Онлайн-журнал о шоу-бизнесе России, новости звезд, кино и телевидения

Ольга Аросева: «Раневская мне сказала: «Как же тебе не стыдно! Надо лучше думать о людях»

0

«Я ни о чем, что было в жизни, не жалею. Все, что делала, было осознанным и, как мне кажется, правильным», — говорит 87-летняя актриса Театра сатиры Ольга Аросева. Она до сих пор служит на сцене родного театра и много снимается. Своими воспоминаниями Ольга Александровна поделилась с «ТН».

— Ольга Александровна, знаменитый «Кабачок «13 стульев», в котором вы снимались на протяжении 15 лет, принесший вам всенародную любовь, снова показывают по телевизору. Что вы чувствуете, когда видите себя и своих партнеров спустя столько лет?

— Знаете, «Кабачок» я и в те годы не смотрела — настолько была занята, да и теперь совершенно нет времени сидеть перед экраном и вспоминать прошлое. Слышала, что сейчас показывают старые «Кабачки», и рада этому. Считаю, что передача ничуть не устарела: добрый юмор всегда современен. У меня хранятся дома записи всех ста с чем-то серий «Кабачка» — милые, хорошие юморески. Мы были молоды и чудесно выглядели, но, к сожалению, из мужчин никого уже на белом свете не осталось, кроме Миши Державина и Володи Долинского. Поэтому выходит ностальгия с очень грустными нотками.

— Насколько я знаю, Борис Рунге, играющий пана Профессора, был вашим близким другом…

— Да, с Боречкой мы вместе учились в театральном училище в послевоенные годы. Всю жизнь проработали в Театре сатиры и очень много играли вместе. Когда он умер, я так сильно переживала, что одно время на нервной почве даже заикалась.

— Расскажите, какая обстановка царила на съемочной площадке «Кабачка». Все было так, как видят зрители, — весело и задорно­?

— Да, вы видите примерно ту же непринужденную обстановку, что и на площадке была. Почти все, кроме Шалевича, Вицина, Волынцева, да еще Виктории Лепко, были артистами Театра сатиры. Мы хорошо знали друг друга и легко находили общий язык, что немаловажно. Ведь снимать было непросто: «Кабачок» выходил каждый месяц, поэтому, сдав одну серию, мы сразу принимались за другую. А тогда видеомонтаж еще не делали, и нам приходилось подолгу репетировать. Если кто-то запнулся, начинали все сначала. Так что это был очень большой труд, не говоря уже про синхронное пение. Сейчас смотрю, певцы в свои-то собственные песни неточно попадают, а нам к тому же приходилось петь по-польски.

— Вы говорите, что работалось легко, поскольку все — коллеги, а как же известное выражение, что театр — это террариум единомышленников?

— У нас в театре не было тяжелых взаимоотношений. У всех одно оружие — хорошее чувство юмора. Ну пошлем друг друга куда подальше или высмеем. Слышала: «Плохо играла!» и огрызалась в ответ: «Да сама ты отвратительно играла» — и все, а злобы в свой адрес я никогда не чувствовала. Вот наш главный режиссер Плучек (главный режиссер Театра сатиры. — Прим. «ТН») был человеком тяжелого нрава, я бы сказала, такого бабьего, склочного, злопамятного. С ним, конечно, случались конфликты.

— До того как стать пани Моникой, вы уже сыграли Любу в фильме Эльдара Рязанова «Берегись автомобиля». Всенародную любовь вам принесла эта роль?

— «Берегись автомобиля» люди очень любили и, встречая меня на улице, радовались. Но полнометражное кино не все смотрели, а те, кто мог сходить в кинотеатр. А «Кабачок» сам пришел в каждую семью, и за пятнадцать лет, что мы выходили в эфир, наши герои стали казаться зрителям чуть не родственниками. Меня узнавали везде и всюду. Приятно было, конечно, но это приносило и определенные сложности. Когда через два года после триумфального выхода на экраны «Кабачка» Рязанов задумал снимать фильм «Старики-разбойники», он сомневался, брать ли меня, именно из-за пани Моники. Я ему говорю: «Эльдар, я же в театре играю разные роли — и комедийные, и трагические, — и ничего, публика воспринимает правильно». А он отвечает: «Это понятно, но кино — совсем другое, и там зритель будет от тебя ждать чего-то эдакого». В итоге он категорически запретил хоть что-то «панимониковского» добавить в образ — ни единой завитушки, ни бантика. (Смеется.)

Сейчас, к сожалению, сыгранная роль крепится к актеру намертво: сыграл милиционера — и все, так и будешь играть его до конца своих дней. А в наше время актерам было проще: Спартак Мишулин, к примеру, одновременно снимался в «Белом солнце пустыни» и в «Кабачке».

— Говорят, что для вас, всенародных любимцев, в те годы открывались любые двери и блага сыпались как из рога изобилия?

— Я никогда ничего не просила — нет привычки заниматься попрошайничеством. Как-то всегда хватало того, что было. Но я занималась общественной работой и возглавляла «Соцбыткомиссию московских театров». Ходила по высоким кабинетам и просила за других актеров. Популярность в этом смысле помогала.

— У вас невероятно интересная биография! Взять хотя бы тот факт, что, когда вы молоденькой артисткой пришли в труппу Театра комедии и жили впроголодь, вас очень поддерживала Фаина Георгиевна Раневская. Чем вы ей приглянулись?

— Моя мама работала помощницей Полины Семеновны Жемчужиной, жены Молотова. Раневская ходила к ней хлопотать по поводу комнаты, потому что ей негде было жить. И поскольку моя мама была общительна и говорлива, то как-то рассказала Фаине Георгиевне о том, что две ее дочери учатся на артисток. И она так к нашей семье прониклась, что даже пришла на выпускной спектакль в МГТУ, где мы с моей старшей сестрой Еленой учились. В 1946 году я уехала работать в Ленинград, там Фаина в это время снималась в «Золушке». Наш Театр комедии располагался над Елисеевским магазином, где появились коммерческие отделы — там продукты можно было купить без карточек. Раневская то и дело заносила на служебный вход театра пирожки. Меня, девчонку, живущую впроголодь, она буквально выкормила… Она вообще старалась мне помочь: звонила нашему главному режиссеру Акимову, расспрашивала, что именно я буду играть, интересовалась, какая из меня выходит актриса. Фаина была человеком удивительной доброты. Как-то при мне такой был случай. Я зашла навестить ее в гостиницу «Астория», где она во время съемок жила. И в этот момент к ней пришла какая-то женщина, уже пожилая, ее лет. Говорит: «Фая, мы с тобой в Таганроге в гимназии учились. Вот, смотри, фотография класса, вот ты…» Раневская растрогалась, усадила ее пить чай и спрашивает: «А почему ты в таком легком пальто, на дворе же осень?» — «У меня, Фаечка, нет другого». Фаина поднялась, взяла свое пальто и отдала ей. Когда женщина ушла, я говорю: «Фаина Георгиевна, вы что, с ума сошли? Она вам показала фотографию, где есть вы, но нет ее! И в чем вы теперь собираетесь ходить?» — «А у меня есть очень теплый халат». Был у нее такой клетчатый, как плед. А потом добавила: «Как же тебе не стыдно! Надо лучше думать о людях».

— Интересно, а вот те сотни остроумных фраз, которые приписывают Раневской, действительно принадлежат ей?

— Раневская была невероятно остроумна. Мне нравится ее выражение: «Сняться в плохом кино — то же самое, что плюнуть в вечность: не сотрешь». Но очень многие фразы ей приписывают, она так не говорила. Ее шутки никогда не были злыми, они в первую очередь направлялись на нее же саму. Помню, когда ей говорили: «Фаина Георгиевна, как вы хорошо выглядите!», она отвечала: «Я как старый дом: снаружи отштукатуренный, а канализация не работает». Когда однажды после спектакля она вышла из Театра Моссовета, поскользнулась и упала, то закричала: «Люди, помогите! Народные артистки на улицах не валяются!»

Мне она сказала комплимент, который я вписала в золотую рамку своей памяти. После генеральной репетиции я, расстроенная, сидела в саду «Аквариум» и курила. Мимо проходит Фаина: «Все куришь?» — «Ой, Фаина Георгиевна, я так расстроилась. Как же я плохо играла». А она на ходу бросает: «Не хвастай, ты этого не умеешь!» И пошла дальше. Сколько лет прошло, а этот комплимент артистки, лучше которой нет, остался самым дорогим для меня.

— В конце ее жизни вы поддерживали отношения?

— Я навещала ее на Котельнической. Фаина была замкнутым человеком, у нее было очень мало друзей. Честно говоря, я не знаю ее внутреннего мира, потому что не подходила по возрасту, чтобы с ней разговаривать по душам. Между нами — почти тридцать лет разницы!

— Видимо, она ощущала себя очень одинокой, раз сказала: «Будь проклят талант, сделавший меня несчастной»?

— Она была одинока, это правда. Несколько приятельниц да любимая собачка Мальчик — вот и все окружение. Ее сестра жила за границей, лишь под конец жизни приехала в Москву. Но  чтобы сказать: будь проклят талант? Я такого ее выражения не знаю, от нее не слышала и не думаю, чтобы оно вообще ей принадлежало.

Фаина была матерщинницей. Я сидела в номере Пельтцер (наш Театр сатиры в то время гастролировал в Ленинграде), когда раздался звонок от Раневской. И Фаина говорит ей: «Таня, придите ко мне пообедать, я совершенно не умею есть одна. Есть одной так же безнравственно, как ср…ть вдвоем». Вот эту фразу я слышала своими ушами. И мы так хохотали! (Смеется.)

— Ольга Александровна, жизнь вам подарила встречи и с другими потрясающими артистами: Мироновым, Никулиным, Евстигнеевым, Выс­­оцким, Смоктуновским, Весником, Папановым… Кого из них вспоминаете с большей теплотой?

— Всех. Я ведь никогда не играла в кино каких-то суперролей, но у меня действительно были суперпартнеры. Мы не со всеми дружили, но я их всех очень уважала.

Помню, как Андрей Миронов первый раз пришел в наш театр — совсем еще молодой, открытый, свободный, в руках сигарета «Мальборо»… Он ездил на БМВ, мама знаменитая… Я поражалась: золотая молодежь, а каким оказался вдумчивым актером! Бесконечно был трудолюбив. При этом ничто человеческое не было ему чуждо: он и выпивал, и романился — девки в него влюблялись поголовно. Но профессия для него была всегда на первом месте.

— В «Интервенции» вы снимались с другой звездой — Владимиром Высоцким. Говорят, после съемок вы настолько подружились, что он вместе с Мариной Влади гостил на вашей даче?

— Я не приглашала его на дачу. В гостях он оказался один раз, и то потому, что хотел купить дом в тех местах.

Мы с ним приятно общались во время съемок в Одессе, вечерами собирались, он пел… Но мы никогда не были друзьями. Кстати, в те годы он еще не был знаменит. Популярность пришла значительно позже «Интервенции». В Москве Володя жил в одном доме с Борей Рунге. А у того не было телефона, и никак нам не удавалось его поставить. И вот уже спустя годы я пришла к Володе с просьбой дать на телефонной станции шефский концерт, чтобы Борьке поскорее установили телефон.

— А вашей популярности не хватало, чтобы попросить за Рунге?

— Если бы популярность имела граммы, я бы сказала: не хватало 100 граммов. (Смеется.) Просто я понимала, что если за Борю попросит группа артистов, то выйдет наверняка. Володя в ближайший же выходной выступил перед телефонистками — и, пока пел, телефон установили. Тогда он уже был знаменит, расхватан, а все-таки откликнулся на просьбу.

По-настоящему мы дружили с Женей Весником. Познакомились, когда ему было пять лет, а мне три. Его папа был торгпредом в Берлине, а мой — торгпредом в Чехословакии, и мы с Женькой вместе выступали на сцене посольства: пели куплетики по-немецки. У нас с ним вышла одинаковая судьба: у меня арестовали папу, у него — обоих родителей. Его даже хотели отдать в детский дом, но он сбежал, хлебнул много горя — голодал, воевал. Женя был очень сильным, порядочным, богатым духом, остроумным человеком, но с непростым характером. А как характер может быть хорошим у того, кто много пережил? Мы с ним похоже воспринимали жизнь и всегда помогали друг другу. Помню, как ходили вместе по каким-то инстанциям, писали заявления, ходатайства по делу о реабилитации моего отца. (Отец Ольги Александровны был арестован в 1937 году и спустя год расстрелян. Юная Ольга не побоялась написать Сталину письмо о том, что не верит в виновность отца, и, не получив ответа, решила не вступать в комсомол. — Прим. «ТН».)

— Слышала, что Евгений Весник всегда советовался с вами, когда собирался в очередной раз жениться…

— Ну женат он был раза четыре, по-моему. (Смеется.) Но Боже упаси, он никаких советов не просил и не принимал. Просто вышел как-то смешной случай. На одной его свадьбе я сидела с ним рядом, он меня тихо толкает и говорит: «Слушай, спроси, а кем она работает?» Он же взбалмошный был в этом отношении, быстро очаровывался, женился.

— Как вам кажется, гений и злодейство неразделимы? Обязательно ли у прекрасного актера должен быть скверный характер?

— Актер имеет право на эмоциональность. Профессия вынуждает быть взрывным, но это не значит, что перед вами плохой человек. Вспыльчивость — пожалуй, актерское достоинство. Человек, который давит в себе эмоции, не может быть хорошим актером, не умеет вызвать на сцене подлинный темперамент, чувства, эмоции… Это мое частное мнение, специально я не исследовала этот вопрос. (Смеется.)

— Но в быту с такими несдержанными людьми тяжело.

— Думаю, что если по сути человек незлой, то несложно. Тут надо придерживаться русской поговорки: не бойся собаки, которая лает, а бойся той, которая молчит. А открытый человек, живущий с напряженными нервами, естественно, может разозлиться. В театре сплошь и рядом: играешь сцену, а за кулисами кто-то шумит, или не ту декорацию дали — тут можно убить, правда? Заорать, матом послать, но это ничего не значит.

— В театре, понятно, эмоции зашкаливают, но  дома, например, вы другая?

— Что я буду про себя рассказывать, какой я замечательный и славный человек? (Смеется.) Толя Папанов так говорил: «Ты не смотри, что я хам. У меня в душе незабудки цветут».

— Давайте поговорим о женском счастье? Раневской приписывают выражение: «Если женщина идет с опущенной головой, у нее есть любовник. Если с гордо поднятой — у нее тоже есть любовник. И вообще, если у женщины есть голова, у нее есть любовник». Как вам кажется, мужчины — необходимый атрибут женского счастья?

— Все ведь зависит от мужчины. Если хороший, то наверное. А нужен ли тот, кто просто брюки носит? Этого я не могу сказать. Про свою личную жизнь скажу одно: мужья были слабее меня.

— Одной вам жить лучше?

— Нет, у меня есть друзья, и я их люблю. Все они разные — с кем-то мы сдружились на почве профессионального интереса, остались друзья детства, есть друзья по застолью… Слава Богу, жива старшая сестра Лена, недавно прилетала ко мне из Омска, жила полгода здесь, в Москве.

— Люди часто задумываются о смысле жизни. Что вы про это думаете?

— А я этих дурацких вопросов — для чего мы рождаемся? — себе не задаю. Я наслаждаюсь тем, что я актриса, что выхожу на сцену и сегодня, что несу людям удовольствие. Я ни о чем, что было в жизни, не жалею. Все, что делала, было осознанным и, как мне кажется, правильным.

— Чего бы вам сейчас хотелось?

— Покоя… Я хочу сидеть дома, но я все еще играю в театре три спектакля, даю интервью, снимаюсь в разных программах.

Мне необходимо работать, потому что содержу себя, дом и собаку. Не хочу сказать, что все это через силу, потому что профессию свою люблю. Но если вы спрашиваете, чего я хочу на самом деле, то отвечу честно: отдыхать побольше — такой уже у меня возраст.

— Не верю, что если бы вам не нужно было содержать дом, вы не вышли бы на сцену. Ведь сцена — жизнь.

— Безусловно, актер на сцене должен быть до конца, и все мы хотим играть, выходить на сцену, чтобы иметь подтверждение своей необходимости в профессии, которую когда-то избрали. Но все-таки каждый раз это бой. И энергию не мне зритель дает, а я ему! Уж поверьте мне…


Ольга АросеваОльга Аросева

Родилась: 21 декабря 1925 года

Карьера: с 1950 года служит в труппе Московского академического театра сатиры.

Снялась в фильмах: «Берегись автомобиля», «Интервенция», «Трембита», «Кабачок «13 стульев» (1966-1981), «Старики-разбойники», «Невероятные приключения итальянцев в России», «Козленок в молоке», «Сваты -4, -5, -6», «Сваты у плиты» и др.

Озвучивала мультфильмы: «Баба-Яга против!», «Приключения поросенка Фунтика», «Котенок с улицы Лизюкова»

Загрузка...