Дастин Хоффман: «Мужеству я научился у жены»

Смерть стучит три раза

Июнь 2013 года. Брентвуд, Лос-Анджелес

Сидя за столом, Дастин и его жена Лиза мрачно смотрели на папку с результатами медицинского обследования, будто намеревались взглядами стереть ее малоприятное содержимое. В этот момент большой дом в пригороде Лос-Анджелеса казался им грустным и пустым. Когда дети выросли и разъехались из родительского гнезда, супруги утешали себя тем, что оставшееся время жизни принадлежит только им двоим — еще один медовый месяц, поздний, но практически ничем не ограниченный. Теперь каждый из них пытался представить, каково остаться одному в доме, наполненном воспоминаниями о невероятной во всех отношениях любви.

— Даже не думай об этом, — встряхнулась Лиза, будто бы прочитав мысли мужа. — Болезнь на ранней стадии, ты в хорошей форме. В свое время ты выбрался и из худшей передряги.

— Это верно, — улыбнулся Хоффман. — Но тогда мне еще не было тридцати. Я чувствовал себя неуязвимым. И готовым поспорить с Богом.

Дастин часто вспоминал тот случай, который едва не оборвал его жизнь… Задолго до славы, Лизы, семьи. День выдался отличный: он, начинающий актер, получил главную роль в спектакле, первый реальный шанс проявить себя в выбранной профессии. Его тогдашняя подружка решила отметить это событие, устроив ужин. 

Дальнейшее до сих пор проносится перед глазами калейдоскопом, как кадры фильма. Взрыв, крики. Кастрюля с маслом для бургундского фондю (когда кусочки сырого мяса обжариваются в кипящем масле. — Прим. «ТН»), пылающая, словно олимпийский факел. Огонь лижет стены. Дастин в­ыгоняет девушку и ее соседку по комнате с кухни, хватает кастрюлю, чтобы выплеснуть масло на улицу. Стальные ручки обжигают пальцы даже сквозь толстые прихватки. Но окно закрыто, а третьей руки, чтобы открыть его, нет. Жонглируя раскаленной кастрюлей, он все-таки делает попытку дернуть шпингалет. Кипящее масло выплескивается через край на одежду, на кожу. Из-за подскочившего адреналина Дастин не сразу чувствует боль. Он выскакивает в коридор, падает и катится по полу, чтобы сбить пламя…

Несмотря на ожоги третьей степени, Хоффман уговаривает врачей в больнице отпустить его домой. Он не хочет пропускать репетиции. Еще неделю репетирует в бинтах, произносит реплики, держа руки над головой, потому что приток крови к кистям причиняет страдания. Он не пьет обезболивающие: боится, что вызванные ими сонливость и заторможенность помешают работать над ролью. На очередной перевязке врач не выдерживает: «Ты совсем обалдел? Тебе нужна срочная операция!» Пациент упирается: «Я потеряю шанс всей жизни!» Но доктор, давший клятву Гиппократа, неумолим: «В противном случае ты потеряешь саму жизнь, идиот!»

Ночью перед операцией, лежа в жару на больничной койке под простыней с кусками льда, Дастин вслух ругался с Богом. «Двадцать с лишним лет я ощущал себя неудачником! — кричал актер. — Меня выгоняли из школ и увольняли со всех, даже самых ничтожных работ. Со мной не хотели встречаться красивые девушки. Теперь, когда что-то начало получаться, Ты задумал отнять у меня все?! Забудь об этом! Я не готов!»

На вопрос, как они оценивают его шансы, врачи ласково улыбались и прятали глаза: «Как повезет». Много позже доктор, чья настойчивость спасла Дастину жизнь, показал ему медицинскую карту, где в корректной протокольной форме было написано: «Не жилец». Но он выжил. Провалялся в больнице еще месяц, знакомился с соседями, а потом провожал их в морг.  «Это послужило мне уроком, — говорил он. — Я примирился с Господом и пообещал Ему, что больше никогда не стану воспринимать жизнь как данность. Дал клятву проживать каждую минуту со вкусом и с толком. Однако уже через две недели после выписки обнаружил, что не держу слово. Наверное, это самый леденящий душу аспект человеческого бытия: ты знаешь, что твое время на земле ограничено, но все равно тратишь его впустую. Жить так, чтобы каждая минута была потрачена не напрасно, просто невозможно».

Неприличная болезнь

— С Богом ты и сейчас можешь поспорить, — убежденно сказала Лиза. — Мне ли не знать, какой ты упрямый!

— Я больше не имею права с Ним спорить, — отмахнулся Дастин. — Смерти больше всего боятся люди, которые мало успели, видели и испытали в жизни. Им обиднее всего. А мне грех жаловаться. Я верю, что наша судьба расписана заранее, как пьеса, и все, чем можно себе помочь, — это не злить драматурга.

— Нет, не все! Можно поберечься перед операцией, не перенапрягаться, предупредить людей, что ты болен…

— Лиза, Лиза, — он взял жену за руку. — Давай не будем поднимать шум. После того что сказал Майкл Дуглас, рак на время превратился в неприличное заболевание…

Лиза не смогла сдержать усмешку. Майкл Дуглас, вылечившийся от рака горла, незадолго до этого поставил себя в довольно нелепое положение, публично заявив, что считает причиной своей болезни пристрастие к определенному виду секса.

— Ох, Дастин! Эта тема никогда не перестанет тебя волновать?! Не то чтобы я жаловалась, но…

— Дай Бог, чтобы не перестала, — засмеялся он. — В юности я ненавидел свою угревую сыпь. А потом прочел где-то, что она — показатель высокого уровня тестостерона. И теперь радуюсь каждому угрю как родному.

Теперь уже улыбнулась она. Дастин в очередной раз залюбовался ее ямочками на щеках, сиянием гладкой, как у девушки, кожи.

— Я хочу дожить до глубокой старости, — сказал он. — Но когда бы я ни умер, времени, проведенного с тобой, мне все равно будет слишком мало.

В глазах Лизы, еще секунду назад полных веселья, маленькими радугами засверкали слезы. Пробормотав что-то о необходимости срочно попудрить нос, она выбежала из комнаты. Он не пошел следом: хотел дать жене возможность спокойно выплакать весь стресс последних недель, все тревоги и страхи, которые она прятала от него под маской оптимизма. Наивная девочка. Дастин знал Лизу всю ее жизнь и даже немножко дольше — разве она могла что-то утаить от него?

Мы странно встретились…

Май 1954 года. Лос-Анджелес

Мать поправила 16-летнему Дастину воротничок первого в его жизни партикулярного костюма.

— Пожалуйста, воздержись от своих шуточек, — попросила она. — И не приставай к девочкам. Ты понял?

Дастин насупился. С прошлого года, когда он почти случайно потерял невинность на вечеринке у старшего брата Ронни, девочки составляли смысл его жизни. По большому счету он не мог и не хотел думать ни о чем другом. «Но у меня было мало шансов, — потом будет вспоминать он. — С точки зрения внешности я мог предложить низкий рост, огромный нос и скобки на зубах. Поразить девочек интеллектом тоже не выходило. Во-первых, глядя на свои школьные отметки, я сомневался в его наличии, а во-вторых, во время разговора слишком напряженно думал о том, что у них под платьем…»

Но сегодня девочки и правда должны были отступить на второй план. Дастину предстояла важная миссия — играть на пианино на свадьбе соседки Марсии Салтер. Две семьи жили дружно, много общались. Разочаровать Салтеров в такой день было бы немыслимо.

По обыкновению, садясь за инструмент, молодой человек оставил рядом с собой на скамеечке немного места. Чтобы какая-нибудь юная гостья могла составить компанию, если вдруг у нее возникнет желание. Он уже выяснил горьким опытным путем, что обычные способы ухаживания для него не годятся. Его музыкальные способности были, пожалуй, единственным приворотным зельем. Трюк со скамеечкой работал безотказно, особенно когда Дастин играл что-нибудь лирическое. И хотя наваждение чаще всего рассеивалось, когда затихал последний звук, Дастин все равно давно и твердо решил стать джазовым пианистом, когда вырастет.

В тот день юный музыкант не посрамил родителей. Его прочувствованный аккомпанемент успешно проводил уже заметно беременную Марсию к алтарю, где ждал взволнованный жених Уильям Готтсеген. Юноша вдохновенно играл весь вечер, даже не подозревая, что закладывает фундамент будущего семейного счастья.

Девочку, которая родилась у Готтсе­генов около трех месяцев спустя, назвали Лизой. Через много лет она пошутит: «Будучи в животе у мамы, я услышала игру Дастина и влюбилась».

1964 год. Лос-Анджелес

— Дасти! Рады тебя видеть! Как Нью-Йорк? Как актерская карьера? Когда же мы увидим тебя в кино?

Дастин лишь смущенно улыбался. Он приехал повидать родителей и никак не ожидал угодить к соседям на семейное торжество. Он понимал, что старые друзья спрашивают о его успехах от чистого сердца, но ему не хотелось их огорчать: похвастаться было нечем. Как-то язык не поворачивался сказать, что в Нью-Йорке работает кем угодно — официантом, гардеробщиком, живой рекламой, секретарем, — только не актером.

— Бедный парень, ничего у него не выходит, — ответил за Дастина его отец. — Все уговариваю его не тратить время на несбыточные мечты и заняться продажей мебели вместе со мной.

Эти слова прозвучали обидно. Хотя тогда он еще не мог ударить себя в грудь и заявить, что сцена — его призвание. «Я стал актером случайно, — рассказывал Хоффман. — В колледже, как и в школе, я очутился в отстающих. Чтобы не выгнали, надо было отличиться хотя бы в трех дисциплинах. Кто-то дал совет: «Иди на курс драмы. Там невозможно получить плохую оценку, потому что никто не знает критериев». Так я нашел предмет, изучение которого не причиняло мне душевной боли. Актерство оказалось ответом на все мои молитвы, включая молитву о возможности постоянно находиться среди красивых девочек».

После реплики отца на вечеринке у соседей на Дастина пролился дождь сочувствия. Общее мнение сводилось к тому, что старший Хоффман прав: в Голливуде не пробиться без блата и вообще там ценятся только рослые красавцы. Не в силах выносить добрые советы, 27-летний мужчина сбежал за детский стол. «Весь вечер он смеялся с нами, играл на пианино, а мы танцевали посреди гостиной», — будет вспоминать потом Лиза Готтсеген. Вечером перед сном 10-летняя девочка заявила бабушке: «Надеюсь, Дасти подождет, пока я вырасту, и женится на мне».

1976 год. Лос-Анджелес

— Примите соболезнования, — Дастин обнял заплаканную Марсию, пожал руку ее мужу. Никто не ожидал, что знаменитый актер выберется на похороны соседа — отца Марсии. Хоффман много работал, к тому же только что расстался с первой женой, танцовщицей Энн Бирн. Супруги мучительно делили детей: после свадьбы Дастин удочерил ребенка жены — К­арину, а позже у них родилась Дженна. «Дети — самый сильный наркотик, — говорил Дастин. — Когда детские ручки впервые обвиваются вокруг твоей шеи, ты улетаешь раз и навсегда. Я люблю наблюдать за девочками, слушать их болтовню. Театра лучше никто еще не придумал».

Хоффман мог и не приезжать на похороны соседа, и никому бы в голову не пришло его осудить. Но он все-таки приехал.

— Здравствуй, Дасти.

— Господи, Лиза! — ахнул он. — Какая ты стала…

Для начала Лиза Готтсеген стала взрослой. Черное платье подчеркивало соблазнительные линии ее тела, тяжелые блестящие волосы падали на плечи, лицо светилось одновременно грустью и радостью. На мгновение 38-летний Дастин забыл и свой развод, и печальный повод, который привел его в родные места. Все, что ему хотелось знать, это не забыла ли Лиза свою детскую влюбленность… Оказалось, нет. Она действительно ждала его все это время.

— Сколько мы хотим детей? — спрашивал Дастин позже, сидя с ней в кафетерии университета, где Лиза — дипломированный психолог — получала второе, юридическое, образование.

— Думаю, шестерых нам хватит, — смеялась она.

— Ну, двое у меня уже есть, — подбивал баланс ее собеседник. — Стало быть, с тебя еще четверо.

— Да, но сначала позволь мне окончить учебу.

— Уверена? Собираешься совмещать детей с работой? — нахмурился актер.

— Нет. Я выйду за тебя только при условии, что у нас будет крепкая семья. Я буду ездить с тобой на съемки, ты — помогать мне с детьми. Но чтобы нам не скучать вместе, я должна что-то из себя представлять.

Они поженились в 1980 году. А год спустя Хоффман едва не потерял жену и их новорожденного сына Джейка. Схватки начались на месяц раньше срока. С сильным кровотечением Лизу увезли в клинику. Дастин слышал, как она вполголоса просит врача: «Если нужно будет делать выбор, спасайте ребенка».

«Жена показала мне пример настоящего мужества, — вспоминал Хоффман. — Мужчина на ее месте торговался бы: просил бы спасти обоих. А Лиза не позволила себе ни секунды слабости и эгоизма. Это отвага, до которой нам, убогим, еще расти и расти».

Лиза подала очередной хороший пример, когда, вырастив четверых обещанных детей, вдруг начала делать карьеру — выпустила свою линию парфюмерии и косметики.  Успехи жены в бизнесе совпали с черной полосой в актерской карьере Хоффмана. «Мне перестали присылать достойные сценарии, — жаловался он. — Любой успешный актер однажды становится слишком старым для главных ролей, а браться за второстепенные — з­начит признаваться в творческой импотенции. Я бродил по дому в халате и тапочках, пока моя мудрая жена не произнесла встряхнувшую меня фразу: «Если твои запросы не дают тебе заниматься любимым делом, поменяй их. Лучше вообще не читай сценарии. Если режиссер и актеры — люди, с которыми тебе будет приятно поработать, соглашайся не глядя». Так я теперь и делаю».

Что такое скука?

Август 2013 года. Брентвуд, Лос-Анджелес

Как обычно, он проснулся рано. Болезненные ощущения после операции еще не прошли. Все-таки в его возрасте раны заживают долго. Осторожно, чтобы не потревожить Лизу, он выбрался из-под одеяла, набросил халат и спустился вниз. Собаки и кошки, изучившие распорядок дня хозяина, уже ждали его пробуждения на кухне около своих мисок. А на кресле перед открытым окном его поджидала недочитанная книга. Это заурядное утро доставляло ему невероятное удовольствие. И он был этому бесконечно рад. «Я знаю, что такое депрессия, злость, отчаяние, — говорит Дастин. — Это я испытал и изучил со всех ракурсов. Единственное, что так и не смог понять, — это скука. Разве мы имеем на нее право, если каждый день таит в себе столько новых впечатлений и сюрпризов?»

---

Дастин Ли Хоффман

Родился: 8 августа 1937 года в Лос-Анджелесе

Семья: жена — Лиза Готтсеген (59 лет), бизнесвумен; дети — Карина (47 лет) и Дженна (42 года) от первого брака с Энн Бирн, Джейкоб (32 года), Ребекка (30 лет), Максвелл (29 лет), Александра (25 лет)

Образование: отчислился из колледжа Санта-Моники, где изучал медицину, после первого курса. Посещал уроки актерского мастерства при театральной школе Neighborhood Playhouse в Нью-Йорке

Карьера: дебютировав в кино в 1967 году, снялся в 46 фильмах, среди которых «Выпускник», «Соломенные псы», «Агата», «Тутси», трилогия «Знакомство с Факерами», «Парфюмер: История одного убийцы», «Спящие». В 2012 году снял фильм «Квартет». Лауреат премии «Оскар» за фильмы «Крамер против Крамера» и «Человек дождя», а также шести премий «Золотой глобус»