Онлайн-журнал о шоу-бизнесе России, новости звезд, кино и телевидения

Дмитрий Дибров: всем женщинам, с которыми я жил, старался помочь

0

«В доме невозможно жить с человеком, которого ненавидишь. Здесь нет внешних отвлечений, как в городе, — клубов, друзей, прохожих на улице… Ты словно в барокамере — один на один с напарником», — говорит телеведущий.

Все в доме служит твоему ваби

— Единственный, кого я взял в новый дом из своей холостяцкой жизни, — попугай Джаконя. Он живет у нас в гостиной и умеет говорить моими словами. Когда на телевидении у меня было сложное время, я хотел, чтобы кто-то каждое утро поднимал меня словами: «Вперед, барахло!» Джаконя запомнил призыв за пару дней — и теперь при случае любит блеснуть. Правда, когда я начал строить свой дом, у Джакони появилась другая любимая фраза: «Это ж черт знает что!» Особенно смешно он имитирует мои телефонные разговоры со строителями — ох, и мат стоит! А как только в доме зазвучит музыка, он начинает петь. И делает это, видимо, тоже, как я. Всякий раз, слушая его импровизации, с ужасом думаю: «Не­ужели я так скверно пою — как пьяный грузчик в ростовском порту?!» Джаконе сейчас семь лет, а живут представители этой породы до 80, так что мой голос смогут услышать внуки. (Смеется.)

Жить в собственном доме я захотел, когда у меня появилась семья — жена Полина и сын Саша. Сначала мы снимали коттедж в Барвихе, потом решили построить свое гнездо. В доме невозможно существовать рядом с человеком, которого ненавидишь или с которым тебя ничто не связывает. Нет внешних отвлечений, если, конечно, не считать строителей. В городе — клубы, друзья, прохожие на улицах, а здесь словно барокамера. Знаете, космонавты, все как один, рассказывают, что главное испытание в полете — не риск, связанный с техникой, а твой напарник. То же самое в семье. Русский интеллигент обязан быть в глубокой внутренней эмиграции. А что это, как не жизнь за городом? Но эмигрировать можно только с любимым человеком. Теперь я не хожу на тусовки: Полина сумела привить мне любовь к домашнему очагу.

Дом — плод нашего с Полечкой творчества. В нем нет ни одного решения, принятого единолично. Мы договорились, что не будем, как многие парочки, ругаться в строительных магазинах. Мы уважаем друг друга и не сомневаемся ни секунды: как только встретится нужный предмет, аксессуар, вместе скажем да.

Идея «умного дома» пришла ко мне лет в шесть, когда я впервые обнаружил себя посреди жуткой серой социалистической действительности. Но тогда, к сожалению, нам никто не давал такой возможности. Я рос — и продолжал мечтать. Искусство построить собственный дом — это способность проанализировать привычки и в деталях представить свою жизнь. Чем больше деталей воссоздашь, тем точнее твой дом сумеют настроить кибернетики. Все у нас управляется с обычного сотового телефона. Выбираешь сценарий «кинотеатр», нажимаешь кнопку — тут же задвигаются шторы, свет становится приглушенным: можно смотреть фильм. Колонки сами измеряют расстояние до зрителей, количество людей в комнате, после чего автоматически подбирается нужный уровень звука. Пришли друзья? Отлично! Нажимаем сценарий «вечеринка» — и получаем все необходимое. Включается полное освещение, компьютер транслирует изображение на экран телевизора. Таким образом, мы с друзьями можем не пересказывать события минувшей недели, а показывать то, что нас зацепило, по YouTube. Сейчас у нас разработано около десяти разных сце­­нариев, но мы продол­­жаем творить.

 

Наш дом устроен по концепции ваби-саби. Ваби — это этическая доктрина, согласно которой человек самодостаточен и все, что нужно, заключено в нем самом. Отсюда вытекает доктрина саби: убери лишнее, что мешает протянутой руке, — и будет настоящая красота. Изысканная простота — вот наш путь.

Все вещи в доме должны служить твоему ваби. Например, у меня два телевизора, это логично — я же работаю на телевидении. Было бы странно ставить четыре ткацких станка — я что, ткач? Сейчас у нас на Рублевке принята доктрина Викторианской эпохи. Такое ощущение, что все росли в Лондоне во времена королевы Виктории. Зачем нужны ступеньки, которые никуда не ведут? Колонны, которые ничего не поддерживают? Амуры и психеи, сделанные из гипса? Книги, которые никто никогда в руки не берет, — они стоят лишь для того, чтобы подчеркнуть образованность владельца кабинета. И рояль в доме экспортера азотно-калиевых удобрений стоит лишь для того, чтобы показать: хозяин, человек из далекой сибирской деревни, тоже знает, что на свете есть такой музыкальный инструмент.

Наш рояль — дисклавир фирмы Yamaha — не просто украшение гостиной: я могу на нем музицировать, а еще он умеет играть сам благодаря встроенным компьютерным программам. Стоит выбрать произведение и нажать кнопку на телефоне — и в гостиной начинает звучать музыка в исполнении лучших виртуозов мира. И происходит мистическое действо — твой дом говорит с тобой…

Крайне важно, чтобы детство ребенка проходило между ножек рояля. Сын, выросший на Чайковском и Рахманинове, уже не будет бессмысленным кретином, который искренне полагает, что самое главное — научиться воровать алюминий или экспортировать мочевину­.

Все, кто бывал в Японии, с восторгом рассказывают про японский автоматический унитаз-биде. Есть такой и в нашем доме. Подходишь к нему, крышка открывается — и… звучит Шопен. Потом умная машина сделает все необходимое: помоет вас, высушит и, если захотите, помассирует.

На втором этаже у нас с Полиной гостиная, там же один напротив другого наши с Полечкой кабинеты и мастерская. У нас с женой есть увлечение: моделирование. Наша первая совместная работа — японский авианосец «Акаги». С него адмирал Ямомото благословлял летчиков на Перл-Харбор, что привело к переделу мира. Мы получили за свою модель диплом на XI Всероссийском конкурсе стендового моделизма в Москве, в котором участвовали анонимно. Сейчас мы работаем над моделью самого большого в мире космического корабля «Энтерпрайз» — его назвали в честь звездолета в популярном сериале «Звездный путь». Обязанности в мастерской мы делим так: я отвечаю за инженерную работу, а Полина — за художественную. С помощью специальных инструментов она создает эффект ржавчины, старины…

Как пишет Андре Моруа, большинство женщин безгранично скучают и благодарны любому, кто развеет их скуку. Поэтому опытный, дальновидный и талантливый супруг (а супружество — тоже талант!) благодарит Бога за любую возможность совместных занятий. Да хоть макраме с ней плети или вышивать научись! Но если удастся ее увлечь созданием нового мира из куска пластмассы — вообще очень хорошо!

Сейчас мы продолжаем работу над домом. В проекте — зимний сад с национальным русским занятием караоке, ручей, витраж и гостевые комнаты. Строится сауна, массажная, бассейн, хаммам. Сколько всего комнат в этом доме, понятия не имею. Я не знаю даже, сколько денег у меня сейчас в кармане! К счастью, пришел к тому состоянию, что не считаю их.

Дибров — это «Фабрика звезд»

Андрей Малахов смеется: «Фабрика звезд» — это Дибров!»  А все потому, что всем женщинам, с которыми я жил, старался помочь выстроить дальнейшую жизнь и карьеру, в том числе и в шоу-бизнесе. Я же все-таки честный человек. К тому же с Дона, а мы, казаки, ответственны за тех, кто с нами живет. И мои бывшие супруги, и подруги, и герлфренды прекрасно справились с голевым пасом в виде меня, живут и выглядят чудесно. Отношений с ними я не поддерживаю. Зачем? Мне кажется, я для них уже все сделал.

Когда мне намекают на множество романов, я вспоминаю старый анекдот: «Послушайте, Василий Иванович, носки-то у вас погрязнее, чем у меня!» — «Так я и постарше тебя буду, Петька!» Вы хотите, чтобы 52 года я жил-жил, смотрел на дорогу, а потом с холостяцкой плесенью между зубами встретил такую модель, как Полина? Так не бывает. Надо набирать эмоциональный опыт. И не тупо обжиматься по углам, а, как писал Флобер, заниматься воспитанием чувств. Все на свете может быть уроком. Гениальная Вероника Долина пе­­ла: «А нам — что ни мужчина, то новая морщина». А нам — что ни женщина, то зарубка на сердце. Чтобы любить женщину, надо уметь страдать из-за нее — в этом отличие Казановы от поручика Ржевского. Я знаю, что такое страдать, когда ничего на свете не важно, кроме единственного существа, сотворенного не из золота и изумрудов с сапфирами вместо глаз, а из кожи и кости. Когда кто-то становится важнее, чем ты сам, плакали все твои «ТЭФИ» и миллионы поклонников! Все на свете, даже твое телевидение, — ничто по сравнению с одной-единственной девушкой!

Надо сказать, красота — наименьшая из добродетелей моей супруги. Ее истинное достоинство — талант любить. Для любви тоже нужен талант, как и для любого творчества. Можно осточертеть своей любовью кому угодно, а можно творить, любя не только своего мужчину, а и жизнь, и дом, и семью, и сына… А мужчина должен давать пищу для этой любви.

Массу вещей Полечка делает своими руками — создает невероятные коллажи, поздравления. Возвращаюсь, например, как-то из командировки, а меня встречает плакат: «Лучший муж на свете». В другой раз сделала фотоподборку самых ярких моментов нашей жизни — теперь они постоянно у меня перед глазами в электронной фоторамке.

Наверное, все это не так интересно, не касайся дело интимных подробностей. Именно они и составляют печку семьи, где рождается жар. «Но ведь жар проходит», — скажет кто-нибудь. Но я уверен: он проходит только у кретинов. Искусству любви нужно постоянно учиться, чтобы еще ярче разжечь пламя. Этому учат во многих местах, даже в монастырях Тибета, — Интернет подскажет, стоит только захотеть.

Любовь — штука, которая имеет некоторый космический элемент, как в знаменитом фильме Люка Бессонна. Бывает, встречается на твоем пути достойная женщина — и красивая, и исполненная достоинств… Но помните у Юрия Германа «Мой друг Иван Лапшин»? Ваш роман не состоится, потому что «все бы хорошо, но я Ханина люблю!» Как говорит русский народ, не по хорошу мил, а по милу хорош. Ужас в том, что никогда, никоим образом ты не сможешь вызвать любовь — это космический элемент, возникающий, как молния. Представим себе дикаря, который разложил костер по всем правилам кострового искусства: и сухой мох, и тоненькие щепочки, осталось только вспыхнуть молнии, чтобы зажглось пламя. И вот ты с женщиной отправляешься в постель… А молния не бьет! Представляете, какой ужас? А в другой раз и поленья сырые, и мха никакого, а вот ударило — и вспыхнуло! Размышляю на досуге о сути любви. Может, это дети выбирают, какой генофонд для них лучше? Я ведь не собирался больше жениться, но встретил Полину…

В 20 лет костюм жениха велик

Первый ребенок — сын Денис — у меня родился в 24 года. И я должен был тянуть на себе 19-летнюю жену, тещу — всю эту камарилью. Замотавшаяся в пеленках и домашних хлопотах супруга в воскресенье отправляла меня гулять с Денисом в песочнице, чтобы уделить хоть какое-то время себе. А как я буду с ним гулять, когда в понедельник мне сдавать репортаж? Вот и сидим на скамейке: Дашенькина бабушка, Петенькин дедушка и я, с блокнотом и ручкой, — самый «свободный» из всех. Только-только нашел мысль, вот сейчас будет хорошая фраза… И вдруг слышу: «Ой, ваш Дениска испачкался в песочке, скорее, папаша!» Ёпрст! Ручка в одну сторону, блокнот в другую — и давай его вытаскивать! В общем, это нельзя назвать отцовством­.

Я считаю, молодым людям надо запретить отправляться в ЗАГС раньше 30 лет. Вы когда-нибудь замечали, проезжая мимо дворцов бракосочетания: на какую молодую пару ни глянь — всем без исключения женихам костюмы великоваты? И выражение лиц идиотическое, потому что они еще слишком молоды.

При большевиках нельзя было жить с любимой иначе — только через ЗАГС. А советские мамы не имели желания и этики, чтобы поговорить с девочками о том, как нужно предохраняться и планировать семью. Слава Богу, сегодня наступил конец эпохи ханжества. Я не за промискуитет, не призываю каждый день менять партнеров, но если вы любите друг друга, почему бы вам просто не пожить вместе год или два — посмотреть что к чему.

20-летний парень, отправляющийся в ЗАГС, — лоботряс, ему самому еще надо поучиться. В отличие от девочки, которая, придя на эту землю, готова на вселенский поступок: она сама себе основание, потому что способна родить. Даже по этой простой причине она может и не получить экономической степени. И не изучать основы штукатурно-малярного дела в ПТУ. Она может вообще не иметь образования: ей достаточно хорошего семейного воспитания, чтобы быть достойной матерью, хозяйкой, глубоким собеседником. Женщина гораздо интуитивнее мужчины. Умнее профессора, который пишет диссертацию «Роль суффиксов -оньк и -еньк в произведениях Шолохова «Тихий Дон» и «Поднятая целина». Об этом, кстати, мой папа, декан филологического факультета ростовского университета, рассказывал маме. Горячился: «Таня, представляешь, приносит мне диссертацию по теме суффиксов! Я говорю: «Пишите о форме диалогов, идет компьютерная эра! Что же вы делаете?!»

Но ребенок должен рождаться, когда у мужчины есть для него наследство, не столько материальное, сколько морально-нравственное. А оно достигается опытом. Поэт, как правило, готов к написанию стихов в 18 лет. Лермонтов был убит юным, однако оставил немало. Прозаик же рождается после 30. А что такое сын, как не работа над главным прозаическим произведением в твоей жизни?! Это психологический роман, для которого нужно самому немножко созреть.

Мой старший сын взрослее молодых людей, с которыми я сейчас работаю, он сам режиссер новостийной редакции. Это взрослый человек, и я ему не особенно нужен. скажу больше: боюсь, что только мешаю. От него из-за моей фамилии вечно требуют того же, чего ждут от меня. Что касается дочери, то что вы хотите? Она учится во Франции, вернется в Россию, получив уникальное образование по кибержурналистике. У детей свои взгляды, которые не обязаны напоминать мои. Я этого и не требую. Наоборот, будет здорово, если, например, дочь станет опровергать меня во всем, что касается Франции. Пока не поживешь с Парижем, не поймешь, что это за мужчина. Для меня Париж — восхитительный друг, который всегда готов принять в наилучшем расположении, а для нее — метро, получка, чертова зубрилка…

Другое дело — Саша: сейчас я могу дать ему все, что от меня требуется. И мне не надо ему ничего доказывать. Телевидение теперь приходит ко мне само, боюсь, что без меня оно будет неполным. Так что сын имеет возможность пойти дальше меня, ведь он стоит на моих плечах, как я стою на плечах своего отца.


Сожительство голодранцев вместо семьи

Некоторым кажется, что основа воспитания — это дорогие детские сады, нотации по субботам, поездки во Францию с июня по июль и так далее. Нет! Даже если ребенка засадить в самую-самую дорогую школу, есть опасность, что максимум, который он оттуда вынесет, — это почему Колин папа ездил вчера на «бентли», а сегодня пересел на «хонду», и чем боливийский героин лучше колумбийского. Я собираюсь делать с сыном только то, что делал со мной отец. Что он делал? Просто жил! Но жил крылато. Как-то я говорил со Святославом Медведевым, директором Института мозга человека в Петербурге, правнуком Владимира Бехтерева, о том, каково быть частью династии. Он сказал: «Это ужас! Все подличают, а ты не можешь, не имеешь права — иначе получится, что дед твой подличает, на тебе ответственность!» Cпрашиваю: «А что есть хорошего?» — «Зачем мне штудировать учебник по нейрохирургии Джорджа Ремингтона, если дядя Джордж каждые полгода гостит у моих родителей? Я вырос у него на коленях, и он уже сто раз мне все сам рассказал». Итак, во-первых, круг общения. Во-вторых, династийный человек получает от родителей твердое убеждение в том, что на свете есть свод незыблемых добродетелей.

Я знал, например, что не все на свете прохиндеи, что есть и Булат Окуджава. Маленьким я часто просыпался от того, что отец стрекочет на машинке. Спросонья забегал к нему в кабинет. Он брал гитару и наигрывал «Я в синий троллейбус сажусь на ходу, в последний, в случайный…» или «Ах, Надя-Наденька, мне б за двугривенный в любую сторону твоей души». И я сидел зачарованный… В три года я представлял, что есть какая-то высокая «Окуджава», которая стоит с гитарой на каком-то Арбате (я думал, это круглая, залитая солнцем площадь) и играет: «Ах, Арбат, мой Арбат, ты мое призвание…» 30 лет спустя я увидел Окуджаву и поселился на Арбате. Каждый день шел домой не по микрорайону с горящими фонарями, а по дороге, освещенной высокой звездой моего детства.

Квартира отца в большевистском Ростове была на вес золота. Меня окружали светочи культуры. На огонек в наш дом приходили музыканты, писатели, философы, актеры. Однажды Аристарх Ливанов, тогда еще актер ростовского ТЮЗа, вспоминал, как мой отец «делал» тосты. Он притаскивал меня, клал на блюдо и раскручивал. Памперсов в то время не было, так что на кого попадала струя, тот и произносил тост! Не избежал этой участи и Аристарх.

В моем новом доме тоже теперь собираются выдающиеся люди нашего времени. И наконец-то после долгих лет я ощущаю себя гармонично. Раньше, честно сказать, мало что казалось мне более важным, чем профессия. Но сейчас приходится думать о плавной ротации. Вертинский пел когда-то: «И так настойчиво и нежно кто-то от жизни нас уводит навсегда». Как цыгане гадают: чем сердце успокоится? Я встретил любимую женщину, у меня есть возможность построить свою маленькую вселенную внутри большой. Но надо за ней следить: проснулся утром — убери свою планету. Главное, я знаю, что в семье — будущее России. Только в ней надежда, хотя ее нет ни в политиче­­ских решениях, ни в экономических. Любые западные кальки и схемы на нашей почве разрушатся, и не потому, что мы плохие — мы обычные люди! Просто у нас 70 лет семьи не было. Можно ли назвать семьей сожительство двух голодранцев под одной крышей в пятиэтажке? Можно, если вам хватает силы стать сильнее обстоятельств, но это бывает редко.

Семья — это традиции. Она должна быть как дедовы часы, которые отстукивали время и деду, и отцу, и мне. Я передам свой опыт сыну, а он, добавив своего, — внуку.

Дом, который я построил, носит имя «Полина». Дом может быть итогом чьей-то жизни, а может — началом. Женщина — она и соты, и мед, и пчелы. Она — всё. Вилла «Полина» — это мой рассказ сыну о том, как нематериальная вещь — любовь — может перейти в материальную.

Бульдозер просто незаменим, зараза!

Я готовлюсь к пришествию спасителя Отечества на эту землю, и это мой сын Саша. И пришествие его не физическое, а ментальное. Когда он научится принимать решения, он уже должен уметь снимать и делать передачи. Во всяком случае я обязан предоставить ему такую возможность. Поэтому сейчас обустраиваю дома мощную телевизион­­ную студию. Конечно, можно надеяться, что Саша станет музыкантом, но для этого он должен обладать голосом и слухом, а еще лучше — талантом композитора, потому что 95 процентов успеха любого певца — репертуар. И благостен тот человек, который пишет себе сам, как Леннон. А на уровень ниже, чем Леннон или Окуджава, я не согласен. Мне бы хотелось, чтобы Саша стал писателем, но ниже Маркеса я не согласен. Но вот если он станет телевизионщиком, он будет и композитором, и музыкантом, и скульптором, и художником, и писателем, и актером — кем хочешь.

Что делает человека незаурядным? Размышления о других людях, которых он в своей жизни видел. Меня частенько зовут прочитать лекцию студентам факультета журналистики. Я выбираюсь раз или два в год. Но они спрашивают всегда только об одном: как бы так пробиться, не особенно при этом затрачиваясь? Нет ли потайного хода на телевидение? Правда, звучит вопрос в завуалированной форме: «Скажите, будь вы сейчас нашим ровесником, вам было бы труднее пробиться?» И я отвечаю: «Милые дети, да мне было бы на 15 лет легче!» Сегодня один несчастный ноутбук умеет больше, чем 13 этажей «Останкино» во времена моей телевизионной юности. Уже не надо стоять в очереди, выбивать съемочную группу, оккупировать по ночам монтажку, таскать огромные рулоны с кинолентами — все это может компьютер. В 1989 году мы с Андреем Столяровым полгода делали экспериментальный фильм о Бродском. Там был такой ход: Маяковский залезал в мотню и вытаскивал паспорт. Над этим движением руки мы работали два дня. Сейчас понадобится минут десять.

Поэтому разговоры об интригах — о том, что кого-то не понимают, затирают, — теперь не имеют смысла. Видели бы, что такое «затирают» в 1978 году! Но и тогда возникали грандиозные шедевры Марка Захарова — «Обыкновенное чудо» и «Мюнхгаузен», был Леонид Квинихидзе с фильмами «Соломенная шляпка» и «31 июня», Евгений Гинзбург с «Бенефисами», и КВН, и Владимир Ворошилов. А я вам скажу, что и сегодня есть хорошие передачи! И если твой телевизор показывает растление, педофилию и расчлененку — вина на тебе, сынок. Сегодня телевизор — это 250 каналов. Что же ты не смотришь, например, исторический? Ты хорошо знаешь про Гуссерля? Про Уинстона Черчилля, благодаря которому мир выглядит так, а не иначе? Ты все знаешь про Александра Освободителя? А скорбная фигура императора Николая II тебе полностью ясна? И еще один вопрос: Гоголь весь тобой прочитан и узнан? Да что же ты это не смотришь, идиот?!

Сейчас в условиях одного-един­­ственного факта существования You­­Tube разговоры о том, как сложно пробиться, — отвратительная попытка сбросить с себя обвинения в лени, бездарности, а то и в алкоголизме. Сделай что-нибудь хотя бы на 30 секунд, чтобы тебя накликали миллионы людей, — и тебя вытащат на федеральный канал, на все каналы на свете. Вот тут-то и встает самый главный вопрос: «А что делать?»

Вокруг меня тоже были зависть и интриги, но мне было некогда оглядываться. У меня в голове уже сидело «дибровское телевидение». Оно, конечно, напоминало камень, попавший в курятник. Вокруг стоял клекот: да разве можно сидеть вот так, скрючившись, подергивая ногой? да что это за тон? До меня телевизор говорил со своей паствой голосом главврача психушки, когда он обращается к особо буйным. А я заставил русский телевизор говорить так, как люди общаются друг с другом. Невелико дело — уткнуться в библиотечные тома, закрывшись ими от действительности. Нельзя прези­­рать аудиторию, с которой работаешь. Рейтинг — это твое уважение к аудитории. И чтобы завоевать ее, необязательно танцевать у шеста, если ты, конечно, не стриптизер. Можно схватить аудиторию за жабры, даже рассказывая об академике Лосеве. Просто надо любить человека, который смотрит тебя по вечерам, встать на его место. Ты сомневаешься: оно ему надо — философа Алексея Федоровича Лосева изучать? Но изучи его сам и пойми, что нужно сказать в первые две секунды зрителю, чтобы он не переключил канал.

Талант телевизионщика заключается в следующем: ему, как композитору, слышно то, что еще не звучит для другого. Ты работаешь на ниве первооткрывателя, как бульдозер. Позже некто, перенимая твою манеру, попробует сделать так же. Но подделку очень быстро выплевывают, а тебя опять вынимают из старого пыльного сундука. Бульдозер-то нужен! Он просто незаменим, зараза! Кто-то ведь должен первым пропахать, а потом пусть снова строят.

Может, это мистическое мировоззрение и все на самом деле не так, но чувствую, что сейчас я, как бульдозер, должен выкопать больше, завершить нулевой цикл еще для одного проекта. И этот маленький проект — мой сын — заснул сейчас наверху в детской. Будут ли другие такие проекты? Разумеется! Надо много удочек запустить в Дон, чтобы хоть одна из них зазвенела.


Дмитрий ДибровДмитрий Дибров

Когда и где родился: 14 ноября 1959 года в Ростове-на-Дону

Знак зодиака: Скорпион

Семья: жена — Полина (21 год), оканчивает Донской государственный технический университет по специальности «менеджер рекламы»; сын от первого брака — Денис (27 лет), телережиссер; дочь от второго брака — Лада (21 год), студентка; сын — Александр (2 года)



Образование: в 1981 году окончил отделение журналистики филологического факультета Ростовского государственного университета

Карьера: работал корреспондентом газет «Призыв» и «Московский комсомолец», в молодежной редакции ТАСС. Участвовал в 18 телепроектах, среди них:  «Антропология» (1997), «О, счастливчик!» (1999), «Ночная смена» (2001),  «ПроСВЕТ» (2005), «Жестокие игры» (2010). В настоящее время ведущий программ «Кто хочет стать миллионером?» (Первый канал), «Временно доступен» (ТВ Центр), «Основы православной культуры» (ТВ Спас).

Домашний питомец: попугай Джаконя

Загрузка...