Валерий Гаркалин: «Грех жаловаться — мне удалось узнать, что такое счастье»

— Не забуду, как с семьей мы встречали миллениум, 2000-й год. Катя, жена, уговорила не лететь на этот раз куда-нибудь в Европу, как мы обычно делали, а остаться в Москве и встретить третье тысячелетие в родном городе.

Купили живую елку, назвали гостей, накрыли стол по московской традиции всякими-разными салатами, Катя изощрялась в тот раз изо всех сил. «А пойдем теперь посмотрим, как народ встречает новое тысячелетие своей истории!» — предложил кто-то из компании, когда уже хорошо посидели. Все обрадовались, было решено пройтись по Тверской и выйти на Красную площадь. Чтобы не привлекать к себе внимания прохожих, я на всякий случай натянул шапку поглубже. Но конспирация не помогла: не прошли мы и трех шагов, как меня узнали, стали подходить, предлагать вместе выпить. Какой-то мужчина с хохотом сорвал с меня шапку: «Не спрячешься, мы тебя узнали!» Ну, понятно, Новый год, все можно. Подхватили мы с Катей нашу дочь и огородами вернулись домой. Сели у телевизора и под оливье полночи смотрели чудовищный «Огонек»… Вот она, оборотная сторона популярности.

К тому, что после картин «Катала», «Белые одежды» и, конечно, «Ширли-мырли» меня узнавали на каждом перекрестке, я быстро привык. Без кокетства скажу: то, что моя работа понравилась зрителям, грело душу. Но когда со мной начали здороваться совершенно незнакомые люди, спрашивать, как дела, мозг переворачивался. Каждый раз я лихорадочно соображал, кто это передо мной. А вдруг знакомый, имя которого я забыл? Все это чуть не привело меня в сумасшедший дом!

— Криминальная драма Сергея Бодрова и Александра Буравского «Катала» — ваша первая работа в кино. На тот момент вам было уже 35 лет, прямо скажем, немало для дебюта. Как получилось, что на главную роль пригласили никому не известного артиста?

— Счастливое стечение обстоятельств, с поддержкой и помощью Ганны Слуцки, жены моего сокурсника Бори. Впоследствии она стала известным драматургом, в ее пьесах я играю до сих пор. Ганна уже тогда вместе с Сережей писала сценарии и, когда он собрался снимать «Каталу», порекомендовала меня. Вот, дескать, мне кажется, этот артист из Те­атра сатиры сможет достойно сыграть. «Правда, есть одно но… Он комедийный актер», — добавила она. На что Сережа Бодров сказал, что драматические роли лучше всего и удаются комедиантам. В общем, пробы состоялись, мы играли с Леной Сафоновой.

Но худсовет высказался резко против моей кандидатуры. Тогда Бодров поставил ультиматум: или снимаю Гаркалина, или вообще на картине не работаю. А тут еще Лена за меня вступилась. Раньше она не была уверена, что ей нужна такая незначительная роль, а посмотрев наши пробы, согласилась сниматься. Лена в то время была настоящей звездой — «Зимняя вишня» гремела на всю страну.

Таким образом я и появился в кинематографе, хотя до этого наши отношения с «товарищем кино» долго не складывались. После окончания Гнесинского училища я шесть лет проработал в театре «Люди и куклы» при Кемеровской филармонии. А после рождения Ники вернулся в Москву и попал кукольником к Образцову. Параллельно окончил режиссерский факультет ГИТИСа, и в 1988 году меня пригласили в Театр сатиры. Так началась моя карьера драматического актера.

— По ходу съемок в «Катале» вам пришлось научиться виртуозно управляться с картами или за вас это делал профессионал?

— До этого я знал единственную игру — в дурачка, да и ту не любил: всегда проигрывал, и это раздражало. А тут большой деберц, малый — игры с серьезными расчетами. На съемках вокруг меня сидело трое консультантов. Один обучал сленгу профессиональных карточных шулеров: «пичкой колюсь», «сыграл в бубен» и т. д. Другой рассказывал правила игры, чтобы я понимал, как правильно брать карты. Несмотря на подробный инструктаж, я все делал слепо, абсолютно не понимая сути. В чем состояла роль третьего «советника», уже не помню, наверное, он следил за общей картиной. Благодаря нашим совместным усилиям на экране с картами в руках я выглядел настолько убедительно, что на протяжении многих лет в каких-нибудь приморских городах ко мне час­тенько подходили темные личности с предложением сыграть. Объясняю: «Да я не умею». — «А давай попробуем, на копеечку хотя бы! Или сфотографируемся — вот я с каталой играю в карты».

— Не обиделись, что вам не дали озвучить роль и ваш герой разговаривает голосом Алексея Жаркова?

— Нет, не обиделся. Хотя, откровенно говоря, Жарков испортил роль, огрубил ее. Но режиссерское решение мне понятно: возиться с неопытным артистом некогда. Озвучение — очень сложный процесс. Соавтор «Каталы» Александр Буравский сказал мне тогда: «Не переживай! Твой голос все равно никто не знает».

И правда, вполне могло оказаться, что кинокарьера не сложилась бы и эта история стала бы первой и последней.

— В 1990-х годах, когда кино в стране практически не было, вы снимались по два фильма в год.

— Это, что называется, покатило. Я действительно очень много в то время работал. Знаете, для отечественного кинематографа привычное дело: взять какого-то нового актера и выжать по максимуму, а потом его бросить и приняться за следующую жертву. Поэтому на экранах одни и те же лица. Через два года после «Каталы» я снялся еще в одном знаковом для себя фильме — «Белые одежды». Партнершей была Людмила Марковна Гурченко. Как же она мне, молодому, неопытному, помогала!

Когда я смотрю этот фильм, вспоминаю маму. Она умерла в год выхода картины на экраны. Как-то приехала меня навестить, мы снимали на «Беларусьфильме», а мама-то у меня белоруска. Заехала в перерыв, привезла обед и собралась уходить. Я очень стеснялся — все-таки кинопроизводство, а тут мама с сумками. И вот провожаю ее, а навстречу идет режиссер картины Леня Белозорович: «Это кто, мама? Пригласи, пусть посмотрит, как ее сын работает». И повел на площадку, посадил за печку, рядом с которой мы с Наташей Егоровой играли сцену. Видеть она нас не видела, но все слышала. И вот прошли годы, мамы давно нет, но когда показывают этот фильм, мне кажется, что она жива. Сидит за печкой и слушает…



— После «Белых одежд» вы сыграли в «Ширли-мырли», фильме, который давно растащили на цитаты. «Прости меня, Васенька, дуру грешную…», «Я ваше горе, мама, готов разделить… Но по пунктам…»

— С попаданием в этот фильм произошла абсолютно фантастическая история. Когда мы первый раз встретились с режиссером картины Владимиром Меньшовым, он сказал: «Не думаю, что вы точно подходите на эту роль… В идеале ее должен сыграть молодой Евгений Леонов или Андрей Миронов. Эх, если бы он был жив!» При этом Меньшов не хотел брать совсем уж популярных артистов, поэтому стал пробовать меня. В течение полугода он никак не мог определиться. На роль близнецов пробовались многие, даже сам Меньшов. От исполнителя главной роли зависел успех всей картины, ее пульсация, эмоциональный фон. И вот как-то, уже отчаявшись, он обсуждал ситуацию со вторым режиссером картины, Варварой. И тут она говорит, что пробы неплохо получились с Гаркалиным, может быть, есть смысл посмотреть их еще раз. И Меньшов согласился, затем вызывал еще дважды, пробовал и с Алентовой, и с Любой Полищук, пока наконец не утвердил.

— Вместо Веры Алентовой могла сыграть Полищук? Неужели Владимир Валентинович размышлял, брать ли в картину собственную жену?

— Нет, Алентова — его талисман. Он ее безумно любит, она ведь замечательная актриса, и не видит без ее участия ни одной своей картины. Она в любом случае играла бы. Вообще у Меньшова особый дар собирать актеров. В «Ширли-мырли» меня окружала энциклопедия советского кино: Олег Николаевич Ефремов, Олег Павлович Табаков, Инна Михайловна Чурикова, Ролан Антонович Быков, Армен Борисович Джигарханян… Веру Алентову и обожаемую мной уникальную Любочку Полищук я уже упомянул.

Да и сам Меньшов достоин отдельного разговора. Он бесконечно творческий человек. О кино знает все!

Сценарий «Ширли-мырли» был прекрасный, но про моих близнецов, к примеру, ничего конкретного там не было. «Вошли три близнеца. Сели, один сказал: «Я тебя ненавижу». И чего? Как играть? И вот это «как?» мы придумывали вместе с Меньшовым. Счастливая пора съемок! Каждый из актеров скрупулезнейше работал над образом вместе с режиссером. Сейчас уже и не вспомнить, кто что изобрел. Но одним эпизодом похвастаюсь с гордостью. У Инны Михайловны Чуриковой никак не получалась сцена признания: «Не сын ты мне, Васятка, не сын…» Почему-то выходило неубедительно. Меньшов ходил кругами, она страдала, и вдруг я — не зря же по второй профессии педагог — сказал: «Инна Михайловна, а ведь героиня ваша всю жизнь ждала этого момента, когда ее разоблачат и прижучат: «Что же ты, сука, сделала?» И, зная это, она приготовила монолог, как в самодеятельности».

Чурикова говорит: «Я поняла!» Падает на колени и произносит свой знаменитый монолог. Сняли с одного дубля!

— Счастливая у вас актерская судьба! Столько сыграно замечательных ролей.

— Мне седьмой десяток, а я не могу похвастаться тем, что полноценно жил. И, откровенно говоря, жалею, что большую часть жизни отдал работе, а не самой жизни. Неправильно это… Работал, вкалывал, переходил из картины в картину, из спектакля в спектакль и не понимал, что любимая профессия — это лишь часть той важной сути, в которой нуждается человек. Ведь есть еще семья, жена, ребенок. С Никой совершенно точно надо было больше проводить времени. Как-то, когда она долго утром прихорашивалась перед зеркалом, я недовольно бросил: «Ты же в школу опоздаешь!» И в ответ поймал ее недоуменный взгляд: «Папа, вообще-то я уже на втором курсе института».

— Ника рассказывала «ТН», как вы брали ее во все свои отпуска, водили по музеям.

— Да, было, но что это, заслуга? Подумаешь… Может, сильно сетовать не стоит, но я все-таки сожалею, что бросил себя к ногам профессии, и не заметил, как выросла дочь. Я отлично помню день, когда она родилась, и те минуты, когда впервые взял ее на руки. Такое меня пронзило острое ощущение счастья! Я никак не мог осознать случившееся чудо. Рождение Ники — доказательство того, что дети появляются не просто так, что все они — божественного происхождения. Мы прожили с Катей уже шесть лет, но детей не было. Поскольку у обоих отрицательный резус-фактор крови, врачи утверждали, что чуда ждать не стоит. Но с этим смириться трудно, нам все равно хотелось маленького. В этом-то и есть непредсказуемость жизни — чудеса случаются сами по себе, без наших усилий и контроля.

— Но зато вы, наверное, жене уделяли достаточно времени. Вы же были практически неразлучны с Катей.

— В актерских кругах Катюшу называли декабристкой. Куда только она со мной не ездила! Моталась по стране, по самым дальним ее уголкам, а это не всегда физически комфортно. Стремление как можно чаще видеться друг с другом было вызвано исключительно любовью. Мы очень любили друг друга… Катя знала, что, хотя во время работы мне ни до чего, я сильно тоскую в разлуке. Я звонил домой каждую свободную минутку даже тогда, когда это сделать было трудно, — мобильных же не было.

Инициатива приезда ко мне, где бы я ни находился, всегда исходила от Кати. Спустя годы, когда приподнялся железный занавес, мы рванули и объездили всю планету. Брал ее с собой на все гастроли. Вот только до Японии так и не успели добраться… Теперь, когда я оказываюсь там, где бывали с ней вместе, возникает ощущение, что сейчас жена моя покажется, выйдет навстречу, улыбнется: «Выпьем кофейку?» Катька моя по всему миру наследила. (С улыбкой.) И нас не беспокоило, что на ее поездки уходил весь мой гонорар. Яркие впечатления — вот что самое главное в жизни, а не шубы и золотые унитазы. Кто-то из знакомых мне недавно сказал: «Ты горюешь, что ее больше нет. Но ведь подумай, какую счастливую жизнь вы прожили вместе. А представляешь, если бы ты вообще не встретил Катю?» И знаете, эта незатейливая мысль меня успокаивает, когда впадаю в горе.

У Ахмадулиной есть такие строки: «Вот так, столетия подряд, все влюблены мы невпопад, и странствуют, не совпадая, два сердца, сирых две ладьи, ямб ненасытный услаждая великой горечью любви». Не всем повезло так, как нам. Наше с Катей знакомство выглядит сказочной историей. В Театре Образцова шла репетиция «Алых парусов», я играл капитана Грея, а девушка в зале рыдала навзрыд.

Конечно, я обратил внимание на эту ненормальную (со смехом), потому что считал глупым верить в такую, в общем-то, туфту. В каждой девочке живет Ассоль, но Катя оставалась ею всю жизнь, была наивной, доброй и доверчивой. У нас с ней как-то сразу все легко получилось. Мы работали в одном театре — я артистом, она педагогом.

 

7 Ноября отмечали компанией в Катиной квартире. Я пришел с двумя бутылками «Салюта» — это такое шампанское-ситро, ужасная гадость! — и больше не ушел. Катя потом всегда этот день отмечала пышнее, чем свадьбу.

Первое время нам очень помогали ее родители, я хотя и много работал, зарабатывал негусто. Помню, как в конце декабря «морозил» от фирмы «Заря» — ходил Дедом Морозом с утра до ночи, платили по два рубля за один визит. Уставал страшно, к тому же в каждом доме стремились напоить Дедушку. (Смеется.) Теперь бумеранг добра вернулся, теща с тестем совсем старенькие, и я им помогаю. Когда прихожу к Кате на могилу, говорю: «Не волнуйся, с твоими родителями все в порядке».

— Интересно, а кто в вашей семье решал бытовые вопросы?

— Все — только Катя. Основные заботы лежали на ней, ну а я — так, на подхвате. Например, мог отвезти Нику в детский сад. Для нормального мужчины женщина — это суть жизни, воздух. Недавно Борис Мессерер позвал меня на открытие памятника Белле Ахмадулиной, она умерла через год после Кати. И я читал такие ее стихи: «Любовью жегся и любви учил вид полночи. Я заново дивилась неистовству, с которым на мужчин и женщин человечество делилось». Так и есть, никуда не денешься от этого неистовства, ни секунды мужчины и женщины не проживут друг без друга. Мы — альфа и омега. Хотя, конечно, счастье — встретить своего человека, ведь кто-то не омега, а кто-то — не альфа.

Мы с Катей хорошо прожили отпущенные нам 30 лет. Хотя в первые совместные годы я ей доставил немало неприятных переживаний. Нашлись «добрые» люди, которые рассказали ей про женщин, которые у меня были до нее, про бурный образ жизни. Плюс мой алкоголизм. Кому же это понравится? Я весь соткан из недостатков, но она принимала меня таким, каков я есть. Об этом банальном секрете счастливого брака почти все женщины забывают. У Пьехи есть такая наглая песня: «Если я тебя придумала, стань таким, как я хочу». Как это?! Большое заблуждение придумывать себе идеального спутника жизни.

— Но согласитесь, сложно принимать человека пьющего. У алкоголизма всегда есть причина — неустроенность, неудов­летворенность образом жизни, сварливая жена, отсутствие любви… Что заставляло вас браться за рюмку?

— Мне кажется, что люди пьют не потому, что бегут от проблем. Современный человек боится выражать свои истинные чувства, стыдится откровенничать, живет, как правило, в коконе. Замкнутость и нелюдимость объяснимы: мир вокруг враждебен. А алкоголь убирает страхи, снимает блок защиты, и люди становятся частью мира, фантастически остроумными, смешными, компанейскими. Я сейчас не говорю про тех, кого алкоголь превращает в уродов. Мне лично нравился сам процесс выпивки, я считал, что это одно из лучших наслаждений. Да и окружающие замечали, что я в таком состоянии очень симпатичный. (Смеется.)

— Вот только женам почему-то не по душе измененное состояние мужей. Тогда они начинают их пилить, и в результате жизнь проходит в бесконечных ссорах. — От пилежа и ругани мужчина пьет еще больше. Бороться, конечно, надо, но не теми методами, которые прижились в нашей стране. Не осуждение, оскорбления и ненависть жены, а любовь и терпение вернут мужчину на правильные рельсы. Кате, конечно, не нравилось мое пристрастие, но она никогда меня не ругала. Уговорила однажды посетить сеанс массового гипноза. Спустя время сказала, что, видимо, стоит повторить, заплатив еще раз какие-то большие деньги. Я посмотрел в ее фантастические глаза, которые всегда говорили мне больше любых слов, и вдруг понял, что кодирование ни к чему. К рюмке больше не притронусь, раз жене это доставляет страдание. Я перестал пить, и ее глаза изменились — Катя стала прежней Ассоль.

Избавить мужчину от пагубных пристрастий может только он сам. Вот, к примеру, после того как шесть лет назад у меня случился обширный инфаркт, я бросил курить в один день. Выбор в таком случае один: или жизнь, или смерть, и никто вам не советчик. Я умирал в реанимации города Клайпеда, понимая, что непоправимое уже произошло и мне не выкарабкаться. Я лежал и, не стесняясь, плакал от обиды за то, что я, еще, в общем-то, молодой человек, должен уйти. Очень было себя жаль. В этот момент подошла врач и сказала: «Помогите себе: перестаньте себя жалеть, и все будет хорошо».

— Вы поняли, для чего были посланы такие испытания? Два инфаркта, один за другим, оторвавшийся тромб…

— До сих пор не знаю, что это было. Уже во время операции, когда в мои забитые никотиновыми бляшками сосуды ставили стент, оторвался тромб, но, подойдя к сердцу, остановился. Он там до сих пор. Теперь я пожизненно на лекарствах. Но что поделать — либо жизнь, либо смерть. Мне досталась жизнь, а вот Кати через полгода не стало (Екатерина Гаркалина умерла от рака 15 февраля 2009 года. — Прим. «ТН»). Но жизнь продолжается. Уже после ее ухода родился наш внук, Тимоша. Он и его папа, Павел Акимкин, спасли Нику от горя, которым стала смерть матери. Если бы не они, неизвестно, как бы Ника пережила. Она до сих пор, мне кажется, не оправилась. Несчастье тем и ужасно, что неизбежно, и в человеческой жизни больше несчастных минут, а не счастливых. С сожалением должен это констатировать. С уходом Кати моя жизнь тоже кончилась. Началась другая, отдаленно похожая на прежнюю. С прошлым меня связывают Катины вещи и обстановка в доме. Она пока такая же, как была при ней. Хотя, думаю, пришло время все переделать.

— С Тимошей у вас сложились невероятно теплые отношения. Кажется, в вашем доме ему позволяется все?

— Строго воспитывать ребенка — это удел родителей. А у дедушки можно все! Что бы ни происходило, я никогда внука не ругаю. Пусть делает все что хочет, если, конечно, речь не идет о том, чтобы засунуть пальцы в розетку. Раньше я думал, разговоры о том, что любовь к внукам — это нечто особенное, — досужие заблуждения. Но теперь понимаю: нет, это правда. Тимофей для меня — самый любимый человек. А не дочь, не зять, не сестра. Я их люблю, но вот это существо… оно мое все. Когда он родился, я думал, что вернется ощущение того восторга, которое охватило меня при рождении Ники. Но нет, все вышло иначе. Мы с Никой были в Израиле, когда она плохо себя почувствовала, и я повез ее в больницу. Она вышла от врача и говорит: «Ну что, поздравляю, скоро ты станешь дедом». В этот момент я и ощутил, что теперь у меня есть самый близкий в мире человек. Как мне рассказывает Ника, было время, когда Тимоша просыпался и засыпал с моим именем на устах: «Где дида?» Я думаю, что это миф, который распространяет моя дочь, но то, что он меня выделяет, это совершенно точно.

Ради Тимофея мы недавно купили дачу. Далековато от Москвы, сто с лишним километров, но зато у нас необыкновенной красоты участок в березовой роще. Домик одноэтажный, но мы и не стремимся к роскоши. Главное, что места всем хватает: и Нике с семьей, и мне, и моей младшей сестре Марине с мужем.

Скоро поедем туда и нарядим елку прямо во дворе. У нас есть три красивые маленькие елочки, какую из них выберет Тимоша, не знаю. В нашей семье он — главный!

— И Беня, ваш питомец породы уайт-терьер!

— Так и есть. (Смеется.) Пять лет назад на день рождения Ника подарила мне этого аристократа с черным носиком-пуговкой. По паспорту он Маркиз Бенедикт какой-то там. Но я подумал, что буду звать его просто Беней. Помните, у Бабеля был Беня Крик? И это имя ему сразу подошло.

Я создаю ему все условия, он ни в чем себе не отказывает, живет как хочет, спит где хочет.



— Одних игрушек целый ящик!

— Да, все брошено к его ногам. Но Бенька своенравный песик. У него комплекс маленькой собачки. Ощущает себя страшным псом, который может разорвать на части любого. А еще почему-то в нем живет классовая ненависть: если видит людей в рабочей робе, демонстрирует лютую злобу. Не могу понять причину. Беня — наш с Тимошей любимец. Когда выпадает свободный день, мне привозят внука, и мы «валякаемся» на моей кровати в спальне втроем. Так внук называет наше времяпрепровождение.

Для меня это самые счастливые часы жизни.

— А как же любимая работа? Не переживаете, что нечасто снимаетесь?

— Я преподаю в ГИТИСе, около 12 лет руковожу мастерской на эстрадном факультете, выпустил уже пять актерско-режиссерских курсов, а еще остается театр. Вообще-то, я очень много сыграл на сцене — даже Гамлета. Господи, о чем можно говорить!

Но наступает время, когда биография актера подходит к концу, надо философски это воспринимать и не страдать по этому поводу. Подросли другие мальчики и девочки, пришло время других героев. Я уже не запрыгну на табуретку с прежней лихостью, зато новое поколение знает мои картины. Именно благодаря хорошим фильмам я пока не предан забвению.

— У Ники своя семья, вы остались один. Хватает вам ее внимания, или, как всем родителям взрослых детей, кажется, что недостаточно?

 

— Конечно, я страшно недоволен тем, что она занята своей семьей. Шучу! Дочь не из тех, кто редко звонит, она очень сильно обо мне беспокоится. Иногда, когда ей кажется, что я делаю что-то не так, строго говорит: «Сколько раз я должна тебе повторять?» — и я ловлю себя на мысли, что все это в моей жизни уже было, только теперь мы с Никой поменялись местами. С годами все мы меняемся ролями со своими детьми.

— Валерий Борисович, жизнь есть жизнь, и вам всего лишь 60… Допускаете ли мысль, что к вам снова придет любовь? Какое у вас на сегодняшний день настроение и каковы ожидания от будущего?

— Я не стал бы брать на себя функции судьбы и думать за нее. Мне кажется, что даже предполагать не стоит — она непредсказуема и всегда сама предлагает варианты событий. Что случится — то случится. И, на мой взгляд, только при таком подходе судьба отвечает благосклонностью и дарит подарки. А вот если судьбу гневить, торопить, предсказывать события — не выйдет ничего хорошего. Я никогда не строил глобальных жизненных планов, потому что это повод рассмешить Бога. Грех жаловаться — мне удалось узнать, что такое счастье.

И если придется предстать перед Страшным судом, я поблагодарю Небеса за то, что было в моей жизни.

---

Валерий Гаркалин

Родился: 11 апреля 1954 года в Москве



Семья: дочь — Ника, театральный продюсер; зять — Павел Акимкин, актер и музыкант; внук — Тимофей (2 года)

Образование: окончил отделение кукольного искусства Музыкального училища им. Гнесиных, факультет эстрады и массовых представлений ГИТИСа

Карьера: работал в театре «Люди и куклы» (Кемерово), затем в Центральном театре кукол им. Образцова, в Московском театре сатиры, Московском драматическом театре им. Станиславского, Московском драматическом театре им. Пушкина и др. С 2001 года играет в антрепризе. Снялся более чем в 70 фильмах и сериалах, среди которых: «Катала», «Белые одежды», «Ширли-мырли», «Ландыш серебристый», «Бедная Саша». Профессор РУТИ-ГИТИСа (факультет эстрады). Народный артист России (2008)