Онлайн-журнал о шоу-бизнесе России, новости звезд, кино и телевидения

Михаил Церишенко: «Правильно говорят, что в семье не без урода. Это я про себя»

0

«Да, я был виноват. Но обычно в таких случаях помогает партнер. А Петросян вытаскивать меня не стал: дескать, выкручивайся сам как хочешь… Я пережил жуткие ощущения. Очень тогда обиделся», — вспоминает актер, юморист и режиссер Михаил Церишенко.

В однокомнатной московской квартире, где обитают Михаил Церишенко, его жена, певица и композитор Екатерина Семенова, две таксы и множество рыбок, хватило еще места для тысячи забавных мелочей и нескольких полноценных коллекций: мягких игрушек, автомобильчиков «Фольксваген-жук», чайников и кофейников. Казалось бы: все жилищное пространство заполнено, да что там — переполнено, загромождено, однако каким-то непостижимым образом вместо тесноты и захламленности здесь почему-то ощущается уют и комфорт.

С хозяином дома корреспонденты «ТН» беседуют в отсутствие хозяйки — Катя в отъезде. Сидим в крохотной уютной кухне. На столике, перед табличкой с афоризмом Фаины Раневской «Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на диеты» — десерт, на плите закипает один из коллекционных чайников…

— Михаил, почему вы решили собирать чайники?

— Они показались нам очень красивыми. Вообще у нас с Катей вдруг открылась неодолимая тяга к старым вещам. Не к дорогому антиквариату, а именно к вещам из прошлого. Если говорить про чайники, то мы давным-давно отказались от нынешних, электрических.

Они какие-то недушевные, а в тех, прежних, есть душа, энергетика позитивная, и вода, вскипяченная в них, получается в сто раз вкуснее, чем в этой современной фигне.

Сначала мы просто купили обычный железный чайник — старый, подержанный. Рядышком тут, на блошином рынке в Измайловском парке. Стали пить из него чай — очень понравилось. И гостям нашим — а они у нас часто бывают — тоже пришлось по душе. Вдохновившись, мы купили еще один чайник, потом еще… Так и втянулись. Но у нас не безумие, мы же не каждую неделю по чайнику покупаем, а только когда чувствуем, что от него идет какая-то особая энергетика. Иногда попадаются удивительные варианты. Вот вчера, например, я купил потрясающий, литров на пять. Сразу всех гостей можно напоить чаем.



— У нас с Катей вдруг открылась неодолимая тяга к старым вещам. Вот вчера прикупил этот чайник, литров на пять.Стали пить из него чай — очень понравилось… Фото: Сергей Иванов

— Не великоват? Вряд ли ваша «однушка» способна вместить количество гостей, необходимое для того, чтобы его опустошить.

— Не скажите. По праздникам, в дни рождения у нас стол раздвигается во всю комнату, вокруг ставятся длинные лавки, и на них отлично размещается до 25 человек. Все привыкли. У Кати это давняя традиция, она же в этой квартире живет с момента рождения.

— Фантастика! Миша, а вы в каких традициях воспитывались?

— Я из Киева. Родители — мастера спорта по спортивной гимнастике. Отец преподавал в Институте инженеров гражданской авиации на кафедре физвоспитания, потом был учителем физкультуры в школе. Мама, закончив выступать на профессиональных соревнованиях, стала функционером в спортивном обществе. Слава Богу, оба живы-здоровы, по-прежнему живут в Киеве. И младший брат пошел по их стопам, только он увлекся спортивной акробатикой. А я — правильно говорят, в семье не без урода, — спорт не полюбил и стал артистом.

Несмотря на то что рос в спортивных лагерях, в спортзалах, практически на матах. Катя любит каламбурить по этому поводу: «Ты вырос на матах, а я на мате — потому что моя мама частенько его использовала в разговоре». (Смеется.)

Короче, спорт в моей жизни присутствовал ежедневно, но, поскольку я видел и обратную его сторону — с дикими перегрузками, поломанными судьбами, серьезными травмами, да и сам не раз травмировался, к завоеванию спортивных медалей не устремился.



— По праздникам у нас собирается до 25 человек. У Кати это давняя традиция, она же в этой квартире живет с момента рождения. Фото: Сергей Иванов



— Когда же заявило о себе «уродство», о котором вы упомянули и которое в итоге определило вашу профессиональную жизнь?

— Абсолютно четко запомнил тот день. Отец вернулся с работы, сел на диван перед телевизором, мать ему приготовила что-то поесть и по обыкновению расположила ужин на табуретке. Кухня у нас была совсем крохотная, и папа ел в комнате. Именно на табуретке. И вот он включил телевизор, сел и стал есть. А тогда же существовало всего четыре программы и пульта дистанционного управления, естественно, не было. То, что показывали, отцу не понравилось, он встал, подошел к телевизору, переключил на другой канал, сел, а там опять что-то не то. Дальше эта процедура повторялась несколько раз, но на экране все время было что-то скучное — говорящие головы с унылым текстом. Наблюдая за этим, я вдруг подумал: «Вот уставший человек вернулся с работы, ему хочется как-то размагнититься, отдохнуть, посмеяться. Но такой возможности нет». И в этот самый миг принял решение: «Когда вырасту, стану артистом и буду смешить людей. Папа, придя с работы, включит телевизор, увидит меня, рассмеется — и ему будет приятно». Удивительно, но так и вышло…


Поступать я пошел в Киевский театральный институт. Экзамены по актерскому мастерству сдал удачно, сочинение тоже ловко списал, а с историей СССР не задалось, и поступление провалилось. Отец сказал: «Надо работать». И я был определен на завод «Точ­электроприбор» слесарем-сборщиком электроизмерительных приборов — сидел там, что-то паял. Девяти месяцев этой конвейерной работы мне вполне хватило, чтобы понять простую истину: конвейер — это тяжелый монотонный труд. Да еще меня от военкомата направили на курсы шоферов, и я на протяжении полугода после заводской смены бегал туда. Домой возвращался в двенадцатом часу ночи, и мне, в отличие от сверстников, было не до гитары и портвейна в подъездах — я дико хотел спать.

Потом забрали в армию, направили в Военно-воздушные силы. Служил водителем в автотехническом батальоне, отвечавшем за аэродромное обеспечение. Словом, заносил самолетам хвосты (выражение характерно для обслуживающего персонала авиации. — Прим. «ТН»). А все свободное от воинской службы время посвящал самодеятельности — не вылезал из клуба, придумывал там какие-то концерты, музыкантов собирал.

— Девушка из армии ждала?

— Ждала, но не дождалась. Я при­ехал в отпуск в приподнятом, романтическом настроении. Подтянутый, в форме с голубыми погонами, пришел к ней с цветами. Мне казалось, все это должно было произвести на нее впечатление, но… не произвело. У нее уже был другой — моряк. (С улыбкой.) Наверное, его форма показалась ей более привлекательной. Короче, мы распрощались.

Отслужив, я конечно же отправился опять поступать в театральный институт. Родители поняли, что мальчик продолжает болеть этой историей, и папа сказал: «Миш, в этом вузе у меня знакомых нет, поэтому придется тебе самому пробиваться». После чего они с мамой уехали отдыхать в Ялту. А у меня на этот раз дело сладилось — поступив, я отправил им телеграмму: «Все нормально, не переживайте, я студент».

Окончив, получил диплом и стал искать работу. В поисках зашел в киевский Театр эстрады, где мне сказали, что место есть, но в перспективе — освободится через несколько месяцев, и если, мол, дождусь, значит, милости просим. В ожидании я устроился работать в киевскую Дирекцию коллективов «Цирк на сцене». Должность моя называлась «режиссер», но на самом деле я сидел в офисе и делал вид, что им являюсь, — вместе с членами тарификационной комиссии присваивал тарификацию артистам. Отсидев нужный срок, пришел-таки в Театр эстрады, ­из-за чего был безмерно счастлив.



— Когда мы познакомились, каждому было уже за тридцать. Так что обошлись без прыжков с моста и пения под балконом. Я бы назвал нас великовозрастными романтиками. Фото: Из личного архива Михаила Церишенко

— Вы вели холостяцкую жизнь?

— Нет. Женился я еще в институте, естественно, на сокурснице. Потом Инна Капинос стала востребованной артисткой кино и театра — играет в Театре имени Ивана Франко. А тогда мы жили в общежитии — нам выделили комнату, поскольку я устроился в ­театр художником-оформителем. Притом что рисовать не умею вообще. Ну точь-в-точь повторение истории Остапа Бендера и Кисы Воробьянинова. Прожили мы с женой меньше трех лет. Что вы хотите — студенческий брак…

Потом, уже в театре, я снова женился. Со второй женой мы прожили шесть лет, сына родили. Думаю, как и ­большинство мужчин, я в свои 27 лет смысл отцовства осознал не сразу. Но момент, когда я, что называется, прочувствовал сына, понял, что ребенок — это часть меня, четко запомнил. Витя тогда только начинал ходить. Я вышел с ним на улицу, держу на руках, и вдруг он посмотрел прямо мне в глаза, да так пристально, словно изучал, и совершенно отчетливо сказал: «Папа». От неожиданности я его чуть не выронил. Может, это и случайно так

получилось, просто совпал набор звуков, но… Он же это произнес! И все — этим мгновением парень заработал столько очков, что ему до сих пор их хватает. (Смеется.)

Сейчас Виктор работает в сфере, связанной с компьютерами: то ли собирает их, то ли ремонтирует, то ли программы для них пишет. К сожалению, я в этом ничего не понимаю.

— Из-за чего распалась семья? Вас поманила Москва?

— Что вы! У меня даже мысли не возникало уехать из Киева, не говоря уж об амбициозных планах покорения столицы. Я всегда хотел жить рядышком с родителями. Не для того, чтобы мама мне, извините, стирала рубашки и носки, нет. А чтобы помогать им. Любые родители заслуживают того, чтобы дети о них заботились, но мои уж точно. Однако жизнь распорядилась иначе. Но мотался я к маме с папой очень часто, едва выкраивалось свободное время. Увы, сейчас такой возможности, как раньше, нет.

А по поводу жены… Просто чем дольше мы жили вместе, тем больше отдалялись друг от друга. У нее были свои, на мой взгляд, приземленные мечты, хотя на самом деле, наверное, вполне нормальные: шмотки, мебель, машина… А меня все это совсем не интересовало. Есть «запорожец», мне и хорошо, а ей непременно «жигули» хотелось. И так далее. А у меня другая крайность была — театр, я там дневал и ночевал…

Но потом наступили злополучные 1990-е годы. Люди перестали ходить в театры, а потребности в «дубленках-машинах» никто же не отменял, и надо было как-то выживать. И я принял тяжелое для себя решение — ушел из театра. Знакомые устроили меня торговать книгами, альбомами и всякой сувенирной продукцией. Стоял у Софийского собора, у центрального входа в Киево-Печерскую лавру. Продавал иностранцам за доллары украинские флажки, ушанки, матрешки с изображением Горбачева и так далее. А мой партнер по эстраде, Толик Дяченко, царство ему небесное, почти каждый день ко мне приходил. Мы стояли, курили, перекидывались несколькими фразами, после чего он уходил. И так продолжалось девять месяцев.

Однажды он пришел, как обычно, но сказал необычные слова: «В кино пойдешь сниматься? Я договорился». Я даже секунды не думал: «Да, конечно!» Спустя несколько дней он является и ­говорит: «Сегодня знакомство с киногруппой. Встречаемся в такой-то гостинице через три часа». Я ответил: «Хорошо». Вернулся к своему напарнику по торговле и ошарашил его: «Все, я ушел. Насовсем. Пока». Вывалил из кармана все деньги, которые наторговал, отдал ему и поехал на стрелку с киношниками. Фильм назывался «Оплачено заранее», снимала его ­режиссер Оксана Байрак. Там, среди прочих артистов, я и познакомился с Катей.

В семье отношения уже окончательно расклеились — настолько, что никакого желания сохранить их не было. Катя по документам в разводе еще не была, но тоже с мужем не жила. А у нас с ней, наоборот, все складывалось замечательно. Притом что никаких ухаживаний не было. Поскольку мы были людьми уже в возрасте — каждому за тридцать, обошлись без прыжков с моста, пения под балконом и срываний цветов с клумб. Я назвал бы нас великовозрастными романтиками. Отношения развивались спокойно, и от этого было как-то особенно хорошо.

Снимали мы картину в Феодосии, в свободные дни гуляли, бродили по берегу моря, держась за руки, кормили чаек, пельмени ели, сваренные на нашей плитке…

Когда киносъемки закончились, общаться стало сложнее — мы же жили в разных городах. Одно время я снимал квартиру, и Катя иногда приезжала ко мне. А я практически переселился в поезда, постоянно мотался туда-сюда — к ней и обратно домой. Я вернулся в Театр эстрады. Взять-то меня взяли, но, так как все роли были разобраны, мне дали маску какого-то бегемота, в которой я должен был бегать по сцене. В общем, ходил я на репетиции, чего-то там кривлялся, а вечером отправлялся на вокзал и уезжал в Москву. Иногда денег на обратный билет не было, и мне их давала Катя. Тяжеленькое было время…

Наконец вопрос, где же нам все-таки жить, встал ребром. И я сказал: «Кать, знаешь, ты в Москве нужнее, чем я в Киеве». Она ведь тогда была прямо на пике успеха. И мы закрыли вопрос, приняв решение, что я перееду к ней.



Слева направо: Игорь Ларин, Вячеслав Титов, Михаил Церишенко, Андрей Носков и Алексей Аптовцев. Фрагмент спектакля «Летучая мышь» (2008). Фото: PhotoXPress



— Как насчет попреков в корысти — дескать, пристроился к знаменитой? Катя Семенова в тот период была очень востребованной певицей.

— Разумеется, я не избежал такого. Но это же полная чушь. Во-первых, уехал я не с пустого места — все-таки 10 лет проработал на эстраде в паре с партнером, и нас в городе все знали. Да еще авторскую передачу вели на телевидении, правда, на кабельном канале, но все равно были, что называется, в тренде.

— И все же Катя помогала вам в Москве продвинуться в профессии?

— Конечно, всячески. Познакомила с Игорем Угольниковым, я стал с ним работать — сначала в «Оба-на!», потом в «Докторе Угол». Что-то делал на эстраде, ковырялся там потихонечку, затем пошли первые телевизионные сериалы, и мне повезло — с хорошими режиссерами работал. (С улыбкой.) Но самой большой моей гордостью был и остается мультфильм «Остров сокровищ». Да-да, я «живьем» снимался в мультике — пирата играл. Много еще таких артистов? Мало! А мне вот подфартило. Ну и, кроме всего прочего, пришла пора «Кривого зеркала».

— Которое принесло вам огромную популярность…



— Узнаваемость. Я сознательно это подчеркиваю. Это два разных понятия. Так же, как известный артист и любимый артист. Вот Катя, я знаю, любимая артистка. Может, почитателей ее таланта не так много, как раньше, но теми, кто остался, она на самом деле любима. А это дорогая штука. Потому что известным, как говорит Катя, можно стать очень быстро. Условно говоря: выйди артист на улицу, сними штаны и пройдись в трусах — назавтра о нем все газеты напишут. Но какого сорта такая известность?

Возвращаясь к своей персоне, могу сказать определенно: популярность прошла, но узнаваемость осталась. Меня узнают, и я этим пользуюсь. А почему нет? Я же не украл ее, не купил, не выпросил, а заслужил собственным трудом. И почему же я должен стесняться этим пользоваться? Я, конечно, не имею в виду, что запросто захожу в кабинеты к высокому начальству, открывая двери ногой. Однако, допустим, при встрече с сотрудниками Госавтоинспекции договориться удается легко. 

— С Евгением Петросяном как налаживались отношения? Все-таки он в своем деле большой авторитет, столько лет у руля…

— Евгений Ваганович — личность сложная и очень противоречивая, в нем борются два человека — режиссер и артист, и эти двое постоянно между собой сражаются. Причем артист-то сольный. Он не привык работать с партнером как с равноценным участником действа, он всегда главенствует. Но все равно я ему благодарен за науку — и за то, что хвалил, и за то, что ругал. А получал я от него, кстати, жестко. Но иначе, наверное, нельзя. Артистов надо держать твердой рукой — не только расхваливать, но и обязательно бить по башке. Теперь, став режиссером, я это точно знаю.

Петросян, неважно, нравится он кому-то или нет, явление на эстраде выдающееся. Блестящий менеджер самого себя. Проработал на сцене 50 лет, воспитал несколько поколений своего зрителя, и это уже заслуживает уважения. Да, его часто критикуют — мол, юмор там такой-сякой. Но на самом деле это ведь штука тонкая. Гораздо легче заставить человека заплакать, чем рассмешить. А ему это удается, причем на протяжении полувека. Это редкий дар. 



— Евгений Ваганович — сложный и противоречивый человек. Он всегда главенствует. Но я благодарен ему за науку. С Петросяном в программе «Кривое зеркало». Фото: Из личного архива Михаила Церишенко

— А каким образом вас «били по башке»?

— По-всякому. И лично меня наказывал, и прилюдно — прямо при зрителях. Это был мощный удар по самолюбию, этакая школа выживания. Вот пример. Перед съемками блока из нескольких программ у нас проходили так называемые проверочные концерты-записи — месяца полтора мы их играли в ночных студиях, что-то за это время додумывая, исправляя, доучивая. И однажды я недоучил свой текст. Да, виноват. Но обычно в таких случаях на сцене помогает партнер — вытаскивает как бы. А Евгений Ваганович (мы с ним играли номер) вытаскивать меня не стал: дескать, выкручивайся сам как хочешь. Разумеется, из педагогических соображений это было сделано, но мне-то

от этого не легче. Я пережил жуткие ощущения — ужас от собственной­ беспомощности, от непонимания, что делать, как выйти из положения… В общем, я тогда очень обиделся. Но поскольку обучаем, быстро понял, что был неправ. Мы поговорили, разобрались.

Я жалею, что эта передача закончилась: все-таки 10 лет мы командой работали, все стали хорошими товарищами. Но что ни делается, все к лучшему. Появилась возможность заняться режиссурой, я попробовал, и мне это понравилось. На сегодняшний день в моем багаже уже четыре спектакля, которые я поставил как режиссер: два антрепризных и два в театре «Шалом». А это же репертуарный театр, с труппой, поэтому неожиданное приглашение от художественного руководителя Александра Семеновича Левенбука я воспринял как огромную удачу.

— Михаил, а не возникает ли в ваших с Катей отношениях элемент соперничества? Все-таки две творческие личности…

— Вот уж этого точно нет. Нам хватает мозгов не вмешиваться в дела друг друга.



— Могу сказать определенно: популярность моя прошла, но узнаваемость осталась. Меня узнают, и, что самое приятное, я этим пользуюсь. А почему нет? Я же не украл ее, не купил, не выпросил, а заслужил своим собственным трудом. Фото: Из личного архива Михаила Церишенко

— А по части критики как?

— Тут все в порядке. Я то и дело прошу Катю: «Покритикуй меня!» (С улыбкой.) Но она почему-то только хвалит.

— А вы ее?

— Так я же ни петь, ни сочинять музыку не умею, так что в ее сфере советчик я никудышный. И кроме того, если уж моя жена что-то решила, переубеждать ее бессмысленно. (С улыбкой.) Да и я, честно говоря, такой же.


Михаил Церишенко

Родился: 19 сентября 1960 года в Киеве

Семья: жена — Екатерина Семенова, певица; сын — Виктор (29 лет)

Образование: окончил актерский факультет КНУТКиТ им. Карпенко-Карого

Карьера: артист эстрады и антреприз, участник телепрограмм «Оба-на!», «Доктор Угол», «Кривое зеркало»; киноактер («Досье детектива Дубровского», «Президент и его внучка», «Старые клячи», «Марш Турецкого», «Мужская работа»); режиссер театра «Шалом» (спектакли «Любовь с препятствиями», «Размороженный») и антреприз («Счастливый номер», «Часы с кукушкой»)

Загрузка...