Сергей Лазарев: боюсь потерять то, что заработал своим трудом

—Сергей, я давно не встречал вас в компании Леры. А каких-нибудь полгода назад вы везде появлялись вместе — и на светских мероприятиях, и на отдыхе…

— Понимаете, мы оба стали заложниками ситуации. И возникли серьезные причины для того, чтобы закрыться от широкой публики. Думаю, конечно, сами виноваты. Хотелось делиться тем, что мы переживаем. Ну и переборщили, видимо.

Со временем публикации стали появляться без нашего участия и ведома. Журналисты лепили версии о том, что происходит между нами, строили предположения, когда же мы поженимся и будет ли свадьба вообще. Печатали наши «ответы» на их вопросы… В прошлом году Ксения Собчак на церемонии вручения Премии Муз-ТВ вдруг пошутила: «Если вы сами не идете в ЗАГС, мы вас сейчас поженим». Протянула нам какие-то кольца: «Обменяйтесь!» Мы подыграли — потому что ясно же, что шутка. А потом пошли материалы о том, что мы поженились. Больше вместе мы не даем интервью и почти не появляемся на публике. И это стало предлогом для прессы писать о том, что мы расстались.

— Так вы все-таки вместе?

— Все у нас в порядке. Просто теперь мы не акцентируем внимание общественности на наших отношениях.

— Думаете вновь с Лерой о ребенке?

— Мечты о детях у меня уже давно. Ребенок — то, что дается свыше. Мама терпеливо ждет, но постоянно спрашивает: «Когда же я понянчусь с твоими детьми?!» (Смеется.) Дочь моего брата Алина выросла, ей 8 лет. А маме хочется маленьких внуков. Но пока Алинка заменяет мне дочку. В нашей семье дяди и тети всегда принимали самое активное участие в жизни племянников. Мамин брат и его жена, например, нянчились со мной. Алинке немного не повезло, что я известный. Может, она и не прочь бы лишний раз похвастаться родством со мной в школе, но мы ее воспитываем: «Надо и самой в жизни чего-то достичь, добиться. Чтобы тебя уважали за то, что ты Алина Лазарева, а не просто племянница известного певца!» В свое время даже не стали отдавать ее в школу, где я учился. Для ребенка тяжело психологически оставаться в тени известного родственника. Я это на себе немного прочувствовал. Мы с братом, который старше меня на 5 лет, учились в одной школе. Он занимался танцами, я — вокалом. Вот мне и приводили его в пример: «Брат у тебя и танцует хорошо, и учится. Все успевает. Такой талантливый!» А мне было немного обидно: я же тоже старался.

— Алина вас чем-то удивляет?

— Тем, что совершенно взрослый человек. Очень добрая, открытая и позитивная. Все-то понимает, все знает. (Смеется.) С 6 лет поет мои английские песни. Правда, учить язык сейчас немного ленится, но я стараюсь ей внушить, что это здорово, пригодится в жизни. Она разбирается лучше меня в технике, компьютерах. Легко осваивает какие-то новинки. Такая упертая! Это у нее от нас, Лазаревых.

В первом классе меня посадили за парту с одной девочкой. Не помню уже, за что я ее, несчастную, так невзлюбил. Не понравилась она мне — и сидеть с ней я не хотел, сколько меня ни заставляли. Просто стоял возле парты, повторяя: «Не хочу я с ней сидеть, не хочу и не буду!» И добился своего: учительнице оказалось проще меня пересадить. Так что я упертый баран. (Смеется.) Овен же по гороскопу. Нас, если мы в чем-то уверены, переубедить почти невозможно!

Сергей Лазарев, интересные факты из личной жизни >>>

— Помню, как в одном интервью вы заявили: «Ко мне пришло убеждение в собственной правоте». Звучит довольно самоуверенно…

— Зато правда. В определенный момент я стал абсолютно самостоятельным. Я завишу только от себя и сам себе хозяин. В последние годы понял, что надо самому выбирать, как жить. Подстраиваться под кого-то, делать так, как хотят другие, не могу и не хочу. Сам знаю, в каком направлении двигаться. Я независимый артист, никому ничего не должен. Сам зарабатываю и финансирую себя. И мне абсолютно неинтересны непрофессиональные мнения людей, которые считают возможным критиковать мое творчество. Хотя слышать и анализировать все-таки умею. Хватает ума прислушиваться к советам людей, которых уважаю. И осмысливать свои ошибки я способен. При этом оставляю за собой право отстаивать свое мнение.

— У каждого человека есть страхи. Чего вы боитесь?

— Например, боюсь крови. Когда вижу рану, шарашит как-то внутри. В обморок не упаду, но неприятно становится. Точно так же отношусь к тараканам или жукам разным. Кричать не буду, но осадочек останется. (Смеется.)

А если глобально о стра­хах… Боюсь потерять то, что заработал своим трудом. Нет желания откатываться назад, начинать все с нуля. Я прошел огромный путь, сольная карьера давалась сложно, столько сил вложено! Еще боюсь потерять близких…

Мне вообще не хочется пускать в свою жизнь негатив. Стараюсь о таких моментах забывать, выбрасывать их из головы. Поэтому во всяких разбирательствах я совершенно бесполезен. Мне могут указать: тогда-то ты сделал плохо. А я в ответ припомнить человеку его ошибку не смогу: обиды не коплю.

— Отца, который ушел из семьи, когда вам было 5 лет, тоже простили?

— С папой мы общаемся, созваниваемся. Ни у кого нет никаких претензий. Я прекрасно осознаю, как этот человек для меня важен, благодарен ему за свое появление на свет. Не люблю обсуждать эту тему. Если у вас что-то случается в семье, вы же не идете по всему подъезду, чтобы рассказывать о случившемся соседям? Наоборот, попытаетесь что-то скрыть, чтобы не попасть на язык досужим сплетникам…

— Вы как-то произнесли фразу, которую можно считать афоризмом: «Улыбайтесь: это заставляет людей ломать голову над тем, что же у вас на уме…» Это ваш способ вежливо закрыться от мира? Или так вы располагаете к себе окружающих?

— Я с детства, еще выступая в ансамбле «Непоседы», для себя уяснил: посторонним лучше не знать о твоих проблемах. Что бы ни произошло. От тебя должен исходить только позитив, особенно на сцене. Температура ли у тебя, или собака ногу сломала — неважно. Зритель, у которого тоже полно проблем, пришел отдохнуть — так дай ему эту возможность! Ну и конечно, улыбка обезоруживает. Я бывал доверчив, открывал людям душу, а мне туда прилетал негатив, плевали. И я на­учился в ответ улыбаться. Тогда тебя не трогает негативная энергетика. Она будто возвращается к обидчику. Вот почему я могу сказать, как Мюнхгаузен в фильме Марка Захарова: «Улыбайтесь, господа! Улыбайтесь!» К тому же поводов для смеха в жизни достаточно.

— Любопытно, что и ваш день рождения приходится на 1 апреля. Как отметили в этот раз?

— Бурно и празднично. (Смеется.) Специально для этого снял один московский караоке-клуб. Позвал только близких друзей и родных — человек 35. Мы веселились, танцевали, пели с шести вечера и до трех ночи. Подарков приятных было много. Преподнесли профессиональный фотоаппарат, о котором я давно мечтал. Я люблю фотографировать, и, знаете ли, неплохо получается. Мой директор пригласил художников-шаржистов. И они рисовали забавные карикатуры на гостей. Правда, на меня в итоге не смогли. Я так был занят гостями, что даже на пару минут не смог присесть и попозировать… Все было тепло и по-домашнему. В следующем году, наверное, такое не получится. У меня ведь юбилей — 30 лет! И я уже задумал подготовить к этой дате сольный концерт­.

Сергей Лазарев, альбомы исполнителя >>>

— Человек, который появился на свет в День смеха, видимо, всегда готов к розыгрышам, верно­?

— Меня на самом деле никому не удается разыграть, я не поддаюсь на провокации. Друзья и не пытаются. Но одна история, когда у них получилось, все-таки есть.

Несколько месяцев назад я был в Киеве на съемках одной телепрограммы. В день отъезда мы с директором Михаилом вышли из гостиницы, сели в предоставленную организаторами машину и отправились в аэропорт. В дороге водитель вел себя неадекватно: остановился у обочины, чтобы купить себе горячий кофе, погнался с битой в руках за какими-то детьми, которые его поддразнили. Мы ему кричим: «Слушай, давай трогаться, как бы в аэропорт не опоздать!» Поехали дальше. И тут он взял и подрезал черный «порше», в котором сидели четыре амбала. Те разозлились, прижали нас к обочине, вышли разбираться. Схватили нашего водителя и привязали к дереву. Один из четверых, с цветком на пиджаке, сел к нам в машину. Оказалось, ребята ехали на свадьбу, а он — жених. Мы его уговариваем: мол, да, водитель странный, но не нужно его убивать! Тут белый лимузин подъезжает — из него невеста выскакивает. Она к нам в машину влезла: «Что происходит? Зачем остановились? Это плохая примета!» Узнала меня, заулыбалась. Говорит: «Садитесь в мою машину, я вас в аэропорт подброшу!» Мы согласились. Налили шампанское, я тост сказал за молодых. Едем, смеемся над произошедшим. Вдруг машина останавливается у ресторана. Толпа, гармошки, цыгане песни поют. Я выхожу, меня обступают. «Вот он, наш женишок дорогой!» — кричат они. Пытаюсь оправдаться: «Да я не жених!» Бесполезно. Толкают к невесте, кричат: «Горько!» Тут жених взбешенный подбегает, рубашку на себе яростно рвет! А на груди надпись: «Вас разыграла программа «Вечерний Киев». Я чуть с ума не сошел. Так хохотал! У меня ведь ни тени сомнения не возникло. Отличные оказались актеры! (Смеется.)

— Кстати, об актерстве… Вы пели с самого детства. Почему же, окончив школу, предпочли театральный вуз, а не музыкальный?

— Я долго был уверен, что пойду в Музыкальное училище имени Гнесиных. В этом стремлении меня очень поддерживала и руководительница «Непосед» Елена Пинджоян. Но потом пообщался со старшими девчонками, выпускницами «Непосед» — студентками «Гнесинки». Они пожаловались, что их там «ломают», пытаются переделать манеру пения. Я понял, что мне это не подходит. И решил поступать в театральные вузы. Я окончил Школу-студию МХАТ, о чем ни минуты не жалею. Теперь могу заниматься и эстрадой, и театром. Сам планирую время на то и на другое. Последние полтора ме­­­­ся­­­ца, например, кон­­­­цертов не давал — полностью погрузился в работу над новым театральным проек­том. В спектакле «Одолжите тенора!» в Театре имени Пушкина я играю уже семь лет. Мы с главным режиссером Евгением Писаревым давно искали что-то новенькое для меня. Наконец отыскалась почти неизвестная комедия Марка Твена «Таланты и покойники». Идея в том, что люди начинают ценить других людей только после их смерти. Этим решают воспользоваться молодые художники. Один из них прикидывается внезапно почившим — в надежде, что удастся продать его картины подороже. Фраза, которую мы не раз произносим со сцены: «Чем более художник мертв, тем дороже он стоит».

— Я видел афишу — на ней вы и в мужском, и в женском обличье…

— А я и играю две роли! (Смеется.) Точнее, изначально художника Милле, который «умирает». Но события разворачиваются так, что ему придется перевоплотиться в женщину. Такого у меня еще не было! Здесь главное — не зайти за тонкую грань, после которой начинается пошлость и кривляние. Я хочу, чтобы зрители видели во мне не переодетого Сергея Лазарева, а женщину, которая вызывает живые чувства. Этот образ собирательный. Что-то подсмотрел у мамы — какие-то гримаски, интонации… Что-то от Леры и из наблюдений за тем, как женщины играют с волосами, жестикулируют, ходят…

— В одном из интервью о предстоящей премь­ере спектакля Евгений Писарев сказал, что эта роль для вас является «прощанием с мальчишеской юностью». Он прав?

— Думаю, да. Идет время, я взрослею. Мне все тяжелее играть того же «тенора». Я из этого образа еще не вырос, но вот-вот упрусь в потолок. Чувствую, что перехожу в другое амплуа: из мальчика превращаюсь в мужчину. Так что «Таланты и покойники» — наверное, последний для меня спектакль в таком веселом, фарсовом жанре.

— Ваш спектакль немного и о смерти, пусть и фарсовой, но все же. Верите в жизнь после жизни?

— Хочется верить: что-то там нас ждет… Если же убедить себя в том, что здесь финальная стадия и больше ничего не будет, а зачем тогда все это здесь, ради чего? Хочется надеяться, что наша жизнь на земле — испытание, которое мы проходим ради чего-то. Но рассуж­дать на эту тему сложно, потому что как только ты начинаешь копать, вступает разум — и возникают внутренние противоречия.

— А вообще вы верующий человек?

— Да. Но не могу сказать, что воцерковленный: посты не соблюдаю, каждый день в церковь не хожу. Вера для меня — не церкви и не священно­служители. Это где-то внутри.

Знаете, когда окунаешься в шоу-бизнес, начинаешь понимать, как все работает: видишь столько наносного, поверхностного… Я верю в хорошее, позитивное, в серьезную движущую силу. Именно ее я называю для себя Богом. Когда прошу о том, чтобы сбылся мой замысел, сам не осознаю, кому адресую свое послание. Всевышнему? В космос? Но я всегда очень четко знаю, чего прошу. И это всегда сбывается. С Божьей, наверное, помощью.

— «Если проигрывать, то достойно, и извлекать из этого положительные уроки на будущее» — фраза тоже принадлежит вам. Что вы называете проигрышем?

— У любого артиста бывают свои взлеты и падения. Не могу сказать, что были у меня сильные неудачи, но, конечно, какие-то разочарования случались. Иногда то, что задумал воплотить на сцене или при записи песни, срывается­…

Помню, в декабре прошлого года я слишком часто участвовал в корпоративных концертах: по три мероприятия в день. И вот работаю на последнем — чувствую, голос мой осип. Это серьезная нагрузка для связок, я же всегда пою вживую. Может, зритель и не заметил, не знаю, но мне было очень стыдно. Кое-как доработал до конца, где-то пришлось просто проговаривать текст. И в следующие дни дал себе отдохнуть, чтобы больше не позориться. Связкам нужно отдыхать­.

— Сергей, успешный артист — это чаще всего одиночество. Не пугает ли вас подобная перспектива?

— Мне, слава Богу, в этом плане повезло. Мое окружение — творческие люди, они живут тем же, чем и я. Поэтому мне не одиноко. Какое же это одиночество, если выходишь на сцену и видишь тысячи людей, пришедших на встречу именно с тобой?!

В ноябре прошлого года состоялся мой первый большой сольный концерт в Москве — «Бие­­ние сердца». Я шел к этому целых 7 лет! Мож­­но сказать, ежедневно все это время готовился, работал над номерами с западными хореографами и музыкантами. Специально для шоу сшили дорогие костюмы. Накануне концерта мы репетировали день и ночь, вся моя команда переживала, нервничала. И вот последняя песня двухчасовой программы «Feelin’ High» («Мне очень хорошо»). Я под каждым ее словом готов подписаться! Да что там, я словно о себе пел. В переводе это звучит так:

Никто никогда не будет

указывать мне, что делать.


Я просто хочу жить той

жизнью, которую выбрал сам.

В своем мире я сам

придумываю все правила.


Если я так сказал, значит,

именно так и поступлю.

Допел. Стою на сцене, зрители аплодируют, кричат: «Молодец!» Ощущение радости так переполняло, что неожиданно для себя почувствовал, что на глаза набежали слезы. У девчонок, стоящих у сцены в танцзоне, тоже глаза заблестели. Я не вижу лиц людей, сидящих дальше, в партере, но знаю: где-то там моя мама. Сколько она переживала за меня, обижалась, что мы редко видимся, потому что я все время на репетициях, на концертах… И я крикнул в микрофон: «Мама, ты гордишься мной?! Это все для тебя!» И зал зааплодировал еще громче.

В тот момент я и подумал, что последние 7 лет жил совершенно правильно — ради этой минуты…