Онлайн-журнал о шоу-бизнесе России, новости звезд, кино и телевидения

Светлана Зейналова: «И пальцем на нас показывали, и друзья были, которые просили не приходить в гости с Сашей»

0

Некоторое время назад ведущая Первого канала Светлана Зейналова рассказала о том, что у ее дочери аутизм. Сейчас Саша оканчивает второй класс. Есть много успехов и немало проблем. Но есть и человек, который стал членом их семьи. Об этом и многом другом — в интервью.

— Когда мне позвонил Юрий Викторович Аксюта и сказал: «Ты в «Го­ло­се», я не поняла, что он имел в виду. Ну да, я в голосе, и что? (Смеется.) Когда до меня наконец дошло, что подразумевается: я теперь работаю в «Голосе»,  радости моей не было предела! Казалось, что это нереально. Ну как в сказке — бац! — и повезло. Я немножко другая, не такая, как все девочки, которые были соведущими Нагиева до этого. Более спортивная, активная и с детьми общаюсь на равных — по-другому не умею. Мы знакомимся на площадке, фотографируемся, вот они уже рассказывают мне о друзьях, одноклассниках, чем занимаются их родители, кто кому в классе нравится и так далее.

Конечно, перед выходом на сцену дети настраиваются не минуту, как ­показывают, а порой гораздо больше. Никто никого не гонит — главное, чтобы ребенок почувствовал, что он готов выйти. У кого-то действительно очень сильный стресс. Один мальчик, например, все время в стену входил вместо дверей. Я ему говорю: «Милый, посиди со мной еще немножко, давай я тебя помну, пощекочу — нужно, чтобы ты расслабился!»

— Утешать покидающих проект часто приходится?


— Многие плачут, да. Мы с ребятами разговариваем, я объясняю, что это выступление — лишь маленький шажочек в их большой карьере. Говорю: «Все эти дяди и тети в креслах потом завидовать тебе будут и проситься на концерты!» Хочется донести до ребят, что они выбрали сложную, жестокую профессию, в которой постоянно нужно что-то доказывать. И учиться как ­выигрывать, так и проигрывать.

— Создается впечатление, что некоторые родители больше хотят, чтобы ребенок попал в телевизор, нежели сами дети…


— Не соглашусь. Есть дети, которые рвутся выступать, они по природе своей артисты, хотят петь, им нужна публика. Родителей я вижу за кулисами самых разных. Да, есть те, кто мечтает сделать из своего ребенка большого артиста, и они действительно рассматривают этот конкурс как шаг вперед. Но я не видела ни одного ребенка, которого через силу заставляли участвовать в проекте. Просто дети по-разному воспринимают исход. Для кого-то это трагедия, а кто-то рассуждает: «Сегодня проиграл — попробую в следующий раз. Главное — опыт!»



­— Надоело рассказывать всем, что у дочки просто сложный характер. Получается, ты стыдишься собственного ребенка, боишься признаться, что есть проблема, с которой нужно научиться жить
. Фото: Юлия Ханина

— Светлана, а у вас в жизни много было конкурсов, кастингов?


— Были, конечно. Когда выбираешь творческую профессию, вся жизнь становится бесконечным соревнованием. Ты все время должен кому-то понравиться, доказать, что чего-то стоишь. А мне в этом плане всегда достаточно тяжело: я не могу побороть волнение. Каждый раз выхожу на сцену и в прямой эфир как в первый раз.

Первым провалом было непоступление в театральный институт. Я очень хотела там учиться, но трижды проваливалась. Рыдала точно так же, как детишки из «Голоса», которые не проходят слепые прослушивания. До тех пор, пока не поняла, что поступить в театральный вуз — особая история, имеющая мало отношения к твоим реальным способностям и таланту. Ты можешь быть сколько угодно гениальным, прекрасно выступать, петь и читать стихи, собирая восхищенные охи-ахи друзей и родных, но когда оказываешься перед приемной комиссией, то чувствуешь, как у тебя сводит руки, ноги, челюсть, и ты слова не можешь из себя выдавить. К прослушиваниям нужно готовиться особым образом: понять, какой материал тебе подойдет, а какой не стоит брать, как одеться, как себя подать.

Не поступив с первого раза, я пошла в Московский педагогический государственный университет имени Ленина, на отделение психологии. Проучилась там несколько лет и все-таки стала студенткой Театрального училища имени Щепкина. За учебу взялась с энтузиазмом. Я всегда была трудоспособной. Если говорили подготовить к завтрашнему дню этюд, я делала три, не меньше.­ Мои однокурсники всегда над этим смеялись. А училась я с Катей Вуличенко, Сережей Рудзевичем, Димой Миллером, Антоном Федотовым и многими другими прекрасными артистами. Последний как режиссер снимал сериал «Кухня». А в его полнометражном фильме «Кухня. Последняя битва» я даже сыграла саму себя — телеведущую, он придумал для меня эпизод.


— В какой момент поняли, что актерская профессия — это не ваше?


— Так жизнь сложилась. Вообще студенты театральных училищ всегда считали, что люди, работающие на радио и телевидении, последние лузеры, на которых крест поставили. И я так в свое время рассуждала. (Смеется.) Но когда после института я начала работать в театре (Театр «У Никитских ворот». — Прим. «ТН»), случился глубочайший кризис, денег катастрофически не хватало, мы зарабатывали на тот момент полторы тысячи рублей в месяц: сто рублей за спектакль, пятьдесят — за репетицию. Чтобы как-то выжить, я подрабатывала всюду, где только могла. Например, официанткой в ночном клубе, Снегурочкой, массовиком-затейником. Когда дочка родилась, бизнесом пыталась заниматься: у меня была фирма по организации мероприятий. Мой принцип заключается в том, что все время нужно бороться, бить лапками, ковыряться, не сидеть без дела. Кому-то успех дается с полпинка, а мне все достается с глобальным трудом.



— Как мать я тряпка, характер не нордический. Все время переживаю, что можно дать Саше еще больше
. Фото: Юлия Ханина


— Обидно?


— Конечно, в определенной степени и зависть присутствует, не буду скрывать. Особенно когда ты чего-то очень хочешь и тебе это не дается, а кому-то для этого достаточно, не знаю, сделать телефонный звонок или еще что-то подобное.


— А на Первый канал как попали, не благодаря старшей сестре — Ираде Зейналовой?

— Ну как… Когда из театра пришлось уйти, потому что началась реорганизация и денег не стало совсем, я устроилась на Радио MAXIMUM. Потом был канал ТВ Центр: именно там я работала как корреспондент в кадре. В это же время моя сестра работала в Лондоне спецкором Первого канала. В какой-то момент, подыскивая, куда еще можно податься, я записала промодиск и попросила Ираду передать его кому-нибудь на Первом канале. Желающих устроиться всегда было много, но при этом постоянно ищут людей. Диск попал в руки Елены Афанасьевой, она-то и стала его дальше передавать. Сначала я пробовалась в какую-то передачу об экстрасенсах, в итоге она так и не вышла в эфир. И все, про меня забыли. Спустя, наверное, месяцев пять мне позвонили и пригласили уже на кастинг «Доброго утра». Я пришла, попробовалась — и снова тишина. Уже благополучно начала работать на «НАШЕМ Радио» в утреннем шоу. Только под Новый год раздался звонок — как раз когда я лежала с жестоким гриппом. Мне говорят, что меня утвердили, а я понять не могу куда. «Вы знаете, — говорю, — я уже трудоустроилась за это время. Спасибо!» А мне: «Вы больная, что ли? Это же Первый канал! Ждем вас после Нового года!» Так в 2011 году я вышла на работу в программу «Доброе утро».

— Первым делом пришлось привыкать к определенному графику и ранним подъемам?


— Вставать ни свет ни заря меня приучила дочка: Александра все свое детство вставала в половине пятого или в пять. И сейчас она запросто может проснуться так рано и сказать: «Мама, пойдем варить кашу». Поэтому чувство сна у меня давно атрофировалось. Но это все мелочи. Главное, что Саша растет, развивается. Ей восемь лет, и она ходит во второй класс. Вы сами видели, что она и поет, и отчетливо выговаривает слова, любит внимание и фотографироваться, если в настроении.

Знаете, каждый ребенок, особенный он или обычный, хорош настолько, насколько в него вкладываются родители. И плох настолько же, настолько им не занимаются. Я и за кулисами «Голоса» вижу, сколько родители вкладывают в детей: насколько они готовы жертвовать своим свободным временем, кто-то карьерой, ради того, чтобы все время посвящать ребенку и его увлечению музыкой. Я вижу, как кто-то отдает последние деньги, чтобы купить дочери красивое платье для выхода на сцену, как семья чем-то жертвует для того, чтобы заниматься с педагогами по вокалу, а это порой приличные суммы.



На записи программы «Голос. Дети» с участниками проекта. Фото: Пресс-служба Первого канала

— Некоторое время назад вы публично рассказали о диагнозе Саши — аутизме. С какой реакцией столкнулись?


— Для меня это было важное решение. И для Саши тоже, особенно для нее. Потому что ей дальше жить с этим. А делать вид, что проблемы не существует, глупо и опасно. В какой-то момент надоело рассказывать всем, что у дочки просто сложный характер. Получается, ты стыдишься собственного ребенка, боишься признаться, что есть большая проблема, с которой нужно научиться жить. Я рассказала о нашем диагнозе в интервью сознательно, чтобы люди, с которыми Саша общается, начали ее принимать, чтобы ее стало принимать общество, чтобы государство, в свою очередь, осознало свою долю ответственности перед ней.

Нам сразу же предложили оформить инвалидность и выплачивать 13 тысяч рублей в месяц. Мы и от этого не отказываемся, деньги нам нужны. Государство предлагает помощь, но зачастую она точечная и непродуманная. Например, всем детям с аутизмом положено восемь занятий с логопедом в год. Что они могут дать в таком количестве? Да ничего. Я сразу предлагаю отдать эти уроки другому ребенку — пусть кто-то шестнадцать раз позанимается. Мне отвечают: «Приходите и пишите отказ, а то потом будете жаловаться…»

Самое главное — люди вокруг. За это время (диагноз девочке поставили в пять лет, а проблемы начались в полтора года. — Прим. «ТН») я общалась с огромным количеством поведенческих педагогов, психологов. Но пришла к выводу, что много полезного и важного мне дали люди, которые не являются специалистами по аутизму. Они просто любят детей и всю жизнь с ними работают. Ведь к каждому нужно найти подход. А не все хотят этим заниматься.

Шура учится в инклюзивном классе при лицее № 1574, то есть там есть обычные дети и несколько ребят с ­особенностями развития (аутисты, c синдромом Дауна, с ДЦП). Но к сожалению, не все учителя хотят заниматься с последними. Официально подход к программе такой: они что-то проходят всем классом, а что-то индивидуально потом дорабатывают с педагогом, потому что сразу не могут усвоить. Заниматься детьми в принципе сложно, потому что в них нужно вкладывать все свое время и душу.

А когда это касается еще и особенных детей, сложно вдвойне. Вот как объяснить аутичному ребенку, что такое гласные  согласные? Наша учительница сразу сдалась: «Она все равно не поймет». Да почему же не поймет?! Мы возвращаемся домой, и я начинаю вспоминать, как мне самой объясняли в детстве, что есть красные буквы и синие. И вот мы все согласные рисуем и закрашиваем с ней в синий, а гласные — в красный. Я еще объясняю на примере: синие — это мальчики, а красные — девочки. Они между собой «дружат», их союз, семью, называют слогом. Мы какое-то время дома тренируемся, повторяем, начинаем сначала, но спустя время она сама показывает правильные буквы, отличая согласные от гласных. В другой раз я купила ей глобус и объясняла, что земля круглая, а мы живем в этой маленькой точке… Вот есть человек, а есть кукла — она как человек. Видишь? Только в уменьшенном размере. Или есть игрушечная собачка, а есть живая. Кстати, первыми Сашиными осознанными словами были: «Собака моя любимая!» Слово «мама» она произнесла под давлением логопеда на занятии! (Смеется.) А вот про любимую собаку Рию сказала сама. Ночью требует ее к себе: «Рия, сюда! Рия, спать! Рия, кровать!» Я объясняю, что собака линяет и должна спасть на полу, но Саша отказывается слушать. Она так любит Рию, что порой ее ласки небезопасны для собаки! (Смеется.) Но Рия мужественно и без жалоб все терпит.

— Я заметила, что Саша не боится людей.


— Так и есть. Более того, она их очень хорошо чувствует. Дочка сразу подходит к незнакомому человеку и определяется с тем, как к нему относиться. Это может быть любовь с первого взгляда или полное игнорирование, и с последним уже ничего нельзя будет поделать. Она делит людей на «нравится» и «не нравится». И в этом смысле я ей даже завидую. Потому что она не станет общаться с тем, кто ей не симпатичен. Многие ли из нас могут позволить себе подобное?



— Недавно мне врач сказала: «Александра не похожа на ребенка с аутизмом, она у вас хорошо разговаривает и идет на контакт». Это значит, все не зря!
Фото: Юлия Ханина


— Среди одноклассников у дочери есть ­друзья?


— Есть две девочки, с которыми она общается. Саше ведь сложно выразить свои эмоции, поэтому она обычно просто ходит с ними за ручку, улыбается, они играют вместе. В ее классе ребятам с детства объясняют, что они все разные и среди них есть детки с аутизмом, с синдромом Дауна, с ДЦП и так далее, то есть отличающиеся от них. И что если мальчик передвигается в коляске, значит, ему нужно помочь, потому что он не хуже тебя, он просто другой. Кто-то из детей принимает таких одноклас­сников больше, кто-то меньше, кто-то их побаивается, то есть реакция разная, но дети изначально растут в атмосфере инклюзивности и понимания того, что все вокруг разные. Иногда сталкиваешься со взрослыми, которых не научили подобному отношению. Я всегда повторяю, что взрослые — это неправильно воспитанные дети. И на нас ­тоже пальцем показывали, да и сейчас такое случается, и были друзья, которые просили не приходить в гости с Сашей… Все это было…

Многим непонятно, почему аутисты так странно коммуницируют — порой с помощью криков или нечленораздельных звуков. Просто они не могут выразить чувства словами. У Саши до сих пор такое случается. Когда эмоции захлестывают, она начинает кричать: «А-а-а!» Я тут же ее прерываю: «Не ори! Пользуйся словами». Сейчас Саша изо всех сил старается. А когда не совсем получается, выстраивает логическую цепочку: «Бери, макай, молоко…» И я понимаю, что она хочет, чтобы мы что-то приготовили. Или помню, как она не хотела заниматься с логопедом: в кабинете рыдала и устраивала истерики. В другой раз, предвидя подобное, я уже по дороге объясняла ей, что либо она едет заниматься, либо мы разворачиваемся и уезжаем, потому что я не хочу тратить время и деньги, которые достаются так непросто, на ветер. Вот сорок минут мы ехали, и сорок минут я ей полоскала мозги. На занятиях в тот день она была как шелковая, даже логопед удивилась, что такого я с ней сделала. «Да ничего особенного, просто объяснила, как устроена жизнь», — ответила я. Но если говорить о воспитании в целом, то как мать я тряпка, характер не нордический. (Смеется.) Все время переживаю, что можно дать ей еще больше.

Сложнее всего было в первые годы. Я помню, как Саша заметила меня в первый раз. Педиатр, пришедший домой на плановый осмотр, обратил внимание, что Саша не смотрит в глаза. Начались хождения по врачам, анализы, исследования… Дочь отказывалась меня слушаться, мы не могли понять друг друга… После ее очередной истерики я сдалась: просто села на пол и разревелась. Что я ни делала, все впустую, ребенок меня игнорировал! Не получается у меня быть мамой, не могу найти контакт… А тут она увидела меня рыдающую, подошла и обняла. Так я поняла, что дочь меня видит и слышит и все понимает. И появились силы продолжать бороться дальше и по мере возможностей поддерживать других.

Когда я рассказала о диагнозе Саши, откликнулось большое количество родителей, у которых дети с аутизмом. Иногда бывают дни, когда я отвечаю на десять писем с просьбами посоветовать хороших специалистов: логопедов, психологов, педагогов и так далее. У меня даже шаблон появился, куда я сразу вбиваю контакты всех хороших специалистов, к которым мы сами обращались. Честно пишу, на кого не стоит тратить деньги и время, так как толку не будет. Порой мне пишут с просьбой прислать бешеные суммы на лечение. И обижаются, когда я объясняю, что у меня таких средств нет! Реабилитация действительно упирается в большие деньги. Счета, которые приходят на оплату занятий музыкой, гимнастикой, уроки у логопеда, консультации психолога, впору просматривать только­ с коньяком. А еще обязательно нужно вывезти летом ребенка на море: после каникул Саше всегда становится лучше, да как, собственно, и всем детям. Поэтому я не отказываюсь ни от какой работы, ни от каких корпоративов и концертов — использую любую возможность заработать.

Когда мне говорят: «Вы такая сильная!» — я объясняю: это только благодаря выпавшим испытаниям. Тут было одно из двух: либо потонешь, либо доплывешь. Я выбрала второе. Хотя по характеру изначально я квелая, мягкая. Только благодаря своему желанию сначала стать актрисой, а потом выжить и зарабатывать я начала работать над собой, преодолевать робость. Билась, ошибалась, терпела неудачи, постепенно закаляя характер. Теперь уверена: всему можно научиться при желании и необходимости.

Но знаете, что из последнего считаю своей главной победой? Недавно я пришла с Сашей на прием к очередному специалисту, психиатру, чтобы услышать его альтернативное мнение. А она мне говорит в конце приема: «Александра вообще не похожа на ребенка с аутизмом, она у вас так хорошо разговаривает и идет на контакт!» И я про себя так: «Йес-с-с!» Значит, все не зря! Значит, нужно еще немножко поднажать!



— Первыми Сашиными осознанными словами были: «Собака моя любимая!». Фото: Юлия Ханина

— У вас был тяжелый развод с мужем — вскоре после того, как Саше поставили диагноз. А сейчас отец общается с дочерью?


— Да, с недавнего времени он приходит к нам регулярно, они общаются. У бывшего мужа (Алексей Глазатов, бывший программный директор Радио MAXIMUM. — Прим. «ТН») давно другая семья, и там есть ребенок, но друг с другом дети незнакомы. Поначалу никакого диалога у нас после развода не получалось, но жизнь оказалась мудрее, все потихоньку расставляет по своим местам. Конечно, я вижу, как Алексей меняется, когда Саша перестает быть шелковой девочкой и включает свои обычные штучки-дрючки, непривычные для большинства людей. Вижу и понимаю, что он бы не выдержал этого на постоянной основе, поэтому все сложилось так, как и должно.

Иногда случаются забавные ситуации. Я говорю: «Отнеси папе чай!» А она спрашивает: «Папе Мите или папе Леше?» Я дочке уже говорила, что ей повезло — у нее сразу два папы и оба хорошие. (Смеется.)

— Дмитрий — ваш любимый мужчина. Саша сразу его приняла?


— Он настойчиво к ней лез и проявлял инициативу. Я, например, объясняла, что с Шурой нельзя просто так пойти в парк погулять. Как и все аутисты, она может воспринимать только привычный маршрут — все новое ее пугает и может вызвать неадекватную реакцию. Дима брал Сашку за шкирку, и они вместе шли на улицу. Он приучил ее переходить дорогу, стоять на светофорах, гулять новыми дорогами. В какой-то момент она сдалась. Это было в самом начале, а чтобы им обоим жизнь медом и вовсе не казалась, через два месяца после нашего общего знакомства я улетела работать на Олимпиаду в Сочи и оставила Шурика Дмитрию. На целый месяц! Решила, что если суждено нам всем быть вместе, то он эту шоковую терапию переживет. А если нет — значит, нет.

Вместе мы, кажется, три с половиной года. Дима изначально был настойчив. Звонил, писал и приглашал куда-нибудь сходить. Я объясняла, что у меня нет времени на свидания, я же не тинейджер! Встаю в пять утра, у меня особенный ребенок и специфическая работа. То есть я быстро дала понять: если хочешь жить с нами, то приезжай с вещами. Он приехал и остался.

— Конкретный мужчина. По характеру вы разные?


— Диаметрально. Вот я говорю: «Дмитрий, сегодня классная тусовка, где нужно выпивать». Он: «Отлично, ты поезжай, а мы с Сашей посидим дома». Хм, и действительно, пока мы с подружками общаемся и отдыхаем, они дома привычно ужинают и ложатся спать. Если удается вытащить Диму на тусовку, через 15 минут он начинает канючить: «Поехали домой!» Ему скучно. Когда мне вручали премию «Светский журналист года-2016», я еле уговорила его поехать на мероприятие вместе. Через 15 минут началось: «Я уже поел, дальше что? Когда вручение-то?» В ожидании начал смотреть по сторонам и отпускать комментарии в адрес гостей церемонии. Впечатления его можно было выразить одной фразой: «Сборище фриков!» Я только успевала шипеть, чтобы тише говорил: там же и коллеги мои были, известные люди! (Смеется.)



— Когда мне говорят: «Вы такая сильная!» — я объясняю: это только благодаря выпавшим испытаниям. Тут было одно из двух: либо потонешь, либо доплывешь
. Фото: Юлия Ханина

— Детей еще планируете, думаете об общем ребенке?


— Мы об этом думаем и хотим, но вот пока не получается. Если и дальше ничего не выйдет, то, может быть, усыновим ребенка. Хотя сделать это будет вдвойне непросто, так как есть ребенок с инвалидностью. Но как-то будем решать этот вопрос. Мы обсуждали такую возможность, и я потихоньку Дмитрия подвожу к правильному решению.

Просто загадывать что-либо — дело неблагодарное. Хочешь насмешить Бога — расскажи ему о своих планах. Я в этом отношении человек суеверный: сбывается то, чего ты очень хочешь, и то, чего больше всего боишься. Поэтому я себя учу ничего не бояться и уметь ждать. И еще — принимать вещи и людей вокруг такими, какие они есть. И Александру такой, какая она есть, и Дмитрия, и друзей, и коллег, и семью. Никто из нас не идеален, и нужно быть чуть терпимее друг к другу.


Светлана Зейналова  Светлана Зейналова

  Родилась: 8 мая 1977 года в Москве

  Образование: окончила Высшее театральное училище им. Щепкина

  Семья: гражданский муж — Дмитрий, маркетолог; дочь — Александра (8 лет)

Карьера: после института работала в Московском государственном театре «У Никитских ворот». Затем — на Радио MAXIMUM, в утренней программе «Шоу Бачинского и Стиллавина». Работала  на канале ТВ Центр, в программе «Настроение». С 2010 года ведет эфир на радиостанции «НАШЕ Радио». С 2011 года — одна из ведуших «Доброго утра» на Первом канале. Соведущая Дмитрия Нагиева в проекте «Голос. Дети» (2017)

Загрузка...