Ольга Науменко: «На роль Гали в «Иронии судьбы» я пробовалась с совсем другим «Лукашиным»

— Я давно отношусь как к данности, что, несмотря на множество сыгранных ролей, зрители меня в основном воспринимают как Галю из «Иронии судьбы». И я не против. Многие мои коллеги снимались куда больше моего, но зато у них нет визитной карточки — той роли, по которой их можно узнать. Причем получила я ее случайно.

Мне было лет двадцать, когда Михаил Ульянов пригласил меня сняться в его картине «Самый последний день». От моих проб он пришел в восторг и утвердил на роль.

И вдруг звонит Наташа Коренева, второй режиссер картины: «Олечка, сниматься будет другая актриса. Но Михаил Александрович хочет с тобой поговорить». Вы не представляете, что со мной было, как я рыдала, буквально до истерики!

Отревевшись, я пошла-таки к Ульянову и услышала причину, по которой он не взял меня на роль. Ему было нужно обыкновенное женское лицо, а не такое запоминающееся, как у меня. В этот же день на «Мосфильме» я встретила Наташу Кореневу. Взяв меня под руку, она сказала: «Не переживай! Эльдар Рязанов запускается с новой картиной. Думаю, там есть для тебя роль». И потащила меня в группу. С Эльдаром Александровичем мы столкнулись в дверях. Наташа представила: «Это Ольга Науменко, актриса на роль Гали». Он посмотрел внимательно: «Хорошо, мне нравится». Почему-то я была уверена, что меня взяли. И удивилась, что еще предстоят пробы. Только спустя десятилетия я узнала, что тогда на роль Гали пробовались многие актрисы, например Наталья Гвоздикова.

Когда мне прислали сценарий «Иронии…», я пришла в неописуемый восторг. Помню, прихватила его в театр, на репетицию. Хохотала безумно, никак не могла остановиться. «Ольга, в чем дело?» — спрашивал меня наш режиссер. Я затихну на минутку, начинаю читать снова — и опять заливаюсь безудержным смехом.

Пробы я проходила с совсем другим «Лукашиным», ведь на роль Жени тоже было много претендентов. Моим партнером оказался… Олег Даль! Мы с ним играли самую первую сцену фильма — наряжали елку и разговаривали про Катанянов.

Мне очень повезло с Олегом! Чудный, нежный, ласковый, добрый… Он настолько меня раскрепостил (а волнение было страшное), что я сыграла на одном дыхании. Хотя мне и говорили, что вроде как характер у него сложный. Не знаю, может, настроение в тот день было хорошее или мольбу в моих глазах увидел (с улыбкой), только все у нас с ним получилось. В тот же день меня утвердили. С Мягковым мы встретились уже на площадке, всего на три съемочных дня. Ничего не скажу плохого, но точно знаю, если бы мы пробовались с Андреем, я не получила бы эту роль.

Премьера «Иронии…» состоялась в Доме кино. Мы туда пошли вместе с Сашей Скворцовым, моим будущим мужем. Увидев себя на большом экране, я оцепенела и громко воскликнула: «Какой ужас!» На моем лице было видно все, что должно быть незаметным, например ярко прокрашенные брови. Правильно мне говорила Брыльска: «Дружи с операторами». Она-то на экране выглядела необыкновенно красивой. Меня всю жизнь расспрашивают про «Иронию…», а еще любопытствуют: «В Новый год вы тоже смотрите этот фильм?» Ну что я, сумасшедшая? Садиться у экрана и смот­реть кадры, которые знаю наизусть. Разве что включаю фоном и наслаждаюсь песнями Таривердиева.

— Ваша актерская судьба задалась с самого начала. В двадцать с небольшим лет сыграли в прекрасном телефильме «Тени исчезают в полдень», затем была «Ирония судьбы». Но все же фильмография артистки Науменко не очень большая. Почему?

— Актерская удача зависит не от таланта, а от того, окажешься ли ты в нужное время в нужном месте, с кем познакомишься, приглянешься ли режиссеру.

Можно прилагать огромные усилия, чтобы сделать карьеру, а можно плыть по течению и добиться тех же результатов. Мне ближе последнее. Усилия направляю лишь на то, чтобы, получив работу, выполнить ее с максимальной отдачей. А бегать по киностудиям и себя предлагать не в моем характере. К примеру, одну из своих первых ролей — в фильме

«Неподсуден» — я тоже получила совершенно случайно. В Щукинское училище прибежала помреж картины в поисках девочки на эпизод: рассматривая колечко, она должна была сказать: «Счастливая, Ольга». Меня прямо в коридоре схватили за руку и привезли на съемочную площадку. Чуть позже пригласили на фотопробу в картину «Тени исчезают в полдень». Тогда к таким пробам очень серьезно относились. Гримеры, костюмеры скрупулезно создавали образ героя. Такого уже давно нет… Кстати, именно после «Теней…» ко мне пришла популярность. Хотя на части поклонники никогда не разрывали. Наверное, они у меня слишком интеллигентные. Пару лет назад в метро мне уступила место женщина старше по возрасту. Я смутилась, начала отказываться. Но она объяснила: «Это из-за уважения». Не удивлюсь, если она знает меня по театру. В кино я всегда ощущала себя гостем: удалось сняться в хорошем фильме — замечательно, нет — и не надо. Я давно научилась себя дисциплинировать. Не вышло — значит, не мое.

— Вы из большой семьи, и никто из родственников никогда не был связан ни с театром, ни с искусством вообще. Как домочадцы отреагировали на ваше желание пойти в артистки?

— Я была классе в третьем, когда одна из старших сестер выучила со мной стихотворение Заходера «Буква «Я»

для какого-то школьного праздника: «Всем известно: буква «Я» в азбуке последняя…» Видимо, я прочитала эти стихи настолько эмоционально, что меня стали отправлять на конкурсы чтецов. И я очень прилично выступала. Став постарше, записалась в ТЮМ — Театр юных москвичей при Дворце пио­неров на Ленинских горах. В нашей студии, у педагога Евгении Васильевны Галкиной, учились Наташа Гундарева, Сережа Никоненко и много других ребят, ставших впоследствии известными актерами. Мой дебют оказался ярким, меня сразу ввели на главную роль в спектакль «Дикая собака динго», мы даже на гастроли по стране ездили. В ТЮМе проходила вся моя жизнь, а в школу я отправлялась будто в гости.

Когда же объявила родным, что буду поступать в театральный, они пришли в ужас. Только мама высказалась за. А папа и сестры (Римма, Лена, Светлана, Наташа и Лариса) возражали, аргументируя это тем, что раз в нашем роду нет артистов, то «и у Оленьки не получится». Нейтралитет соблюдали сестра Люба и брат Саша.

Чтобы вернуть меня с небес на землю и убедить выбрать более практичную профессию, сестра Римма (она старше на 10 лет) нашла какого-то оперного певца и упросила устроить мне прослушивание. Я страшно волновалась,

готовилась к встрече всю неделю… Певец оказался взрослым дородным мужчиной, который с многозначительным видом прослушал мою декламацию и через Римму передал, что в артистки мне идти не следует. Это сейчас мне смешно: как может певец — заметьте, не драматический актер, — оценивать артистические данные ребенка? Но тогда я страшно расстроилась и даже отчаялась. И представьте, узнав про это, другая старшая сестра, Светлана, еще вчера высказывавшаяся против, вдруг совершенно неожиданно предложила: «Давай-ка, Оля, будем с тобой готовиться к турам!» И мы принялись учить басню, прозу и стихи.

Вот так, взяла и поддержала! Типа дерзай, раз хочешь. До сих пор не знаю, кто оказался прав. Я, ставшая-таки народной артисткой, или мои близкие, считавшие, что выбранная профессия не для меня.

Моя первая попытка поступить в «Щуку» окончилась провалом, и я устроилась работать в какое-то геодезическое бюро. Это было скучнейшее занятие: с утра до вечера мне приходилось сидеть около сейфа с секретными бумагами и ждать, пока они кому-нибудь понадобятся. Выдержав месяца три, я уволилась и устроилась курьером. Утром носилась по Москве с бумагами, а вечером отправлялась либо в какой-нибудь театр (всю зарплату спускала на билеты!), либо на репетицию во Дворец пионеров. И через год без всякого протеже поступила в Щукинское училище.

— Интересно, успевал ли ваш отец всем семи дочкам говорить, какие они красавицы? Ведь без отцовской любви самооценка девочки хромает.

— Папа нас всех очень любил, но «сю-сю-сю» никогда от него не слышали. «Всем построиться — сегодня генеральная уборка!» — вот в таком тоне он с нами общался. Папа был подполковником, телячьи нежности — не про него. Но я из детей в семье была третья с конца — и значит, балованная. Обо мне все заботились — и мама с папой, и сестры старшие. К одной обратишься: «Дай 10 копеек на мороженое», к другой: «Поделись кофточкой»…

Мы жили вполне обеспеченно, ведь в советские годы профессия военного была престижной и хорошо оплачивалась. К тому же несколько лет папа служил в Германии. Мои игрушки сверстникам из СССР даже не снились. К примеру, немецкая фарфоровая кукла — с меня ростом! И целый чемодан кукольной мебели. В СССР только в 1970-х годах в магазинах появились полированные стенки, а у моих кукол такая мебель была уже в начале 1960-х.

Когда вернулись в Москву, полгода жили в бараке, а потом папе дали трехкомнатную квартиру на «Семеновской», с ванной и горячей водой — что было большой редкостью по тем временам. Помню, как соседи по бараку приезжали к нам мыться.

Мы никогда не бедствовали, может быть, поэтому то, что случилось в 1990-е, привело меня в отчаяние. В театры тогда практически никто не ходил. Зарплаты были крошечные, цены на продукты росли в геометрической прогрессии. А у нас с Сашей в 1990-м родился ребенок.

Доходило до того, что, зайдя в магазин, мы покупали картофелину, морковку и свеколку — Светульке на суп. А себе брали батон хлеба. Одним словом, полный мрак и безнадега.

Слава Богу, в стране постепенно стало что-то налаживаться, мы приспособились к обстоятельствам, начали ездить по регионам с концертными бригадами, более-менее зарабатывать. Помните, тогда был такой знаменитый банк «Чара»? Все, что удалось накопить за несколько лет, мы вложили туда. А когда он лопнул, мы остались ни с чем. Как же я переживала! Но моя мудрая мама сказала: «Олечка, когда моего отца раскулачивали, нас просто посадили в телегу, без вещей, без еды, и вывезли в поле. Ничего! Выжили». Я как эти ее слова услышала, так про «Чару» в один момент забыла.

— Вы рассказывали, что когда выходили за Александра Скворцова замуж, «выбирали в первую очередь человека». И не смотрели на то, что жених был небогат…

— Замуж я вышла по прежним меркам поздно — в 27 лет. Но при этом вела вполне целомудренный образ жизни — спасибо папе за строгое воспитание.

Мужчины делали мне предложения, но мне совсем не хотелось семьи. Правда, одному, ныне очень известному актеру, почему-то ответила согласием. И вот сидим мы у него дома, я звоню подруге сообщить новость. И вдруг по ходу разговора разрыдалась: «Мне не хочется на самом деле за него идти!»

— И вскоре вы встретили Александра?

— С Сашей мы вместе работали в Театре имени Гоголя. Прежде чем начался наш роман, долго дружили. Гастроли, спектакли, концертные выступления — повсюду вместе. Надо знать Сашу… Его все любили… Доброты неописуемой, мягкий, тактичный, всем придет на помощь.

Как-то на гастролях мне стало плохо, температура сорок, озноб, ломало так — думала, умру. Коллеги по очереди дежурили у моей постели, а Саша, казалось, вообще не отходил. То на лоб положит смоченное полотенце, то морсом поит, то градусник ставит, то прос­то за руку держит. И таких ситуаций, когда проявлялась его доброта, было много. Скажу честно, между нами никогда не было страсти. Самое главное, что нас связало на 30 лет, — это дружба. Сашка был моим самым близким сердечным дружочком… Пока был жив, подружки были не нужны.

Мы начали встречаться, и он нравился мне все больше, пока я не поняла, что хочу за него замуж. Но… он не делал мне предложения — прямо как Женя Лукашин своей Гале. (Смеется.) И я знала почему. Саше я казалась недосягаемой, такой супер-пупер, со звездными ролями в багаже, а он вроде как никто. И однажды я сказала ему: «Давай поженимся?» Саша так обрадовался!

— Со стороны могло показаться, что он вам действительно не пара. Красивая молодая артистка, наверное, могла бы связать судьбу с каким-нибудь именитым режиссером?

— В биографии любой актрисы случается момент, когда режиссеры предлагают ей разные варианты развития отношений. В моей жизни это было трижды, еще до замужества. И всем я отказала. Причем в одного из них, семейного и старого (молоденькой девушке все мужчины после тридцати кажутся стариками), я была влюблена. Точнее, не в него, а в масштаб его личности. Он мне предложил: «Оля, будь со мной, и я сделаю из тебя звезду». Но я, сыграв под дурочку, отказала. А ответила бы — вышла бы другая судьба. Из одной актрисы он позже, правда, сделал звезду. Но я не жалею. Почему-то мне кажется, что я не вынесла бы груза популярности.

— Вернемся к вашему замужеству. Свадьбу гуляли с размахом?

— Наши костюмеры сшили мне нарядное бежевое платье, а Саше мы по блату достали костюм-двойку.

Нашим свидетелем был Стас Садальский, бывший Сашин сокурсник. Когда он сообщил мне, что Стасик рвется в свидетели, я просила отказаться: чувствовала, что тот устроит какую-нибудь пакость. (Со смехом.)

Расписывала нас девушка, одетая очень забавно: голубое платье с люрексом, разрез выше колена, розовые туфельки с бантиками. Когда она с серьезным видом начала вещать про святость брака и то, что мы должны умереть в один день, жених затрясся мелкой дрожью. Слова регистратора настолько развеселили нашего свидетеля, что он шепнул жениху на ухо пару шуточек, — и понеслось! Сашка еле сдерживает смех, а по лицу Стаса льются крупные слезы и стекают прямо на галстук. В итоге засмеялись все. Церемония была бы сорвана, если бы не папа. Не обращая внимания на творившееся, он стоял вытянувшись в струнку, по стойке смирно, с торжественным и серьезным выражением лица. Взглянув на него, мы сразу пришли в чувство.

Праздновали свадьбу на следующий день в квартире моих родителей. Собралась вся родня, еще бы: Ольга — артистка, замуж выходит!

В начале пиршества Садальский снова отличился. Встал и с трагической миной произнес такой тост: «Костя Райкин очень любит Олечку и страшно расстроился, что не смог быть на ее свадьбе. Но через меня он передал пожелание: когда у молодых родятся дети, пусть они будут похожи на человека с этой фотографии». Стас эффектно вытащил из кармана снимок и пустил «в зал». Родственники, люди простые и милые, в шоке. Смотрят на меня растерянно, а я понять не могу, что там на фото. Наконец вижу: Костя в роли Каюма из фильма «Свой среди чужих…».

— У вас что, был роман с Райкиным?!

— Нет. Костя учился курсом старше, мы были знакомы. Однажды он назначил мне свидание 9 мая в скверике у Большого театра. Какой тогда был чудесный день! Из громкоговорителей разносилась песня «Журавли» Марка Бернеса. Все ее тогда услышали впервые и стояли, застыв, со слезами на глазах. А потом начался проливной дождь, и мы с Костей куда-то долго бежали босиком… Нам было так хорошо! На следующий день мы встретились в институте и он спросил: «Оль, но мы же любим друг друга?» А я ничего не ответила. Я и сегодня очень трепетно к нему отношусь, иногда хожу на его спектакли.

К браку я всегда относилась серьезно, мысли «да ладно, если что, завт­ра разведусь» никогда не возникало. Замужество — это не только любовь и страсть. Романтическая пелена с глаз спадет — и что останется? Надо обязательно смотреть, каков мужчина в общении, как ест, как управляет эмоциями. С Сашей было всегда комфортно. Не скажу, что я была за ним как за каменной стеной. Но мы были в единой связке и легко относились к жизни. Нужно купить мне пальто, а Саше костюм — значит, собираемся и едем вместо отпуска с концертами по российским провинциям. На следующий год зарабатываем на кухонный гарнитур. Машины у нас никогда не было. А зачем, раз в центре Москвы живем? Не помню, чтобы летом мы хоть раз отправились на море и валялись 20 дней на песочке, — всегда ездили на заработки.

— Неужели все 30 лет прошли как по маслу, без ссор, выяснений отношений?

— Саша оказался идеальным мужем и отцом. Все, что было нужно по дому, по хозяйству, делал. Ко всем людям с любовью относился, видел в них только хорошее.

Наши ссоры можно пересчитать по пальцам. Самая яркая случилась сразу после свадьбы. Мы с Сашей поехали на встречу с его одноклассниками куда-то на окраину Москвы. Ночь-полночь, завтра рано вставать, а он ни в какую не хочет ехать домой. Вышли компанией гулять, я его за рукав тяну: мол, давай прощаться. Слово за слово, поругались, и тут он снимает с руки обручальное кольцо и кидает куда-то в сторону, в кромешную темноту. В тот же вечер я собрала чемодан и уехала к родителям, мне казалось, что после такого поступка между нами все кончено. А мама сказала: «Оль, попробуй кольцо найти. Найдешь — судьба вам с Сашей вместе быть. Нет — значит, расстанетесь».

Рано утром, как только открылось метро, я поехала на тот чертов пустырь. По памяти нашла место и проползала несколько часов на коленках, перебирая песок руками. Вскоре там стали собираться дети с совочками. Спрашивают: «Тетя, что вы ищете?» Я снимаю со своей руки кольцо и показываю: вот такое же, но тоньше. Они разбежались, я продолжила поиски. Когда надежда совсем угасла и я двинулась в сторону метро, услышала за спиной детский голосок: «Тетя, это колечко?»

В тот же день мы с Сашей помирились.

— С Александром вам пришлось пережить потерю первого ребенка, дочки. Ее смерть вас еще больше сплотила?

— Нам было по 30 лет, когда родилась Шурочка. Но радость была недолгой. В год с небольшим Шурочка заболела. Плачет и плачет. Один врач пришел, другой… Никто не может поставить верный диагноз. И лишь одна, уже пожилая, осмотрев девочку, посоветовала: «Вам бы с ней в онкоцентр…» Тогда и выяснилось, что Шурочка родилась с врожденной злокачественной опухолью почки. Заболевание это неизлечимое. Но мы с Сашей боролись до последнего.

Пережить горе помог совет одной бабули. Она велела ездить по храмам и заказывать молебны, ставить свечи — в одной церкви столько-то, в другой — столько-то. Я думала, что делаю что-то очень важное для своей дочери, но оказалось, что спасаю саму себя.

Горе нас сблизило, мы в тот период рук не расцепляли, держались друг за друга. Придем из театра вечером (хорошо, что тогда оба плотно загружены были работой), сядем за стол, нальем по 100 г коньяка и разговариваем о дочке, о том, за что нам такое наказание, это страшное горе… Говорим, говорим… Пока глаза не начнут слипаться от усталости. И так полгода. Выход из положения один: в горе стать единым целым. Мы с Сашей так говорили друг другу: «Ты не плачь…» — «И ты не плачь». — «Давай поедим?» — «А пойдем погуляем?»

Вторая наша дочка, Света, появилась на свет лишь спустя десять лет. Со Светиком мы практически не расставались. В гости, отдыхать, на репетиции — повсюду таскали ее с собой, в шутку звали себя круглосуточными родителями. Когда я была на съемках, с ней оставался Саша и прекрасно справлялся. Я после кесарева сечения много чего делать не могла, и на Саше несколько месяцев было все хозяйство: стирка пеленок, глажка, уборка…

— Жизнь, помимо роз, вручила вам и множество шипов. Ваш супруг умер почти пять лет назад после долгой болезни…

— Шоком стала не сама смерть, а известие о том, что муж смертельно болен. Паника, растерянность, ощущение полной прострации… Единственным желанием стало спрятать эмоции, не напугать мужа. Я бесконечно повторяла ему: «Сашка, все сделаем, ты, главное, молись». Сашу мучили страшные боли, но он вел себя мужественно — терпел, не докучал, не позволял себе быть слабым и беспомощным. Это невыносимо — смотреть на любимого человека, который смертельно болен и не хочет умирать. Я развила бурную деятельность, лишь бы отвлечься, не дать выхода слезам. Бегала по врачам, доставала лекарства, возила Сашу на обследования. Его смерть мы с дочерью восприняли как облегчение в первую очередь для него самого.

То, что Саша ушел от нас не в одночасье, спасло меня от оцепенения и долгого оплакивания своей участи. А еще то, что рядом 19-летняя дочь и ей куда тяжелее, чем мне. Так близко смерть она увидела впервые. Больше всего я боялась того, что Света «застрянет» в своем горе. Неокрепшая психика, ее привязанность и любовь к отцу — все это могло иметь серьезные последствия. Поэтому я запретила ей ехать на похороны, хотя и сама с трудом шла на кладбище. После похорон Шурочки видеть не могу это место. Дала Светику денег и отправила по магазинам — на могилу никогда не поздно прийти. А потом купила ей путевку и отправила на море. Конечно, она сопротивлялась, но здесь я проявила твердость. Как мать, я чувствовала, что таким образом ее спасаю.

Кстати, там, в Египте, она и познакомилась с будущим мужем Антуаном. Они поженились, и Света уехала жить к нему во Францию.

После отъезда дочери у меня наступила хандра, полезли мысли об одиночестве. А вдруг, допустим, я стану недееспособной? Но по привычке быстро взяла себя в руки, не позволила распуститься. Что будет, то будет — зачем же сегодня отравлять себе жизнь? Многие любят страдать и себя жалеть, а я этого терпеть не могу. Дисциплина есть дисциплина. Я давно научилась держать себя в руках.

— А мыслями о возрасте вы также не отравляете себе жизнь?

— Думай не думай, годы идут — к чему тратить время на глупые переживания? Я много работаю, скоро с труппой «Гоголь-центра» лечу на гас­троли в Берлин. Туда приедут дети — Светик с Антуаном. Мы видимся с ними при любой возможности. Если лечу в Европу, покупаю им билеты, чтобы мы могли встретиться. Им всего по 24 года, материально они еще несамостоятельные. Но это для меня хороший стимул: я зарабатываю для дочки. Летом куплю три путевки, и мы полетим куда-нибудь на море. Пока все мои планы и вообще вся моя жизнь связаны только с дочерью.

Я слежу за собой, поддерживаю физическую форму, в умеренных дозах занимаюсь спортом. Дома у меня стоит велотренажер, качалка для пресса — каждый день уделяю время мышцам.

Слежу за питанием — не отказываюсь от вкусненького, но и стараюсь не увлекаться. И не жалею денег на косметику, на уход за лицом.

— Если завтра дети скажут: «Мама, переезжай к нам, посиди с внуками», бросите работу и поедете?

— А что мне без работы делать? Пусть внуков, когда они появятся, сюда привозят, я понянькаюсь с ними. А может, завтра дочь позвонит и скажет, что во Франции ей хреново и она хочет вернуться. Честно говоря, я вообще ее склоняю к тому, чтобы после того, как Антуан осенью получит диплом компьютерного дизайнера, перебраться в Москву. Здесь столько возможностей! Тем более что она свободно общается на трех языках, хорошо пишет.

— Вы не возражали против замужества дочери и ее отъезда? Это же так трудно — отпустить ребенка в другую страну…

— Я никогда не говорю ей «нет», Боже упаси, потому что в ответ будет «да». Когда она собралась замуж в 18 лет, я, понимая, что это опрометчиво, спросила ее: «А ты что, будешь ему изменять?» Она вытаращила глазки: «Мам, почему?» — «Что, он будет единственный мужчина в твоей жизни?» Все, вопрос отпал, она расхотела замуж.

Светка — милая девочка. Располагает к себе мужчин. От папы взяла лучшие стороны его характера — не показывать, к примеру, своего плохого настроения, она всегда весела, легка.

Как я уже сказала, дочери я никогда ничего не запрещаю в ультимативной форме. Но делаю все возможное, чтобы ненавязчиво показать: сейчас ты, дочь, совершаешь ошибку. Одно время она встречалась с мальчиком из небольшого городка. Он быстренько перебрался к нам и, по сути, жил за мой счет. Но Света ничего и слышать не хотела, твердила: это временно, он пока учится, а родители ему не помогают, но позже все изменится и т. д.

На 19-летие я решила подарить ей машину. И вот поехали в салон выбирать. Она смотрит женские модели, он — мужские. Я не выдержала, говорю: «Свет, он явно себе автомобиль выбирает». Тут уж глаза у моего ребенка открылись, и она с ним рассталась. (С улыбкой.) В жизнь детей не стоит вмешиваться до тех пор, пока они не собираются совершить какой-то глобальной ошибки.

Ее брак с Антуаном я приветствую, потому что вижу: они по-настоящему любят друг друга. К тому же, живя в другой стране, общаясь с людьми другой культуры, дочь, несомненно, расширяет кругозор.

У нас с ней очень честное общение. К счастью, она со мной советуется. Я делюсь своим жизненным опытом, но ни на чем не настаиваю — как говорится, дело ваше.

— Недавно вы стали ведущей проекта Первого канала с таким же названием — «Дело ваше», где раздаете советы женщинам, попавшим в затруднительную ситуацию. Интересно, а в жизни вы любите советовать другим и прислушиваетесь ли к чужому мнению?

— Мне выпала еще не сыгранная мною роль — дотошной и въедливой ведущей, пытающейся вывести гостей на чистую воду, чтобы разобраться в их запутанных отношениях. В жизни же я совсем другая. Никогда не лезу с советами, да и с проблемами стараюсь справляться сама. Когда бывает совсем плохо, обращаюсь к родным — сестрам и брату.

— Как вы считаете, чувства могут настигнуть в зрелом возрасте?

— Природа мудра, поэтому в жизни любой женщины наступает период, когда гормоны умолкают и мужчины уже не нужны. Мне кажется, соединиться в поздние союзы могут лишь те, кто неприхотлив и боится одиночес­тва. Не представляю, как можно жить с мужчиной, не влюбившись в него? Любовь свалится на голову сама, если будет суждено. 

Недавно я подумала о том, что моя жизнь поделилась на три этапа: существование до Саши, замужество и вдовство. Все это послано свыше — значит, не стоит роптать, а просто надо жить.

---

Ольга Науменко

Родилась: 6 декабря в Москве

Семья: дочь — Светлана (24 года), журналист; зять — Антуан (24 года), компьютерный дизайнер

Образование: окончила актерский факультет Театрального училища им. Щукина

Карьера: служит в Московском драматическом театре им. Гоголя (с 2013 года — «Гоголь-центр»). Снялась в фильмах: «Переступи порог», «Тени исчезают в полдень», «Ирония судьбы, или С легким паром!», «Голубка» и др. Ведущая программы «Дело ваше» (Первый канал)