Максим Никулин: «Папа гонялся за клоуном Карандашом вокруг цирка с топором в руках»

Корреспонденты «ТН» беседовали с генеральным директором и художественным руководителем Цирка на Цветном бульваре в подведомственном ему заведении. Том самом, что носит имя его отца, многие годы возглавлявшего старейший московский цирк, — непревзойденного клоуна, неповторимого артиста и уникального рассказчика Юрия Владимировича Никулина. До сих пор любимого народом, хотя с того дня, когда он покинул этот мир, прошло уже два десятилетия.

— Максим Юрьевич, если попросить вас охарактеризовать Юрия Владимировича несколькими эпитетами, какие вы выбрали бы?

— А мне одного хватит. Есть одно забытое понятие — благородство. Оно включает в себя комплекс положительных качеств: честность, порядочность, искренность, самоотверженность, доброта, любовь… То, чего сейчас остро не хватает всем нам. Так вот, отец был буквально «набит» этими дефицитными качествами. Более благородного человека — не по родству, а по состоянию души — я в своей жизни не встречал. Он обладал уникальным свойством, я называю его квазиискренностью – это абсолютное отсутствие второго плана. Всегда и со всеми Ю. В. был настоящий. Никогда не подстраивался под собеседника. С президентом страны, с министром, с шофером, со мной, с внуками, с дворниками он говорил одним и тем же языком.

— У него было много друзей?

— Товарищей, коллег, приятелей — огромное количество, а вот друзей мало. Очень близким другом был Марат Вайнтрауб — юрист, с которым они практически всю войну прошли вместе. Он был свидетелем на свадьбе моих родителей, а через год женился на маминой сестре. Таким образом они стали не только друзьями, но и родственниками. И мы все вместе — с бабушками, их семьями, детьми — жили в коммуналке в одном из переулков Арбата. «Колхоз «Гигант» было написано на нашей входной двери, потому что там – в пяти комнатах – только нас проживало 18 человек, а еще и соседи. При этом все отлично уживались, помогали друг другу, не было ни ссор, ни конфликтов.

Юрий Владимирович и Максим на отдыхе (1960-е). Фото: Из личного архива Максима Никулина

— Неужели Юрий Никулин не мог выхлопотать себе более комфортные условия? Вряд ли ему отказали бы.

— Когда отцу выпадала возможность заняться хлопотами по поводу новой квартиры, он их игнорировал. С одной стороны, ему жалко было уезжать от дружной компании родных. Ну а с другой — папа говорил: «А зачем нам? Мы же все время в разъездах, сюда приезжаем максимум на месяц». В итоге наша семья получила отдельное жилье практически насильно. Когда отец в очередной раз пошел решать квартирный вопрос для кого-то из артистов цирка, председатель Мосгорисполкома – Промыслов, кажется, тогда был – поинтересовался: «А у вас-то самого как обстоят дела с жилплощадью?» «Все в порядке, — бодро ответил отец, — отлично живу в коммуналке». Тот, понизив голос, сказал: «Товарищ Никулин, вы что — идиот?! Стольким людям помогли, а сами ютитесь чер-те как! Немедленно берите бумагу и пишите заявление — для себя. Прямо сейчас, здесь, при мне, пишите!» Вот таким образом мы и получили квартиру. Я тогда учился в 9-м классе.

На эту же тему показательную историю рассказывал Алексей Юрьевич Герман. Часть съемок картины «Двадцать дней без войны» проходила в Ташкенте, и процесс шел крайне тяжело – было очень много организационных проблем. Наконец благодаря авторитету Константина Михайловича Симонова, автора сценария, Герману удалось попасть на аудиенцию к самому Рашидову, первому секретарю ЦК Компартии Узбекистана. Для весомости режиссер взял с собой Никулина – все-таки известный артист, в картине главную роль играет. Едва они расселись за столом в кабинете всемогущего руководителя республики, отец стал просить квартиру для какого-то клоуна-инвалида, проживающего в Ташкенте. Герман был в ужасе – ему нужно выпрашивать для съемки железнодорожные вагоны, разрешение на перестройку путей, изменение движения поездов… Но вместо того чтобы получить поддержку от знаменитого артиста, он вынужден выслушивать слезную историю об обездоленном клоуне. Герман под столом пинал отца ногой, подмигивал ему, пытался перебить – бесполезно. Папа гнул свое. Выйдя из кабинета, режиссер возмущался: «Юра, что же вы творите, как вам не стыдно?! У нас ведь съемки срываются!» На что отец сказал – я цитирую Германа: «Ты такой крепкий бугай, все равно всего добьешься — и вагоны получишь, и дороги. А кто поможет старому клоуну?» Вот такой он был.

Признаюсь, долгое время меня обижало, что отец постоянно просит за каких-то чужих людей, их детей, а за меня – нет, вроде как задвигая меня на задний план. Но с годами стал осознавать, что его любовь ко мне безмерна. И поступал он так не от невнимания к родному сыну, а просто в силу того, что я все время рядом и, мол, в случае чего мне всегда успеется помочь, а тем людям нужно немедленно оказать поддержку. Когда я это для себя разложил, сразу успокоился. А вообще, когда отец дорывался до меня, мы проводили вместе очень много времени: он сочинял мне рассказы, рисовал диафильмы, мы ходили на демонстрации, гуляли по Москве, папа показывал, где раньше жил, рассказывал о своем детстве.

Никулин с коллегами — клоунами Карандашом и Михаилом Шуйдиным. Фото: Из личного архива Максима Никулина

— В школу к вам приходил?

— Я был, мягко говоря, не самым прилежным учеником, и в основном туда ходила отдуваться бабушка. Изредка мама, когда бывала в Москве. А папа никогда. Принципиально, даже в редкие паузы между гастролями. Но единственный раз все-таки зашел — на выпускной вечер. По моей просьбе. Дело в том, что нам, выпускникам, разрешили отмечать знаменательное событие с вином, хотя официально это было запрещено. И тут выяснилось, что в нашу школу направляется комиссия из РОНО. Директриса в связи с этим впала в предынфарктное состояние, завуч побелела как стена… Вот тут я и обратился к отцу. Он тут же приехал, встретил комиссию, увел их в пионерскую комнату и… Собственно, на этом все закончилось. Расходилось начальство оттуда очень веселым.

Честно скажу, воспитанием моим папа совсем не занимался, да и мама эпизодически. Но, несмотря на их постоянные отъезды, у меня не было комплекса брошенного ребенка. Оставаясь с бабушкой, я с раннего детства понимал, что у родителей такая работа. И потом, они все время передавали с оказией посылки, письма слали, отец рисовал мне забавные комиксы, картинки… Да и звонили постоянно, умудрялись даже из Америки и из Японии, хотя это стоило сумасшедших денег.

— В заграничной «упаковке» вы среди сверстников считались крутым?

— Не сказал бы. Нас же в семье было трое детей — троюродного родства, два брата и сестра, так что все подарки, привозимые родителями, автоматом дробились на троих. И откровенно говоря, особого достатка в семье не было. Прекрасно помню, как перед приходом знакомых папа с мамой покупали вино, сливали его в кастрюлю, потом шли сдавать бутылки и на вырученные деньги отоваривались плавлеными сырками — надо же было им с гостями чем-то закусывать. По стаканам вино разливали поварешкой.

И ведь никого это тогда не цепляло. Совсем по-другому жили люди, во многом чище, чем сегодня. Машину отец купил, когда мне было уже лет восемь. Это произошло благодаря съемкам у Эльдара Александровича Рязанова в фильме «Берегись автомобиля». Поскольку водить машину папа не умел, с утра приходил инструктор с «Мосфильма» и учил его вождению – вместе с примкнувшей мамой. Так, вдвоем, они и получили права. Потом и машина появилась. Долго она у нас была, лет 15, пожалуй. Приканчивал ее уже я, будучи студентом.

— Родители мирно жили?

— Разногласия, споры у них случались, точки зрения могли не совпадать, но не ссорились никогда. Жили в любви и нежности и были неразрывны – какое-то фантастическое совпадение. Причем оба с потрясающим чувством юмора и уникальным мастерством рассказчика. Когда они рассказывали что-то вдвоем, окружающие буквально задыхались от хохота. Они же разыгрывали истории, интерпретируя их в анекдоты.

С Людмилой Гурченко в фильме «Двадцать дней без войны» (1976). Фото: Global Look Press

— Долго родители приглядывались друг к другу, прежде чем отправиться в ЗАГС?

— Достаточно быстро. Период между знакомством и свадьбой продлился меньше года. Поженились родители в 1950 году. Мама была студенткой Тимирязевской академии, училась на факультете декоративного цветоводства, потому что обожала цветы. В это время отец готовил с партнером, Михаилом Шуйдиным, клоунаду, а в репризу нужен был мальчишка. И папа предложил: «Давай Таньку возьмем: она худенькая, с короткой стрижкой, — загримируем ее, и будет отлично». Не получив возражения, пошел к главному режиссеру цирка. Марк Соломонович Местечкин, ознакомившись с идеей, сказал: «Ладно, попробуй, но принимать номер я буду всерьез».

В общем, родители начали репетировать. Происходило это на даче. Чтобы никто не видел, уходили в лес, папа выкладывал там из шишек 13-метровый манеж, и в этом цирковом кругу они разводили мизансцены. С той поры мама навсегда связала свою жизнь с цирком – много лет выступала вместе с отцом на арене, а после его смерти стала работать консультантом по творческим вопросам.

— Родители, наверное, были гостеприимными людьми?

— Еще бы! А что за люди к нам приходили! Сегодня о них говорят с придыханием, а для меня это были дяди и тети: тетя Белла Ахмадулина, дядя Булат Окуджава, дядя Витя Некрасов, дядя Женя Урбанский… Когда он пел под гитару, у нашего дома стены дрожали. Хорошо, что они в пять кирпичей толщиной были, а то соседи поубивали бы всех.

А какие потрясающе интересные разговоры, споры, обсуждения происходили на этих застольях! Невероятный был кураж — оттепель, свобода! Для нас с братом самым большим счастьем было, когда о нас забывали. Взрослые начинали куролесить часов в 11 вечера, заканчивали к утру, а мы незаметно забирались под стол и сидели там тихо, завороженно слушая их разговоры. Среди ночи вдруг кто-то спохватывался: «Как, дети не спят?! А ну марш в кровати, быстро!»

— На таких посиделках отец ваш был слушателем или заводилой?

— Безусловным лидером. При этом ни малейшего усилия к этому не прилагая. Это тоже уникальный его дар. Никаких секретных приемов психологического воздействия у папы не было, а все равно, едва он появлялся, все сразу собирались вокруг него. Вот мы с Гришей Гориным вспоминали историю с «Белым попугаем». Передача уже шла, и отца однажды пригласили в ней поучаствовать. А дальше… Я перескажу со слов Гриши: «Едва Никулин вошел, сразу стал там главным, и все перестали понимать, как вообще это раньше существовало без него. И когда его не стало, я был убежден, что передачу надо закрывать, потому что из нее выпал стержень. То есть мы по-прежнему собирались на съемках, сидели за столами, но ничегошеньки выдавить из себя не могли. Ушел человек, который объединял всех». Это действительно загадка: чем, как отец умел завораживать людей? Непонятно.

— Юрий Владимирович так блистательно играл выпивох, а в жизни он любил выпить?

— Любил, нравилось ему посидеть за столом под рюмочку. Пил только водку. Я пытался приобщить его к виски – нет, не поддался. Но должен сказать, отец никогда не напивался. Пьяным я вообще его не видел, а выпившим — три раза. Первый — это они с Булатом Окуджавой перебрали с горя. Тогда Булатика провалили на его первом концерте в Политехническом музее — травля была организована. Перед специально подогнанной комсомольской публикой поставили задачу освистать его, оплевать, что и было с блеском проделано. И вот отец у нас дома в достаточно нецензурных лексических конструкциях доказывал поникшему Окуджаве, что он гений, а все те – кретины и уроды.

В другой раз, помню, отец пришел очень сильно выпившим с Евгением Евтушенко. Под утро. На этот раз набрались на радостях — в ВТО, единственном ресторане, который работал в Москве ночью. Пока они всю ночь там квасили, дядя Женя каждые пять минут бегал к телефону-автомату и звонил в редакцию газеты «Правда». Дело в том, что в утреннем номере должен был выйти большой отрывок из поэмы «Бабий Яр», что означало бы признание Евтушенко как советского поэта. И каждый раз он возвращался понурый, потому что редакторы, корректоры бесконечно требовали правок. Он матерился, что-то переправлял, пил и опять шел звонить… Но утром они явились победителями — со свежим номером «Правды». Тут же собрали народ и всем миром стали отмечать событие.
А третий раз папа прибыл домой «хорошеньким», кажется, из Министерства культуры, с банкета, когда ему присвоили первое звание – заслуженного артиста РСФСР.

Юрий Никулин с женой Татьяной (1963). Фото: ТАСС

— А вы вместе с отцом садились за бутылочкой поговорить о жизни?

— Нет, не было в семье заведено вести разговоры за жизнь. Какие-то текущие дела — да, обсуждались. И в основном в период, когда мы с папой вместе работали. Честно говоря, за эти четыре года мы невероятно сблизились. Общаться стали гораздо чаще, и я очень многое переосмыслил, понял про отца. Вот тогда, в цирке, бывало, мы посиживали за рюмочкой. Допустим, работаю я у себя в кабинете, раздается звонок по внутреннему телефону – в трубке строго официальный голос отца: «Максим Юрьевич, зайдите ко мне!» Захожу. У него на столе — какой-нибудь салатик, рыбка, огурчики, бутылка водки, две рюмки. Говорит: «День сегодня тяжелый был. Давай по чуть-чуть накатим и по домам — отдыхать».

— По улице вместе пройтись с Юрием Владимировичем, наверное, невозможно было — популярность-то сумасшедшая. Интересно, как он реагировал на внимание к своей персоне?

— Его действительно бесконечно останавливали, и это было тяжеловато. Любопытно, что помимо обычных людей отца обожали алкаши и глубоко уважали элементы криминальные. Мне рассказывали, что между алкоголиками гуляли святочные рассказы о том, как Никулин с удовольствием каждому встречному раздает по трешке или же радостно идет пьянствовать вместе с ними. Поэтому цепляли отца постоянно. Тем для разговора обычно было две: «Пойдем, выпьем!» или «Дай денег!» Соответственно, у него было отработано две модели отмазок. Когда просили денег, он говорил: «Ребят, рад бы, но поверьте — жена забирает. Все до копейки!» Реакция всегда следовала одна и та же: «Неужто и твоя тоже?! И у меня такая же змея! У-у-у, суки… Ну ладно, извиняй тогда». А когда звали на троих, папа печально констатировал, подкрепляя соответствующей жестикуляцией: «Ребят, я в завязке». Это безотказно вызывало сочувственное понимание: «О-о-о, вот оно что. Ну тогда понятно, бывает. Держись!»

— А про криминальный народ откуда вы знали, вряд ли же они представлялись?

— Еще как! Подходили на улице и прямо говорили. Помню, один сказал: «Ты вот воришек играешь, а сам воровать-то не умеешь. Хочешь, я тебя научу? Пойдем вместе — возьмем квартиру!» Отец интересуется: «А поймают если?» — «Так я скажу, что артиста обучаю». Незатейливые такие люди… Всякий народ попадался.

Особо ушлые, наслышанные о папиной доверчивости и доброте, даже в цирк прорывались, несмотря на охрану. Сценарий известный, отработанный: детей вперед и затянули жалостливую песню — мол, сами мы не здешние, проездом, паспорт потеряли, денег нет, дайте на билеты, на еду… Отец всегда давал. Всем. Не счесть тех, кому он помогал, совершенно бескорыстно откликаясь на любую просьбу. Увы, среди них было много обманщиков, мошенников, любыми хитростями выманивающих у него деньги или какие-то жизненные льготы.

Однажды я не выдержал, взорвался по поводу одного из таких «страдальцев». «Слушай, — сказал, — ты же видишь, что это жулики. Не в деньгах дело, хрен с ними, в конце концов, но обидно же, что тебя разводят, прости, как последнего лоха. За дурачка считают». Он молча выслушал мою гневную тираду, а потом тихо сказал: «Мальчик, а если это правда?» Говорю же, внутреннее благородство…

— Он мог разгневаться, рассердиться?

— Мог, хотя случалось это крайне редко. Помню, мама рассказывала историю, которая произошла еще до моего рождения. Один раз папа до такой степени поругался со своим тогдашним партнером Карандашом (клоун Михаил Румянцев. – Прим. «ТН»), что погнался за ним с топором в руках. Так и бегали вокруг цирка: маленький Карандаш, а сзади – Никулин, размахивающий колуном. Мама говорила, что испугалась жутко, потому что глаза у отца стали совершенно белые и он буквально не соображал, что творил. Представляете?! В итоге его догнали, скрутили, топор отобрали. Больше, правда, ничего подобного не бывало.
А вообще, папа не выносил глупость, раздражался, когда приходилось общаться с дураками. Возмущался потом: «Как можно не понимать элементарные вещи, он что, совсем кретин?» Так же отец не терпел обмана, предательства от тех, кому доверял. Это воспринимал чрезвычайно серьезно и не прощал. Но что характерно, никогда никого не информировал о таких эпизодах – не сообщал, мол, вот такой-то мерзавец гадость мне сделал. Про месть я вообще молчу, это исключено. Но человека этого из своей жизни вычеркивал. Тот для него просто переставал существовать.

Юрий Никулин с сыном (1976). Фото: Из личного архива Максима Никулина

Расскажу об одном случае. Однажды некто крайне некрасиво обошелся с отцом, а произошло это лет за 15 до того момента, как я пришел работать в цирк. И вот как-то приношу я папе один достаточно перспективный и очень выгодный цирковой проект – можно сказать, лоббирую его. Отец посмотрел, одобрил и вдруг увидел в документе имя того самого человека. Спрашивает: «А этот что здесь делает?!» Я объясняю, что он спонсирует, дает немалые деньги. Отец: «Это исключено!» Пытаюсь убедить: «Да не обращай внимания, тебе же не выпивать с ним, ты и видеть его не будешь». Но Ю. В. сказал как отрезал: «Если он в проекте, меня рядом не будет. И договор не подпишу, и участвовать не стану. С ним — никаких дел!» Уговорить его было невозможно. В принципиальных вопросах жесткость в папе, безусловно, была.

Но при этом, когда надо было кого-то из подчиненных отчитать, сделать внушение, выговор объявить, смотреть на отца было невозможно. Я не выдерживал – выходил из кабинета. Потому что провинившийся человек переживал гораздо меньше отца. Папа смущался, краснел, терял слова, начинал говорить косноязычно, отводил взгляд в сторону, в пол – чуть не со слезами на глазах. Это было жутко смешно.

— Бытует мнение, что цирк, клоунада — это что-то третьестепенное, не зря существует много поговорок с оттенком небрежения: «Что вы клоунов из себя корчите?» или «Цирк тут устраиваете?» Юрию Владимировичу вопросы на эту тему задавали?

— Ну, разные есть идиоты, бывало, спрашивали. Отец на такое отвечал просто: «Цирк — это искусство. Вы его не понимаете, поэтому объяснять вам что-то, доказывать бессмысленно». Он считал, что у человека, не любящего цирк, психологический сдвиг и смысла полемизировать с такими людьми нет.
 
Сам он цирку был предан самоотверженно. А ведь специфика работы цирковых очень своеобразная. Например, был случай, когда мне, 7-летнему, делали сложнейшую операцию по удалению почки, а отец в это время находился на гастролях – выходил на арену, шутил, смешил людей, а в перерывах бежал к телефону, звонил маме в Москву и спрашивал, жив ли я еще. Ситуация на самом деле было очень серьезная: я перенес несколько операций и суммарно провел в больнице четыре месяца. Мама, чтобы иметь возможность быть рядом со мной, устроилась туда нянечкой. И, когда папа дозванивался, рассказывала ему последние новости обо мне. Для людей со стороны это может показаться дикостью, скажут: это же какую силу воли надо иметь, а то и осудят. А в цирке никого этим не удивишь, здесь так принято работать. Цирковые артисты выходят на манеж в любом состоянии — и с температурой под 40 градусов, и травмированные, с новокаиновой блокадой, и с рваными ранами – хищник только что порвал…

Максим Никулин с сыном Юрием (2017). Фото: Global Look Press

— По своим стопам, в артисты отец вас не тянул?

— Эта тема никогда не обсуждалась. Была импровизационная попытка приобщить меня в 8-летнем возрасте к актерскому делу: на съемках «Бриллиантовой руки» мне доверили сыграть мальчика с сачком. Насколько горек и тяжек хлеб актера, я понял на восьмом дубле пинания меня в задницу и кидания в воду Андреем Мироновым. И завязал с этим делом навсегда.

Если серьезно, чтобы заниматься актерской профессией, недостаточно родиться в семье талантливых артистов. У человека должна быть данность и потребность. Ведь настоящие художники, писатели, поэты, артисты творят потому, что не могут без этого жить. Но со мной ничего такого не происходило, не было интереса, не влекло. И, видя это, родители меня ни за руку, ни за уши за собой не тянули.

Когда я оканчивал 10-й класс, семью охватила хоть и скрытая, но серьезная паника, потому что никто, включая меня самого, не знал, куда мне определяться. Моим единственным желанием было, чтобы все отстали и не мешали мне играть на гитаре. И тогда Владимир Шахиджанян, с которым отец в это время писал книжку «Почти серьезно», сказал: «Пускай идет на журфак — получит универсальное гуманитарное образование, а за пять лет учебы как-то оформится и разберется, в какую сторону двигаться дальше». Я пошел, неожиданно в это дело втянулся и до прихода в цирк долго работал в журналистике – в печатных СМИ, на радио, на телевидении.

— Свои бесподобные анекдоты Юрий Владимирович отрабатывал на близких?

— А как же! Кстати, на вопрос: «Какой ваш любимый анекдот?» — всегда отвечал: «Свежий». Так вот, когда папа слышал новый анекдот, первым делом рассказывал его нам с мамой. Потом доставал записную книжку и начинал обзванивать друзей. На 50-м звонке мы уже не смеялись. На 108-м мама не выдерживала: «Юр, хватит, мы уже не можем это слушать».
 
Но совсем покой мы потеряли, когда в начале перестройки Виталий Коротич, главный редактор перестроечного «Огонька», предложил отцу написать книжку анекдотов. Когда отец занялся подготовкой этой большой книги, он нас с мамой просто изводил. Дело в том, что, собирая анекдоты – а коллекционировать их папа начал еще в юности, — он часто записывал самое смешное: по финалу, по какой-то ключевой фразе. А поскольку с годами количество их стало неисчислимым, некоторые, естественно, забывались. И вот он сидел на даче, рассматривал эти свои листочки, пытался вспомнить и, если не удавалось, жутко злился. Жили мы тогда отдельно, так он мог позвонить мне в два часа ночи и спросить: «Слушай, сынок, а что это был за анекдот, помнишь, кончался фразой: «Ну что, б… зеленая, отплавался?» А я спросонья вообще ничего не мог сообразить. «Чего-о-о?» — спрашиваю в полном обалдении. Он говорит: «Ну смешной же был, раз я записал, а никто не помнит, с чего он начинается…»

— Когда я пришел работать в цирк, мы с отцом невероятно сблизились. Я многое понял про него. Фото: Из личного архива Максима Никулина

— Максим Юрьевич, сколько продолжателей рода Никулиных?

— Так сложилось, что в отличие от своих родителей я сумел обрести семейную устойчивость только с третьей попытки. Кстати, отец не осуждал меня за это, не упрекал, всех моих спутниц принимал, опекал и, что называется, брал под свое крыло. В первом браке у меня детей не было, и он пару лет спустя естественным образом распался сам собой. Глупо было жениться в 18 лет на девчонке из школьной компании.

Со второй семьей было сложнее, потому что там дочка родилась – Маша. Когда мы с женой сложно разводились, ей было 3 года. Теперь она врач, сама уже мать двоих детей – 4-летней Викишен (Виктория) и 2-летней Валентинки. Живут они в Германии, поэтому видимся нечасто.

А с третьей моей женой мы вместе почти 35 лет. Сейчас Маша уже не работает, а раньше успешно занималась туристическим бизнесом – возглавляла крупную компанию. У нас два сына, оба окончили Школу-студию МХАТ, оба работают со мной в цирке. Старший, Юрий, заведует отделом спецпроектов, куда входит все, включая рекламу, пиар и маркетинг. Максим – заместитель руководителя зарубежного гастрольного отдела. У Юры и жены его Насти — двое детей: Стасику 8 лет, Сонечке – 2,5 года. А Максим с супругой Таней месяц назад подарили нам еще одну внучку – Анечку. Таким образом, если подытожить, то ответ на ваш вопрос таков: на сегодняшний день у Юрия Владимировича имеются в наличии один сын, одна внучка, два внука и пять правнуков.

---

Сын за отца отвечает

Максим Юрьевич Никулин — преемник своего прославленного отца. Вспомним других детей знаменитостей, которые продолжили дело, начатое их родителями.

   Сергей и Федор Бондарчуки
   Федор Бондарчук долгое время был актером.
   Сергей Федорович Бондарчук умер в 1994 году,
   а Федор еще лет десять так и не осмеливался
   снимать полнометражные фильмы. Только в 2005
   году с фильма «9 рота» началась его карьера режиссера. В том же году, когда были выкуплены 160 тысяч метров пленки картины Сергея Бондарчука «Тихий Дон», Федор решил доснять нескольких натурных сцен и смонтировать фильм. Так Федор Сергеевич закончил работу своего отца.

   Владимир Ворошилов и Борис Крюк
   Телеведущий, автор сценария, режиссер и
   продюсер «Что? Где? Когда?» Борис Крюк
   продолжил дело своего отчима — легендарного
   создателя и ведущего этой игры Владимира
   Ворошилова. В 2001 году, когда не стало Владимира Яковлевича, редакторы придумали хитрый ход: решено было скрывать лицо Бориса. Звучал лишь его искаженный компьютером голос. Прошло время, и в одном из интервью Борис признался, что это именно он ведет передачу.

   Александры Масляковы
   Александр Масляков-младший начал карьеру
   телеведущего в 19 лет, еще будучи студентом
   МГИМО. Программа называлась «Планета КВН».
   И всем сразу стало понятно, что это будущий
   ведущий КВН. После окончания института Масляков-младший стал вести вторую по статусу игру — Премьер-лигу КВН. Игроки любовно называют его Младший, Маленький, Сан Саныч, но его это нисколько не смущает. Он достойный продолжатель дела своего отца.