Варвара Владимирова: «На «Служебный роман» Алиса Фрейндлих попала случайно»

— Мне лет пять, начинается спектакль «Малыш и Карлсон», в котором Малыша играет мама. Я сижу в первом ряду в нарядном голубом платье в горошек, с белым бантиком в короткой стрижке. Но вместо того чтобы наслаждаться сказкой — ведь она у меня самая любимая, — кручу головой по сторонам, вижу, с каким восторгом другие девочки и мальчики смотрят на мою маму, и мучаюсь от страшной ревности. В конце первого акта Карлсон улетает, бросив Малыша. Тот стоит на крыше, звонит в колокольчик и с горечью говорит: «Я здесь совсем один, совсем один…» Боже мой, как же мне стало жаль маму, ведь это же она осталась одна-одинешенька! И что есть мочи кричу: «Мамочка, мамочка, я здесь!!!»

В тот раз из зрительного зала смотрела на маму впервые, хотя, можно сказать, выросла за кулисами Театра имени Ленсовета, худруком которого был мой папа — Игорь Петрович Владимиров, а ведущей актрисой — мама. Я очень рано поняла, что маму люблю не только я, но и множество совершенно незнакомых людей. После каждого спектакля ей дарили ворох цветов, толпы поклонников караулили у служебного входа.

— У людей, одержимых профессией, дети часто остаются без присмотра. И когда вырастают, с обидой вспоминают, что вроде как и не особо были нужны своим вечно занятым мамам и папам. У вас, Варя, возникало такое чувство?

— На родителей я никогда не обижалась, хотя, действительно, они оба театром не просто жили — дышали! Но меня никогда не отвергали, к ним всегда был свободный доступ. Я могла прийти в театр, благо жили мы по соседству, пройти в зал и посмотреть святая святых — репетицию! Вот говорю, а перед глазами картинка: мама сидит перед большим зеркалом и гримируется, я торчу рядом, и мы весело о чем-то болтаем. Она ведет карандашиком по векам, проходится пуховкой по лицу, надевает смешной парик, а я как завороженная смотрю на преображение. Спектакли, в которых блистала мама, — «Дульсинея Тобосская», «Укрощение строптивой», «Люди и страсти» — я видела десятки раз, знала мамины роли практически наизусть… Когда меня спрашивали, кем я стану, когда вырасту, не раздумывая отвечала: «Кем угодно, лишь бы только в театре».

Я обожала гулять по театральным задворкам. Ко мне все сотрудники очень доброжелательно относились, никогда и ни от кого я не слышала окрика: «Не трогай, нельзя!» В театре я всегда была как дома. Больше всего любила наведываться в реквизиторскую — чего там только не было! Даже настоящее чучело медведя в углу у окна! Или взять комнату художника. Ну, товарищи, это же вообще мечта любого ребенка! Там хранятся склеенные из жесткой бумаги макеты домиков с крошечными лесенками, комнатками. И мне позволялось все это великолепие трогать. А отцовский кабинет? В нем была потайная комнатка, где хранился разный интересный хлам, в котором я обожала копаться. Я с радостью здесь шуровала и чуть сознание не теряла от восторга. Иногда проводила за кулисы подружек и разрешала потрогать игрушки Малыша — представляете, какой авторитет зарабатывала?

1970-е годы — самый пик, расцвет Театра Ленсовета. Люди валом валили на спектакли, приходили нарядные, вкусно пахнущие. Женщины переобувались в туфли на каблуках, сдавали сапоги и пальто в гардероб и тогда уже шли в зал… Мама была занята практически во всех постановках — каждый вечер работа. В кино к ней популярность пришла поздно, уже после сорока лет. Сначала ее несоветская внешность не устраивала кинематограф. Ну а когда она зарекомендовала себя как театральная актриса, которая может все, — посыпались предложения сниматься. Но тут уж отец занял жесткую позицию: театр не может отпустить артистку Фрейндлих — и точка. Мама это принимала как должное: да, театр превыше всего.

С Рязановым у мамы получилось поработать попытки с третьей, если не с четвертой — боюсь соврать. В фильме «Зигзаг удачи», например, не дала ей сняться я — мама была беременна и вынужденно отказалась. На «Служебный роман» она попала случайно. Сначала отец маму не хотел отпускать категорически. Эльдар Александрович лично приезжал, упрашивал. Кстати, те съемки маме нелегко дались: они чередовались со спектаклями в театре, и мама долгое время жила в очень жестком графике, по пять раз в неделю катаясь в поезде из Москвы в Петербург и обратно…

— Кто же помогал родителям воспитывать вас?

— Сначала за мной присматривала бабушка Ксения Федоровна, мамина мама, а потом, когда ее не стало, — няня Варвара. Но тогда были другие времена, и няня не ходила со мной за ручку, а просто жила с нами, занималась хозяйством, готовила. Этакая домоправительница, моя фрекен Бок. Она была женщина простая, из Сибири, этикету не обученная. Так что мама потом долго пожинала плоды нашего общения — исправляла мою незатейливую речь и неподобающие манеры. Какой была няня, такой стала и я. Маме стоило определенных усилий десятки раз подряд терпеливо и доходчиво объяснять, что нельзя сидеть развалившись, как мужик, нельзя хватать со стола, есть с ножа, вытирать рот рукой… Когда мне исполнилось десять лет, от услуг няни отказались. К этому времени родители развелись, хотя и продолжали еще несколько лет работать вместе. И когда они гастролировали, я кормила себя сама, делала уроки. Училась сносно: только раз их вызвали в школу за мое плохое поведение. Классный руководитель маму уважала и зря не дергала, иногда сама к нам забегала, чтобы рассказать обо мне. Или родительские друзья в школу наведывались… Нас всегда окружали милые люди, старались помочь.

Вот, к примеру, за мое художественное развитие отвечала мамина приятельница Элла. Она и книжки мне читала, и в музеи водила. Маме с ее популярностью таскать меня по городу было совершенно невозможно. Однажды — тогда только вышел на экраны «Служебный роман» — мы с мамой прогуливаемся, а навстречу две женщины. Узнали, громко зашептались, пальцем показывают. Вроде как прошли мимо, но тут вдруг одна догнала нас, развернулась и, идя спиной вперед, пристально разглядывала мамино лицо. Мама руку мою сжала, вздохнула и что-то тихо стала мне рассказывать. Будь я покрупнее, заслонила бы мамочку собой. Сейчас, когда замечаю, что на маму кто-нибудь, забыв приличие, уставился, прикрываю своей широкой спиной — благо, я выше и шире ее в два раза. Маму свою я всегда очень жалела и понимала, что ей нужны силы, причем немалые, чтобы так выкладываться на сцене. И росла девочкой совестливой. Не было общепринятых хлопот с подростком: чтобы я ушла и не позвонила, или пришла под утро, или устроила дома оргии. Подружек приглашала, пока мамы нет дома, без лишних слов понимала, что ей хочется отдохнуть в тишине. Мама всегда мне доверяла и ничего не запрещала.

— В вашем доме любили гостей?

— У нас часто собирались большие компании, дом всегда был очень хлебосольный. Посиделки заканчивались глубокой ночью, но меня отправляли спать часов в одиннадцать. Гости гостями, но родители никогда не забывали о моем режиме. Я обожала, когда к нам приезжал в гости мой любимый композитор Геннадий Гладков. Он плотно работал с родителями, писал музыку к спектаклям. Могу похвастаться, что я была одной из первых слушательниц мюзикла «Старик Хоттабыч». Помню, дядя Гена сидит за роялем в гостиной и наигрывает чудесную мелодию, мама на кухне гремит чашками — готовит чай, папа разговаривает с другими гостями. А я, счастливая, замерев в глубоком кресле и боясь пошевелиться, с восторгом слушаю… Громких имен, кроме Гладкова, я вам больше и не назову. Родители дружили в основном с людьми других профессий — не с актерами. Например, самая близкая мамина подруга была звукорежиссером Театра Ленсовета. Ее уже нет в живых. Другая — переводчица. А вот в Москве мамина главная подружка — Галина Борисовна Волчек…  Было время, когда по приглашению Галины Борисовны мама играла Раневскую в «Вишневом саде» в «Современнике». Ее уговаривали переехать в Москву, давали квартиру. Она было засобиралась, спросила мое мнение — и тут я внесла свой негативный вклад: затопала ногами, заявив, что никуда не поеду. В итоге она так и не решилась. И продолжала ездить в Москву на спектакли, всегда останавливаясь у Галины Борисовны.

— А враги у вашей мамы есть? Таланту так часто завидуют…

— Вот в том-то и дело! Завистники, конечно, были, а вот врагов — нет. Во всяком случае явных. Когда мама работала в Театре Ленсовета, многие актрисы считали, что если бы не жена худрука, то каждая из них могла бы стать звездой. Думаю, их порадовал мамин уход из театра спустя несколько лет после развода. Место примы освободилось, казалось бы — вот он, звездный час! Ан нет. Заменить Алису Фрейндлих не смог никто.

— Алиса Бруновна строгая мама? За что, к примеру, могла вас наказать?

— За вранье! Ложь она из меня вышибла раз и навсегда. Дело было так. Однажды вечером мама спросила меня, сделала ли я уроки. Человек она крайне занятой, но все-таки интересовалась моими делами. И знаете, было это как проверка налоговой — уж как нагрянет, так нагрянет. И вот мама спросила, а я, 12-летняя, нагло рапортую: «Да, все сделано!» — хотя даже не начинала. Мама берет мои тетради, листает, молча кладет на стол и с недовольным лицом уходит. На следующий день я, напуганная, что мама снова проверит, тщательно делаю все задания — и письменные, и устные. Вечером мама снова интересуется: «Сделала уроки?» — «Да». — «Покажи!» — «Почему ты мне не веришь? Я тебе говорю, что сделала!» — от возмущения я просто задыхаюсь. «Пока­­жи, не верю». Я обиделась, надулась… А она протягивает мне лист бумаги и говорит: «Напиши много раз подряд: «Маленькая ложь рождает большое недоверие» — и на стеночку повесь над кроватью». Мне стыдно так, что готова сквозь землю провалиться. Сижу я за столом, голову опустила и пишу на листе: «Маленькая ложь рождает…» А мама с грустной улыбкой на меня смотрит. С тех пор мне проще сказать правду, чем врать. Я всю жизнь патологически боюсь разоблачения и говорю все что думаю. Кто-то удивится: дура, зачем?! Самой же будет плохо! Ан нет, все равно скажу, потому что по сей день помню тот исписанный листочек.

— От каких еще привычек вас отучала мама и какими методами?

— Например, от курения. В школьные годы я с удовольствием ездила в пионерский лагерь творческих работников, где у нас была совершенно замечательная компания, в которой все поголовно курили. А я была белой вороной. Мне казалось, что это неприлично, да и вдруг до мамы дойдет?! Но когда поступила в институт, распустилась — закурила. Мама про это прознала и, сладостно затянувшись сигаретой, прочла мне лекцию о вреде никотина. Очень действенный способ! В нашей семье курили все — и мама, и папа, и все их друзья. Мама, кстати, дымит до сих пор. А я бросила. Мама к этому привыкнуть пока не может — постоянно предлагает мне перекурить. (Смеется.)

Я росла в атмосфере абсолютной любви. Думаю, это самое главное для любого ребенка. Родители любили друг друга и обожали меня. Вроде и баловали — отправляясь за границу, мама на свои скромные суточные обязательно привозила мне обновки, — но и вседозволенности не допускали. У меня самой уже двое детей, но я так до сих пор и не поняла, как маме удавалось мной управлять — без порки и «Постой в углу, подумай». Однако стоило ей повести бровью — я уже боялась. Хотя что она могла сделать? За всю жизнь родители пальцем меня не тронули. По попе я получила единственный раз в жизни от постороннего человека — маминой приятельницы, у которой гостила на даче. Я набедокурила, и она выпорола меня крапивой. Била по голой попе, а я ревела: «Ну хоть подуй немножко!» Маме жаловаться не стала — за дело же всыпали и не ремнем.

Когда у меня родились Никита и Аня, я начала воспитывать так же, как моя собственная мама: не наказывала, старалась сделать так, чтобы в первую очередь им было хорошо. Результаты не впечатляющие: подраспустила их слегка… Бывает, недопонимаем мы друг друга, да и почтения должного не вижу. (С улыбкой.) А может, это вечный конфликт отцов и детей? Но, позволяя проявлять непочтение в свой адрес, я пресекала любые попытки дерзости в адрес мамы. Не дай Бог, кто-то из детей позволит неподобающий тон! Я сразу предупреждала жестко: если еще хоть раз что-то подобное услышу, буду душить. Обидишь мою маму — секир-башка! Так что с почтением к бабушке у нас полный порядок.

— Варя, вы носите фамилию отца. Никогда не было соблазна взять мамину — с ней, наверное, легче было бы пробиваться в профессии?

— Мне и в голову не приходило стать Фрейндлих! Ну как вы себе представляете — Варвара Игоревна Фрейндлих? Не звучит! И мой сын, Никита Тарасов, студент Школы-студии МХАТ, тоже никогда не собирался прятаться за бабушкиным именем.

Я вообще очень редко пользовалась маминой фамилией. Когда начала водить, ездила по доверенности на маминой машине, то и дело нарушала правила, как любой чайник. Гаишники остановят, посмотрят документы и… отпускают. Нехорошо это, конечно, но тогда мне нравилось. (Смеется.) Во времена дефицита, когда летом невозможно было купить, к примеру, билет на поезд в южном направлении, а отдохнуть хотелось, я звонила какой-нибудь бойкой маминой приятельнице. И мы шли с ней в кассу. Она, взяв меня за руку, заходила через служебный вход и говорила: вот дочка Алисы Фрейндлих, и ей нужно уехать. Мне было стыдно так, что и не передать. Мама про эти походы даже и не знала.

— А мама сама не могла позвонить в кассу?

— У нее никогда ничего не было схвачено, никаких нужных знакомств. В этом смысле папа был более открыт для общения. В советские времена он был знаком с директорами крупных магазинов. Я частенько ходила с ним за покупками. Он был высокий, красивый, умел себя преподнести. Ему, в отличие от мамы, очень нравилось, что его узнают, обращают внимание.

А вот мама — человек крайне скромный. Я бы сказала, что именно скромность ее характерная черта. В ней напрочь отсутствует чувство превосходства, гордыня, самомнение. Звездность и она — понятия совершенно несовместимые.

Она никогда в жизни не козыряла именем. А если и пользовалась своими возможностями, то только чтобы кому-то помочь. Она не любит быть обязанной. В юности жила в коммуналке, потом им с папой дали квартиру на Владимирском проспекте. И когда дом пошел на капремонт, подобрали аналогичную квартиру тоже в центре, рядом с театром. Мама до сих пор там живет. Сколько раз я ей говорила, что надо бы сделать ремонт, — она отказывается, хотя комфорт любит. Но еще сильнее ей не хочется возни. Материальные блага никогда ее не занимали. На гастролях ее селят в очень хороших гостиничных номерах не потому, что она этого просила, а потому, что продюсер решил, что такой актрисе положен люкс. Ну и спасибо большое. Никогда не слышала, чтобы мама капризничала и говорила, что ее что-то не устраивает. Исключение — непрофессиональное отношение к делу. Вот это ее не устраивает всегда, везде и категорически. При этом она невероятно щедра и добра, очень любит делать приятное близким. Например, недавно подарила мне приличную сумму денег, чтобы я купила хороший автомобиль. У меня был старый BMW, я решила его продать и купить машину попроще. Мама возмутилась: «Нет, ты привыкла ездить на надежной машине. Безопасность — это главное! Покупай такую же и не спорь». Она помогает не только родным, но это не афиширует. А если кто-то когда-то чем-то помог ей самой, она будет отвечать тем же всю оставшуюся жизнь. И того же требует от меня. Она не устает мне и внукам повторять, чтобы мы не теряли чувство благодарности.

— 8 декабря у Алисы Бруновны день рождения. Что подарите? Что ее может обрадовать?

— Ой, слушайте, это огромная проблема для всех ее близких. Такой караул! Каждый раз приходится ломать голову. Чтобы не попасть впросак, звоню: «Мам, что тебе подарить, что тебе нужно?» — «Ничего мне не нужно». — «Как так? А давай вот это…» — «Не надо». — «А давай вот то». — «У меня все есть». Елки-палки, да что ж такое? (Смеется.)

В молодости мама была модницей, часто шила наряды у портних, любила у зеркала вертеться. (Смеется.) А сейчас охладела к вещам и потеряла интерес к магазинам, может, и потому, что на ее миниатюрную фигуру — рост 155 см — практически невозможно что-то подобрать. Разве что в детском отделе…

— Скромные люди обычно не могут за себя постоять, им требуется защита…

— Нет, мама отнюдь не беспомощна! Как-то шли мы с ней по улице — я тогда студенткой была — и вдруг какой-то подвыпивший парень начал было ко мне приставать, за руки хватать. Она резко к нему повернулась, взглянула — и будто молнии из глаз посыпались. «Идешь — и иди!» — тихо говорит, но сколько энергии было в этом посыле! Он послушно развернулся и пошел как загипнотизированный. Вообще-то мама очень сильная женщина.

— Таким сложно найти себе подходящего мужчину. Как вы относились к ее поклонникам? Хотели, чтобы мама еще раз вышла замуж или, наоборот, проявляли детский эгоизм?

— Был эгоизм! Я же собственница. Несмотря на то что я была подростком беспроблемным, крови маминой попила! Ее новое замужество с актером Юрием Соловьем восприняла в штыки. Конечно, я не хотела, чтобы она была одна, но отношения с отчимом не собиралась выстраивать. А жили мы вместе. Как же мы с ним ссорились: от наэлектризованного воздуха можно было прикуривать. Мне было тогда лет тринадцать — переходный возраст. Впрочем, не в нем было дело, конечно, а во мне самой. Я считала, что Юра ни в какое сравнение не идет с моим отцом. Сама не понимала, что творю и как, возможно, это ранит маму. А когда по прошествии лет 10-12 до меня дошло, что их отношения небезоблачны, пальцем не шевельнула, чтобы союз тот спасти. А ведь могла бы, я уже взрослой барышней была, нашла бы слова. Тот ее третий брак стал последним. Первый был еще до папы, короткий студенческий.

— И вот теперь вы сами не замужем. Что говорит ваша мама по этому поводу?

— Она желает мне счастья. Мечтает, чтобы встретился хороший человек и жили бы мы с ним долго и счастливо. (Улыбается.) Но, боюсь, трудновата задачка! Уж больно я разборчива. С такой высокой планкой, как у меня, очень сложно найти мужа. Я в этом смысле точная копия своей мамы. Она никогда не была абы с кем, не считала, что мужчина в доме должен просто быть — как телевизор или тапочки. Ей и мои поклонники редко нравятся. Ко всем придирается, ей невозможно угодить! (Смеется.) И, откровенно говоря, она права. Я, как и мама, могу влюбиться только в личность, а таких мало, к тому же они разобраны. Поймите правильно: мама выражает свое мнение корректно, ненавязчиво. Она никогда не вмешивалась в мои отношения с мужчинами, Боже упаси! Когда я была замужем, вообще избегала комментариев и к зятю относилась с сердечной теплотой.

А когда кто-то из знакомых спрашивает, почему она больше не выходит замуж, мама лишь отшучивается. И я ее понимаю: нужно очень сильно влюбиться, чтобы захотеть изменений в доме, в укладе, в самой жизни. Мама осталась одна, когда ей было уже хорошо за пятьдесят, в таком возрасте сложно приспосабливаться.

— Алиса Бруновна гармонично себя ощущает в одиночестве?

— Я бы не сказала, что ей это нравится. Но оно не связано с отсутствием мужа. Проблема в том, что все любимые друзья мамы уже ушли из жизни, она же всегда дружила с людьми старше себя. Это началось с того момента, когда она влюбилась в моего отца, который был на 16 лет ее старше… И таким же было их окружение.

— Для большинства детей развод родителей — страшная психологическая травма. Как вы пережили расставание мамы с папой?

— Может, это удивительно, но я не увидела в этом трагедии: папа и так не особо активно занимался моим воспитанием и видела я его не очень часто. Родителям удалось разойтись цивилизованно: никаких скандалов, сцен, разборок. Ни разу — ни до развода, ни во время, ни после — я не слышала, чтобы родители вообще друг с другом грубо разговаривали. Новость о расставании преподнесли мне аккуратно. Мама сказала: «Будешь к папе в гости приходить» — вот и все. Отец переехал в другую квартиру, и я частенько к нему забегала. Мы с ним всегда были дружны, я даже училась на его курсе в театральном.

Про развод Фрейндлих и Владимирова писали много, но, как правило, ложь. Мама со мной откровенна, я многое знаю про ее жизнь, в том числе и с отцом. Не так давно в одном вроде бы приличном издании обнаружила, к своему ужасу, якобы интервью мамы. В прямой речи, больше похожей на монолог гопника, с матерными словами рассказывалось, что Игорь Петрович ни одну юбку не пропустил, поэтому «я с ним и развелась». Ну и прочая грязь и вымысел. Мама расстроилась ужасно. Потом газеты запестрели сообщениями, что Фрейндлих лежит с тяжелейшей формой остеопороза и в новом сезоне играть не будет. Больна настолько, что даже не может поиграть со своими внуками-шалопаями. Те, кто писал эту чушь, не удосужились возраст внуков проверить! Слава тебе Господи, мама, читая, только посмеялась.

К счастью, она вовсю играет, гастролирует. Посмотрите, например, спектакль «Уроки танго и любви» — да ее физической форме сорокалетние позавидуют! Мама и про хобби свое давнее не забывает. Осенью то и дело за грибами ездила со мной или с приятельницей. Грибы — ее страсть. Бродит по лесу часами, а потом долго у плиты возится — солит, маринует и варит феноменально вкусный суп. Фантастический! Не раз старалась повторить, но… не получается — у мамы вкуснее. (Смеется.)

Да, моя мама — востребованная актриса, ее любят миллионы людей, но при этом я знаю — она очень и очень одинока. Конечно, я стараюсь проводить с ней как можно больше времени. Мы вместе работаем, отдыхаем, куда-то выезжаем, выходим. И созваниваемся не меньше трех раз в день или эсэмэски друг другу пишем — мама мной обучена. Вообще, мы с ней очень близки, очень. Постоянно друг другу помогаем. Но сердце мое разрывается из-за того, что живет она одна. Поэтому, когда в сентябре моя Аня позвонила моей маме и спросила: «Алиса, можно я немного поживу у тебя?» — я страшно обрадовалась. Институт дочери рядом с маминым домом, так что она могла бы по утрам лишних полчаса поспать. Надеюсь, что рядом с внучкой жизнь мамы заиграет новыми красками. Тем более что она очень живо реагирует на новое поколение, ей с ним интересно.

— Кстати, появление внуков Алиса Бруновна как восприняла? Наверное, в силу занятости не могла им много времени уделять?

— С колясками не бегала, но в процесс сразу включилась. Она, кстати, и на родах моих присутствовала оба раза. Представляете? Я бы на такое вряд ли решилась! Старшего, Никиту, я рожала в Германии.  Делать это в 1990-х годах в России было страшно, вот мы с мамой и решили поехать к подруге. Когда начались схватки, мама отправилась со мной в больницу — проводить. Собралась было уйти, а я, вцепившись ей в руку, спрашиваю: «Ты же не уйдешь?» Она растерялась, но ответила бодро: «Конечно, а как же!» Я рожала очень долго — 36 часов.

А мама страшно нервничала, переживала. В какой-то момент, когда схватки ослабли, врачи отпустили нас домой. Ступайте, говорят, раньше утра все равно не родите! Ну мы и поехали обратно, к той нашей подруге, она, кстати, стала крестной матерью Никиты. Так вот, приезжаем, смотрю — на маме лица нет от волнения за меня. Я предлагаю: «а не перекинуться ли нам в картишки?» У моей мамы, помимо грибов, есть  тайная страсть — кинг, женский преферанс. Это такая бесконечно длинная игра — я, признаться, за это ее не слишком жалую. И мы втроем рубились часа четыре. (Смеется.) Причем схватки у меня продолжались. Отпустит — дальше играем. А утром поехали в роддом. Когда меня положили на родильный стол, мама, бледная, по стеночке сползла — и сидела на корточках, дрожа, совершенно запуганная. Пришла в себя, только когда ей Никиту показали. А когда я рожала Аню, уже в Петербурге, мама сама вызвалась меня сопровождать и вела себя спокойнее­.

Бабушка из нее получилась очень хорошая. Сколько новогодних костюмчиков она сшила! Я, в отличие от нее, с иголкой не дружу. Другая бы сказала: «у меня творчество, а вы мне предлагаете костюм шить!» А мама — нет. Только спросит: когда надо? Хоть всю ночь провозится, но обещанный наряд будет готов в срок. Она и мне в школьные годы помогала. Задают, к примеру, на уроке труда сшить трусы мужские семейные или пижаму. А у меня не получается! Мама садится за машинку и аккуратно, будто заправская портниха, шьет. В ней же немецкая кровь, она страшно педантична­!

А еще мама играла с внуками вместо меня. Мне легче их накормить, погулять, в музей сводить. А Алиса придет, сядет прямо на пол и давай кукольный театр показывать! Или все вместе дружно клеят из бумаги шляпу волшебника или меч. Дети в полном восторге! Мама всегда в курсе наших семейных дел, мы для нее на первом месте после театра. Когда Никита надумал поступать в театральный, она взялась его готовить. В итоге он поступил во все московские театральные вузы. Выбрал Щукинское, но тут не стало его отца (Сергей Тарасов, бывший муж Варвары и бывший вице-губернатор Санкт-Петербурга, осенью 2009 года погиб при крушении поезда «Невский экспресс». — Прим. «ТН»). И Никита учебу бросил, вернулся в Петербург. От шока отходил полтора года и вот в этом году снова сдал экзамены в школу-студию. Мама — самый главный мой друг, ей важно все, что происходит со мной, с детьми. Она погружается в наши проблемы с головой, но при этом никогда не давит. Может сделать замечание, когда ей кажется, что какая-то вещь лежит не на месте. А мы-то уверены, что полный порядок!

— Алиса Бруновна переживает, что вы очень мало работаете по профессии?

— Она со мной, наверное, подустала. Я не проблемный ребенок, но непослушный, все делаю по-своему. Она всегда хотела, чтобы я снималась в кино. А я выискивала причины, чтобы этого избежать, — боялась сравнения с мамой.

Вот меня и кидало из стороны в сторону: окончила институт, поснималась в кино. К сожалению, в 1990-е годы кинематограф переживал трудные вре­­мена. Я успела сняться в хорошем фильме у сильного режиссера Леонида Нечаева в сказке «Не покидай…». Но вскоре осела дома с детьми… Они подросли, я отправилась работать на телевидение… Отец хотел, чтобы я пришла к нему в театр. Но этого я не перенесла бы точно: говорили бы — роли получает, потому что дочка! Папа обиделся, его задело, что я ослушалась, у нас даже отношения испортились. И в другой театр вход мне был заказан: папа не простил бы никогда. Так что актерская судьба у меня не самая счастливая, но мама смирилась. Довольна тем, что и из профес­­сии я окончательно не ушла, и своим бизнесом занялась — открыла с подружкой на пару студию маникюра. Сейчас играю с мамой в двух спектаклях: «Лето одного года» и «Уроки танго и любви». Мастерство приходит с опытом, а у меня его кот наплакал. Мама сама меня за руку по сцене водила и учила: «Лови свет мордочкой… Не ходи по сцене гуськом — то есть параллельно с партнером… Неточное ударение во фразе меняет ее смысл…» Такие мастер-классы дорогого стоят!

— Алиса Бруновна часто от вас слышит: «Мама, я тебя люблю»?

— Ой, такие признания мне даются очень трудно, я сдержанный человек. Понимаю, что просто обязана говорить маме, как безумно ее люблю, потому что это правда. Но молчу как партизан. И ей, видимо, этих моих слов не хватает, поэтому, бывает, она спрашивает с улыбкой: «Варька, а ты меня любишь?» Ох, если бы мои дети любили меня так же неистово, как я свою маму… Ну хотя бы вполовину… (Смеется.)

---

Варвара Владимирова

Когда и где родилась: 13 марта 1968 года в Ленинграде в семье Алисы Фрейндлих и режиссера Игоря Владимирова

Знак зодиака: Рыбы

Семья: дети — Никита (19 лет), студент Школы-студии МХАТ, Анна (17 лет), студентка Санкт-Петербургского государственного инженерно-экономического университета

Образование: окончила актерский факультет ЛГИТМиКа

Карьера: снималась в фильмах: «Лишний билет» (1983), «Не покидай…» (1989), «Без обратного адреса» (1994), «Вовочка» (2002, 2003), «Женская логика-4» (2004), «Подлинная история поручика Ржевского» (2005). Играет вместе с Алисой Фрейндлих в спектаклях «Лето одного года», «Уроки танго и любви»

Вкусы: еда — «вредная»: жареная картошка и пышки, «полезная»: рыба; напиток — клюквенный морс; алкоголь — вино; авто — BMW