Онлайн-журнал о шоу-бизнесе России, новости звезд, кино и телевидения

Наталья Гвоздикова: «Не люблю, когда меня жалеют!»

0

Разговор с известной актрисой о карьере, сыне и муже Евгении Жарикове.

— Когда в этом году мне присвоили звание народной артистки, я на это никак не отреагировала. «Народную» мне приписали уже давно. Приезжала на творческие встречи и читала на афишах: «Народная артистка СССР Наталья Гвоздикова». Не срывать же их и не объяснять каждому: «Товарищи, я вообще-то заслуженная». (Смеется.) В кино начала сниматься еще студенткой ВГИКа: сыграла в «Белых дюнах», «Городе первой любви» и в фильме «Ох уж эта Настя!» — его, кстати, дети и сегодня с удовольствием смотрят. А потом пошло-поехало: «Печки-лавочки», «Калина красная», «Большая перемена»… А после «Рожденной революцией» на улицу уже нельзя было спокойно выйти — везде узнавали, подходили. Хорошо бы только за автографами. Приставали даже с предложениями жениться. (Смеется.) Только в то время актеры не думали ни о популярности, ни о том, как они выглядят, — нас больше творчество интересовало.

— А ведь вы были красавицей!

— Как-то пришла на юбилей Ромы Карцева в Дом актера — он с моей сестрой Людмилой долгое время работал в Ленинградском театре миниатюр, мы знакомы тысячу лет. На банкете говорит мне: «Слушай, Гвоздикова, ты себе не представляешь, какие вы с Милкой были красивые!» А мне смешно. Красивая я или нет — об этом вообще никогда не задумывалась. Поступила во ВГИК и сразу заболела профессией, просто была одержима ею. Уже на втором курсе мы играли «Маскарад». Я — Нину, Коля Еременко — Звездича, Вадик Спиридонов — Арбенина, Надежда Репина — баронессу Штраль. Наш мастер, Сергей Аполлинариевич Герасимов, возил весь курс на телевидение, и мы в прямом эфире играли эти отрывки. Жаль, архивы не сохранились.

До третьего курса нам не разрешали сниматься в кино, но, невзирая на запреты уважаемых педагогов, на пробы все же бегали. Как-то Тамара Федоровна Макарова поймала меня в коридоре института и прямо сказала: «Наталья! Если еще раз увижу твою косицу на «Мосфильме» — пеняй на себя!» В то время я красилась под обожаемую мной Тамару Федоровну. Ходили даже слухи, что мы родственницы. В какой-то степени так оно и было, ведь нас познакомила ее близкая подруга Ольга Николаевна Малоземова. После окончания школы я приехала в Ленинград в гости к своей сестре Миле. В то время она уже окончила актерский факультет ГИТИСа и работала вместе с Малоземовой в Театре миниатюр Аркадия Райкина. А я только собиралась поступать. Ольга Николаевна нас с сестрой любила и, узнав, что я в городе, пригласила в гости. Дверь мне открыла… Тамара Макарова. Увидев ее, я остолбенела: они с Герасимовым казались мне небожителями. Она провела меня в комнату и предложила что-нибудь почитать. От Ольги Николаевны Макарова узнала, что я хочу стать актрисой. Справившись с волнением, прочла ей стихотворение и басню, и вдруг дверь распахивается и влетает Герасимов: «Хочешь у меня учиться?» Так я стала студенткой знаменитых педагогов.

— Говорят, что после выхода на экран «Большой перемены» женщины всей страны делали прическу «под Полину», вашу героиню.

— Да, люди до сих пор любят эту картину. Но когда мы в ней снимались, не предполагали, насколько долгой будет ее жизнь. Я, на тот момент вчерашняя выпускница ВГИКа, очутилась на одной площадке с Михаилом Яншиным, Валентиной Сперантовой, Анастасией Георгиевской, Роланом Быковым, Львом Дуровым! Конечно, я понимала, что это счастье нечеловеческое — оказаться среди такого звездного состава. Перед Яншиным просто трепетала! Помню, как десятки раз смотрела во МХАТе «Нахлебника», где он играл, и всегда рыдала. 

Михаил Михайлович, несмотря на возраст, был таким озорным! Нередко в компании актеров постарше говорил мне: «Заткни уши, ты еще маленькая». Я делала вид, что зажимаю уши ладонями, а сама подслушивала — он был мастером баек и знал их превеликое множество. Смеяться я всегда начинала первой, чем и выдавала себя.

— Фильм получился легким, веселым, его и сегодня интересно пересматривать. Легко было работать?

— Очень! Снимали летом в Яро­славле. В перерывах бежали на Волгу купаться, загорать. На пляже в карты играли, болтали, а если к нам присоединялся Ролан Быков, смеялись не переставая — он был великим рассказчиком. Труднее всего приходилось Мише Кононову. Его герой, Нестор Петрович, не вылезающий из библиотеки и школы, должен быть белокожим. Вот Миша и сидел в стороне, под грибком: в руках — книга, на башке — шляпа, в которой вьетнамцы рис собирают. Где он ее только нашел! Мы над ним подтрунивали, а он в ответ: «Искусство требует жертв».

Ходит легенда, что у Миши был сложный характер. Ерунда. Вот мой кот действительно с характером! Миша вообще ни с кем не конфликтовал. Слухи быстро рождаются. Как-то написали, что Савелий Крамаров был в меня влюблен и делал предложение, затем этот «факт» его и моей биографии растиражировали. Глупости! Не было такого. Несколько раз он подвозил меня с «Мосфильма» домой, да и только. Меня поражало, как Савелий водил машину. Рулит, а сам в окошко смотрит. Пока я сообразила, что это от сильного косоглазия, ездить с ним боялась — все ждала, что врежемся. (С улыбкой.)

О «Большой перемене» меня расспрашивают всегда. Удивляюсь: снялась в трех десятках фильмов, а всех интересует именно этот. Один раз девушка в зале робко поинтересовалась: «Какой у вас был райдер?» Я расхохоталась. Какой там райдер? Два туалета на всю гостиницу и четыре душевые кабинки, кто первый займет — тому повезло. Но отношения с коллегами были и остаются прекрасные. Мы редко встречаемся, но знаем, что есть друг у друга. Это важно. Не так давно с Витей Проскуриным летели из Геленджика, так весь полет протарахтели. Вспоминали съемки, никак не могли наговориться.

— Правда, что с режиссером картины Алексеем Кореневым у вас были напряженные отношения из-за вашей неуступчивости? Вы ему нравились?

— Правда, но я не люблю про это вспоминать. Не суди, да не судим будешь. Незадолго до своей смерти Юра Кузьменков, который играл старосту 9 «А», сказал мне: «Гвоздикова, ты знаешь, что в фильме должна была петь. Но мы тебя наказали. За то, что больше общалась со Збруевым и Крамаровым, чем с нами». Кто уж конкретно к этому руку приложил, не знаю и знать не хочу. Ну не спела, зато на своих концертах пою с удовольствием.



— Совсем юной вы снялись в двух фильмах Шукшина. Как в то время восприняли этот подарок судьбы?

— Тогда, наверное, не понимала, какое это счастье — роли же были небольшие. Молодые меня спрашивают: «А кого вы играли в «Калине красной»? Я отвечаю, что девушку на телеграфе. И все сразу вспоминают. Шукшину было интересно со мной общаться. Перед съемками попросил пораньше приехать в Белозерск, чтобы показать, где происходит действие. Мы с ним много гуляли, ходили в кино на «Овода», на танцплощадку.



— Может, он был в вас влюблен?

— Глупости! Василий Макарович часто приходил к нам на курс, потому что у них были хорошие отношения с Герасимовым. Видно, я ему приглянулась, так же как и Вадик Спиридонов и Надя Репина — они тоже у него снимались.

— Профессия подарила вам не только народную любовь, но и мужа — Евгения Жарикова. Правда, что сначала он вам не понравился? А ведь после выхода на экраны «Три плюс два» по нему сохли женщины всей страны!

— Женя окончил курс Герасимова и Макаровой на четыре года раньше. Как актера я его прекрасно знала, но долгое время мы нигде не пересекались. Когда он приходил в институт, меня почему-то там не было.

И вот в 1973 году нас с ним познакомили и выдали сценарий фильма «Возле этих окон», а я на встречу опоздала! Женя тогда cтрашно разозлился. Это уже потом всю нашу с ним сов­местную жизнь мне приходилось его ждать. А мое раздражение вызвал его безупречный внешний вид. Он много снимался, часто — за границей и одет был с иголочки. Стрижка хорошая, руки аккуратные — придраться не к чему.

Одним словом, мы оба оказались не в восторге друг от друга. Хотя я пробовалась с несколькими актерами, но утвердили нас с Женей. Только я это узнала, иду на примерку костюма и встречаю Жарикова. Говорю: «Евгений, поздравляю. Вас утвердили». — «А вас?» — «А меня нет». И пошла себе. 

Снимали картину почти год, так что было время присмотреться к партнеру — мы практически сутками не расставались. Вскоре я поняла, что Женя совсем не такой, каким показался вначале. Не так уж самоуверен и безупречен. Темы для разговоров у нас не иссякали. Любили вспоминать ВГИК и… спорить. Он говорит: «Эту песню надо петь так». А я: «Нет, у нас пели вот так!»

Но о романе и речи не было! Он начался на съемках фильма «Рожденная революцией» в Ленинграде, в январе 1974 года. А уже в ноябре мы расписались. Нас для этого отпустили на три дня в Москву. Ни о каком платье невесты даже не думала — мы просто зарегистрировались и вернулись на съемки.

Через два года родился Федор — за 12 дней до того, как я снялась в заключительной сцене. Параллельно с «Рожденной революцией» я снималась в Ивано-Франковске в ленте «Дума о Ковпаке», летала туда-обратно на девятом месяце — и ничего! Сейчас думаю: Боже мой, какая дура была! В аэропорту меня встречал газик и вез по ухабам еще километров 60, а потом на телеге по лесу километров 10. Чтобы беременную не растрясло, мужчины переплетали руки «стульчиком» и усаживали меня. Режиссер картины Тимофей Васильевич Ревчук очень нежно ко мне относился, звал Манюней и, когда пора было на площадку, кричал: «Где це срана московская интеллигенция?» (Смеется.)

— В общем, Федор родился вовремя, позволив маме досняться во всех проектах. Как молодые востребованные артисты Гвоздикова и Жариков справлялись с малышом?

— У нас сразу появилась няня. Женин отец был писателем и через своих знаменитых коллег нашел домработницу Полю, женщину добрую, но простую. Пока Федя спал на балконе, она стирала пеленки. Большего от нее и не требовалось. Когда я слышала, как она сыну говорит: «Хведя, Хведенька», чуть в обморок не падала, но терпела. Потом вторая няня пришла, помогали моя мама и крестная. Няни нянями, но я всегда держала руку на пульсе и успевала все: и книжки ребенку читать, и по музеям водить. Первый раз мы с Федей оказались в Эрмитаже, когда ему было четыре года.

Клара Румянова и Олег Анофриев свои пластинки со сказками и песенками подписывали и дарили Федору, он и сейчас их бережно хранит. У нас был проигрыватель «Аккорд», с которым он быстро научился управляться. Поставит «Снежную королеву», уляжется на ковер, и его не видно, не слышно. Бог миловал, мы с Женей не знали, что такое пищащий, кричащий, топающий ногами ребенок. Федя рос абсолютно спокойным. Он и сейчас такой. Конечно, бывает, вспылит, вот два дня назад мы с ним поругались. Вопили друг на друга — оба темпераментные, пар-то выходить должен. Сегодня звонит мне с работы и обращается: «Наталья Федоровна…» Я понимаю: ага, напряжение не ушло, еще обижается. (Смеется.) Но мы не бываем долго в ссоре — для нашей семьи это невозможно. Как можно не разговаривать с любимыми людьми?! Я и с Женей всегда первой шла на примирение. Темпераментом Федор, мне кажется, в нашу породу пошел, не в жариковскую. И внешне на меня больше похож — глаза зеленые. От папы он унаследовал золотые руки — Женя рукастый был. Если что-то ломалось, мужчины мои сразу говорили: «Не волнуйся, попробуем починить».

— Как вам удалось не избаловать единственного сына?

— Ничего специального не делали — просто не сюсюкали с ним. Я была к нему более требовательной, чем Женя. Но часто давала слабину, стоило услышать его смех. Если мы с Женей ссорились, сын мог разрядить обстановку шуткой и так заразительно смеялся, что мы тоже начинали хохотать.



— А папа все больше попустительствовал?

— Бывало. И мне приходилось ими руководить. К примеру, когда мальчик подрос и я поняла, что ему пора садиться за руль, сказала мужу: «Евгений Ильич, поднимайтесь и вперед с песнями, идите с сыном кататься». В любую погоду их выгоняла. В итоге Федя великолепно водит машину, как и его папа. Только тот совсем не следил за автомобилем, в сервис ехал, когда уже запчасти по дороге терял. (Смеется.) И ведь не сказать, что неаккуратный был, просто такое наплевательское отношение.

— Кто у вас занимался бытом?

— Тоже я. Нас с сестрой мама с самого детства к этому приучила. Лет с одиннадцати мы с Милой по очереди готовили обеды, ужины, убирались. Но когда я приезжала со съемок, меня чаще всего ждала чистая квартира. Федька в основном пылесосил, а Женя оттирал раковины — я органически не выношу, когда они грязные.

— Так вы идеальная мать и жена?

— Какая идеальная, Господь с вами! Но что делать-то? У меня же семья. У мужа и сына всегда должен был быть обед и ужин и компот. (Смеется.)

— При жизни Евгения Ильича вас с ним иногда называли «жареные гвоздики», откуда это пошло?

— «Рожденную революцией» снимали на Киностудии имени Довженко, и там была кассир, женщина немолодая, сухощавая, строгая такая, с папиросой. Если в кассу за зарплатой стояла очередь, она кричала из окошка: «Жареные гвоздики, подходите! Ребята, уступите место, им на съемки надо».

Так и прижились «жареные гвоздики», хоть мне это не нравилось. К моей фамилии всегда какие-то забавные клички прилипали. Как только не звали! И Винтиковой, и Шпунтиковой, и Гаечкиной.

— Вы с Евгением Ильичом разными были? Или похожи?

— Абсолютно разные. Он был открытым, а я трудно схожусь с незнакомыми  людьми. Про меня всю жизнь, с самого детства, говорят, что я высокомерная, на рогатой козе не подъедешь, а на самом деле это просто защитная реакция. Вот для Жени любое общение было в радость. В советское время, когда без блата ничего нельзя было купить, я довольствовалась тем, что есть. По мне лучше грызть сухари, чем кого-то просить помочь с продуктами. Не потому, что я такая гордая, просто неудобно.

А Женя заходил в магазин: «Здорово, девочки. Значит так, вот Наташа составила список, дайте нам, что тут у вас есть». Продавщицам это нравилось. Усадят его, он с ними разговаривает, байки какие-то травит, советы дает.

— Но муж-добытчик — это же прекрасно!

— Это хорошо. Но бывали случаи, когда я испытывала чувство неловкости. Предположим, Женя развернулся через две сплошные, милиционер нас останавливает и слышит от Жарикова: «Какие сложности?» Я обалдевала.

— Артист!

— Конечно, он был прекрасным артистом. Но в жизни не было никакого артистизма, чванства и прочего. Была лишь невероятная коммуникабельность. По-разному мы с ним относились и к вранью. Если есть возможность сказать правду, я скажу — я же правдолюб. Поэтому, вероятно, иногда говорят, что у меня тяжелый характер. А Жариков был сочинителем, Мюнхаузеном.

— В семейных парах часто один любит больше, а другой позволяет себя любить. А у вас?

— Женя любил меня больше, чем я его. Об этом мне всегда моя сестра говорила. Ей, наверное, со стороны виднее было. Но и я его очень любила.

— Если жизнь прожить заново, вышли бы замуж за Жарикова, стали бы актрисой?

— Думаю, жила бы по-другому. Ошибки другие наделала бы, за Женю, возможно, не вышла. (С улыбкой.) Ведь до него у меня был муж, которого я тоже любила, — с ним мы прожили четыре года. Многие пытаются выяснить, кто он, как зовут, но это совсем неважно. Моя мама повторяла: «Только не рожай от него детей». Видела, что не судьба нам быть вместе. И Жариков до меня 12 лет прожил в первом браке, но тоже не сложилось, а со мной — 37 лет…

Моя мама его обожала, и он платил ей взаимностью. Просто идеальные отношения. Он ее называл Нина, она его — Женюрка.

— Уход Евгения Ильича был неожиданным? Писали, что у него открылась старая рана — более 40 лет назад на съемках он упал с лошади и сильно повредил ногу.

— Мне не хотелось бы эту тему обсуждать. Женя был тяжело болен. Недаром еще в 1997 году ему дали инвалидность 1-й группы. Не скажу, что он сражался с болезнью до последнего. Он устал от той ситуации, в которую сам себя загнал. Устал от болезней, которые стали его преследовать. Ему приходилось  нелегко, ведь он всю жизнь занимался спортом — фехтование, плавание, конный спорт. И когда чередой пошли неприятности, он пытался преодолеть их в меру своих сил, но не  справился. Жизнь ему немного продлила операция, на которой настояли мы с Федором. Сам Женя ее страшился. Но иначе его ждала бы инвалидная коляска. Мы с сыном делали все, что могли: уколы, компрессы, массажи. «Женя, пора в бассейн. Собирайся». — «Мне там скучно». А я ему в ответ безапелляционно: «В бассейн!» Он бы не смог жить беспомощным, поэтому и ушел.

— Как вы пережили горе?

— Очень тяжело. Не хочу об этом говорить: не нравится видеть себя рассусоленной. И сыну я слово дала не обсуждать трудности в нашей семье. 

— То, что вы живете с Федором вместе, это ваш совместный выбор или вы не хотите отпускать сына от себя?

— У него есть возможность жить отдельно, но он не хочет. Ему это совсем невыгодно — мама приготовит, погладит. (С улыбкой.) Федор ни разу не был женат. Собрался было перед Новым годом и тут звонит ночью: «Мам, я сейчас приеду. С вещами». Я не стала задавать вопросов и вникать в суть. Не хочу оказаться виноватой. Решит жениться, ради Бога, — ему с этой женщиной жить, не мне. Но вот не случилось. Вообще, сын не любит, когда я о нем рассказываю. Видимо, наша с Женей профессия наложила отпечаток. Свою личную жизнь Федор оберегает.

— Чем Федор занимается?

— Он переводчик с английского и французского языков, его работа связана как с журналистикой, так и с юрис­пруденцией.

— Какой совет вы бы дали Федору, основываясь на своем опыте семейной жизни?

— Даже когда он был маленьким, я повторяла: «Никогда не теряй чувст­ва собственного достоинства. И если тебе нужен совет, обратись к матери». Я многое пережила: у меня были подруги, которые предавали, случались расставания, я испытала боль, но рядом всегда находились мама и старшая сестра, которым я абсолютно доверяла.

Роднее сына у меня никого нет и не будет. У нас с ним сложились искренние отношения. Надеюсь, что и я стану для него опорой в трудные минуты.



— А на кого вы в жизни опираетесь?

— Все самые сложные жизненные проблемы я решала сама. Не люблю, когда меня жалеют. Хотя я жутко сентиментальна: плачу, когда смотрю военные фильмы или вижу в магазине бедствующих стариков, но от своих невзгод не зареву, нет. Скорее возьму дневник — веду его уже долгие годы — и выплесну туда все переживания. Знаете, помогает! Есть проблемы, с которыми мы должны справляться сами — чужие советы в таких случаях бесполезны. 

— Чем вы сейчас заняты?

— Недавно поехала на кинопробу, и тут звонит Саша Панкратов-Черный — мы с ним давно дружим. Я говорю: «У меня такой трудный текст…» Он изумился: «Гвоздикова, тебя еще пробуют?!» У меня прекрасный директор, которая знает, какой сценарий выбрать, а от какого лучше отказаться. Поэтому за все мои роли мне не стыдно. Иногда молодежь спрашивает, трудно ли было подстроиться под новое кино. Трудно, а что делать? На нашу пенсию прожить невозможно — значит, нужно положиться на себя, а Господь поможет. Если раньше я переживала, плакала, когда что-то не складывалось с работой, то с возрастом стала спокойнее: не случилось одно —  значит, будет что-то другое. И жизнь это правило подтверждает. Работать, конечно, хочется — это отличный стимул.

Редко езжу в метро, а на Пасху спус­тилась в подземку. Подходили люди, говорили хорошие слова. И тут вижу двух женщин моих лет, одна толкает другую под локоть и громко шепчет: «Смотри, смотри, Гвоздикова! Ой, какая она стала…» 

Да, я изменилась. Хотелось подойти к ним и сказать: «Слушайте, подружки, посмотрите на себя в зеркало». Наверное, они думают, что актеры вылеплены из другого теста. Мы так же, как и все, болеем, взрослеем — не хочется употреблять другое слово. Понятно, что меняемся внешне. Кто-то прибегает к помощи пластической хирургии, а мне не нужно. Молодых я играть уже не буду. И вообще, своей жизнью я довольна, грех жаловаться. Начинаю в  эти дни сниматься в новом, очень интересном проекте — жизнь продолжается­.


Наталья ГвоздиковаНаталья Гвоздикова

Родилась: 7 января 1948 года в г. Борзя (Читинская обл.)

Семья: сын — Федор (36 лет)

Образование: окончила ВГИК (мастерскую Сергея Герасимова и Тамары Макаровой)

Карьера: снялась более чем в 30 фильмах, среди которых: «Ох уж эта Настя!», «Большая перемена», «Рожденная революцией», «Барышня-крестьянка», «Однажды будет любовь». Народная артистка России

Загрузка...