспомнил картину Репина «Не ждали». Мне она всегда нравилась какой-то своей загадочностью, непонятностью. Странный человек, который потерял себя, память, никто его не ждет… На этой ассоциации и написал сценарий. Дальше мы два года ждали финансирования от Первого канала. И вот, слава Богу, свершилось.

Иван Колесников, Олег Басилашвили и Рудольф Фурманов

Драма «Не ждали» — история музыканта. Рассеянный такой человек, уже на пенсии. Я назвал его Иннокентием Михайловичем — Кешей. Не скажу, что прямо в честь Иннокентия Смоктуновского, но все-таки немножко имея его в виду. Я чуть-чуть знал его — это был Божий человек, невероятный талант. Вот и Кеша в фильме такой же. Живет в большом доме со старинными картинами. Особняк этот — достояние семьи пианиста, представляющее историческую ценность. В силу обстоятельств он остался совсем один: жена умерла, сын загремел в тюрьму, а глава города позарился на его жилище. Благодаря стараниям чиновника пожилого человека определили в закрытую психбольницу. Там его подсадили на препараты, и он превратился в овощ: живет в своем мире, никого не узнает — включая собственного сына, который вернулся после семилетней отсидки.

С Басилашвили я снимаю третью картину. Два года жили этой работой. Посчитали, что для достоверного погружения в образ старика, оказавшегося в психушке, необходимо посетить настоящую психиатрическую клинику. Ездили туда вместе. Конечно, в городской больнице Санкт-Петербурга имени Скворцова-Степанова были озадачены нашим визитом, но профессиональные консультации Олег все-таки получил. И с пациентами пообщался.

Евгений Князев сыграл главу города — антагониста героя Басилашвили

Очень хорошо мне запомнился первый съемочный день. Снимаем объект «Дом душевнобольных». Идет дождь, противный, нескончаемый, но нам для картины это как раз и нужно. Первая сцена — встреча сына с отцом. Отец безумен — тихо, счастливо. А парень (его играет Иван Колесников) не знает, что делать, пытается вернуть ему воспоминания: «Отец, это я, Егор. Ты узнаешь меня?» — «А мне тут хорошо…» Я развожу мизансцены, Басилашвили всем недоволен, кричит: «Ты меня хочешь угробить! В такую погоду я сниматься не буду, у меня бронхит!»

Вечером звонит: «Бога ради, прости! Я в пять утра проснулся и не мог больше спать — метался, места себе не находил, не знал, как играть первую сцену. И на съемках мне просто необходимо было войти в нужное состояние. Вот несознательно и стал трепать всем нервы. Это не я, это сущность моя актерская».

Когда я смотрел на мониторе отснятый материал, был потрясен. Сидит на лавке пожилой человек в затрапезном больничном халатике, на лице — никакой реакции, «овощ» такой. Но внутренняя сущность его — божественная, и каким-то непостижимым образом Басилашвили это передает. А как он сыграл эпизод, когда его герой увидел рояль! Как этот обезумевший человек шел к инструменту, как гладил его, словно живое существо, как играл «Революционный этюд» Шопена! Вот это актерское мастерство.

Образ сумасшедшего старика Олег Басилашвили продолжал лепить даже дома

Или же сцена на вокзале! Кеша ничего не помнит о встрече с сыном, но почему-то ему кажется, что тот должен ждать его на перроне. Неожиданно его хватает дежурный полицейский, тащит в участок, а он, услышав звук прибывающего поезда, вырывается, несется с криком: «Мой сын уедет сейчас!» — и кидается на рельсы. Перед съемкой Олег Валерианович опять начал психовать, злиться: «Я не смогу прыгать, у меня ноги больные! Я попаду под колеса, весь переломаюсь!» — «Олег, — говорю, — не волнуйся. Внизу тебя будет ждать каскадер, подстрахует». Потом он дня три меня пилил: «Поломали мне руки-ноги…» И такое повторялось достаточно регулярно.

Но на Олега Валериановича никто не обижался. Хотя на площадке он порой вел себя как сумасшедший: то кричал на всех, то ни с того ни с сего анекдоты вдруг начинал рассказывать. Потом говорил мне: «Вить, мне Галя, жена, сказала: «Олег, это невозможно. Выйди уже наконец из образа!» То есть у него был не на­игрыш, не капризы, а абсолютное погружение в образ сумасшедшего, который он продолжал лепить и дома.