Михаил Полицеймако: «Папе нравилась моя самостоятельность, но в нужный момент он умел подстелить соломку»

Семен Фарада мечтал о сыне — эта мечта сбылась, когда актеру было 42 года. Михаил Полицеймако рад, что сам стал отцом намного раньше. «Глупо звучит, но я счастлив, что у моих детей молодой папа. Никита родился, когда мне было 25, Эмилия — в 31, а Соня — в 34 года. Сейчас мне 37 лет, и у меня есть какой-то запас времени. Я могу с ними побыть, поставить их на ноги и увидеть своих детей в их тридцать семь».

— Мне было лет шесть, мы ехали на поезде в Коктебель через Феодосию. В Харькове обычно длинная стоянка — когда едешь из Москвы, то 18 минут, а на обратном пути вообще 22 минуты. Папа вышел за мороженым, а когда купил его, состав уже трогался, и папа прыгнул в другой вагон. Подходя к нашему купе, услышал мой плачущий бас: «Такого отца потеряли!!!» Я обожал папу и прекрасно знал, как он любит меня. Еще в более нежном возрасте, года в четыре, у нас в ходу была такая шутка. Папа спрашивал: «Где мое солнце?» — я в ответ показывал на себя пальцем. Я поздний ребенок: родился, когда маме было 38 лет, а папе 42 года. У мамы был взрослый сын от первого брака, мой брат Юра, а у папы до меня детей не было.

— Он рассказывал, почему так получилось?

— Это тайна, которую мы никогда не обсуждали. Прежних папиных жен я ни разу не видел и ничего о них не слышал… Отец же до 40 лет жил совсем другой жизнью: окончил серьезный технический институт — «Бауманку», служил на флоте, работал инженером, правда, параллельно участвовал в самодеятельности… Не знаю, почему он не стал отцом в то время. Но когда он пришел работать в Театр на Таганке, познакомился с мамой и полюбил ее. Он мечтал о ребенке и не мог на меня надышаться. Сам отец говорил: «В первые годы я не выпускал Мишу из губ». А маме он дал прозвище Марья-искусственница. Я родился здоровым кабаном, весил 4200 г и отличался прекрасным аппетитом. Стал кусать маму, и у нее началась грудница — воспаление молочных желез, кормить она меня не смогла. Папа бегал за молоком на молочную кухню. Когда о нашей проблеме узнал Владимир Высоцкий, он привез из валютного магазина огромную банку датской сухой смеси — в 1976 году в СССР о такой диковине мало кто слышал. Сухого молока, подаренного Высоцким, мне хватило на несколько месяцев.

— Папа дружил с Владимиром Семеновичем?

— Нет. Он был маминым хорошим другом. Году в 1979-м они поругались, а через какое-то время Высоцкий к ней подошел: «Маш, давай помиримся, а то я чувствую, что скоро умру». И они помирились.

— Вы понимали в детстве, что товарищи родителей — звезды? Трепетали перед кем-то из них? Михаил Ширвиндт в интервью «ТН» рассказывал, как в 10 лет под впечатлением от «Бриллиантовой руки» попросил Андрея Миронова дать автограф. Тот написал: «Миша, твой папа тоже неплохой актер»…

— Когда я в детстве приходил в театр, то побаивался разве что Юрия Любимова, потому что это мамин и папин начальник. А к Валерию Золотухину, Леониду Филатову, Ивану Бортнику заходил в гримерку запросто. Понимал, что они актеры, видел их спектакли и фильмы, но автографы ни у кого не брал. Сейчас жалею только, что Андрея Дмитриевича Сахарова ничего не попросил написать на память, а ведь сколько раз выпадала возможность, я же бывал у них дома…

— Надо же! Родители даже академика Сахарова знали?

— Бабушка Женя, мамина мама, была актрисой Ленконцерта и дружила с Еленой Боннэр, будущей женой Сахарова, и эта дружба перешла по наследству к моей маме. Когда мама переехала из Ленинграда в Москву и ей негде было жить, Боннэр предложила остановиться у нее. Елена Георгиевна и Андрей Дмитриевич жили на «Курской», недалеко от Театра на Таганке, и мама у них часто бывала.

— Мама жила у Боннэр, папа вырос в одной коммуналке с Владимиром Ресиным, будущим первым заместителем мэра Москвы… С какими интересными людьми сводила жизнь ваших родителей!

— Это точно. Но они дружили вовсе не с одними знаменитостями. У меня, как у многих московских детей, была сильная аллергия, и когда мне было 5 лет, врачи посоветовали сменить климат — отвезти меня в Крым. Приехали в Алушту, а там жара невыносимая, как на сковородке. Мы двинули в Коктебель. Постучали в дверь первого попавшегося дома, спросили, пускают ли хозяева жильцов… И с тех пор я каждый год до 19 лет жил летом у этих

людей —  дяди Толи и его жены. Мы практически родственниками стали. Однажды их младший сын упал с большой высоты, ударился головой о бетонную плиту, и у него начались приступы эпилепсии. Мои родители позвали наших друзей в Москву, папа водил ребенка по лучшим врачам, и его вылечили! Мы с этой семьей до сих пор общаемся. Только, к сожалению, Коктебель очень изменился, и я туда уже не езжу. Последний раз заглядывал на пару дней, когда снимался неподалеку в сериале «Богиня прайм-тайма». Но в 1980-е годы я его обожал! В Коктебеле был дом Любови Полищук, где почти все детство провел Леша Макаров (там я с ним и познакомился), жил Евгений Фридман с семьей. Да там вся творческая Москва отдыхала. Пока гуляешь по набережной под кодовым названием «Бродвей», встретишь приятелей, с которыми дома год не мог увидеться.

Однажды папа с дядей Толей пошли туда ночью, да еще и меня, 10-летнего, прихватили. Был День десантника или какой-то другой праздник. А в те годы у подростков была опасная развлекуха — массовые драки, но не район на район, а город на город. Москва била Харьков, Харьков бил Киев, а Киев бил Москву. Мы гуляем, никого не трогаем, и вдруг на нас несется толпа то ли киевских, то ли харьковских хулиганов. Обступают и спрашивают: «Москалей не видели?» — «Не  видели». Мы, естественно, испугались. И тут кто-то из толпы восклицает: «Это же артист! Уно, уно, уно…Ун моменто! Дашь автограф?» И папа в молчании дал 40 автографов подряд.

В Коктебеле родители не всегда жили со мной, ведь у них были гастроли и съемки. Но один раз место папиной работы совпало с местом моего оздоровительного отдыха: когда мне было 10 лет, папа снимался в «Человеке с бульвара Капуцинов». В 4 км от Коктебеля, в Тихой бухте, построили из фанеры город, точь-в-точь как в кино про Дикий Запад. Я смотрел на съемки с восторгом. Актеры один другого лучше — Андрей Миронов, Михаил Боярский, Лев Дуров, Николай Караченцов! Ковбои, индейцы, драки — что еще нужно 10-летнему пацану для счастья? А когда у папы был перерыв, мы шли купаться.

Он часто меня брал на съемки, но не все они были так же прекрасны. Я ужасно скучал в Одессе, глядя, как папа снимается с Александром Ширвиндтом в «Миллионе в брачной корзине» — одни непонятные взрослые разговоры, которые мне быстро надоело слушать. А недавно я работал в Киеве, и ко мне подошла второй режиссер Ольга Константиновна: «Миша, я помню, как ты маленький приезжал сюда с папой на съемки «Алмазов шаха»!» А я уже и забыл: подростковый возраст, юность помню в подробностях, а детство яркими вспышками.

— Вы ведь тоже снимались с папой в эпизодах. Интересно было? Не страшно?

— Я понимал, что дело ответственное, но зажима, от которого скулы сводит, не было. Сейчас со мной, мамой и женой в программе «Дом вверх дном» на канале ТВ Центр снимается Эмилия, старшая дочка, — у нее вообще никакого волнения перед камерой, только козы испугалась. Думал, она будет быстро уставать, но ничего подобного: устает, как и я, лишь когда в павильоне жарко. Наверное, у нее актерская игра в крови. Если бы я с пяти лет так работал… Это же опыт, он накапливается… Но я в детстве играл совсем чуть-чуть. Маленьким вместе с папой бегал в массовке в спектакле «Десять дней, которые потрясли мир». Позже отец играл в фильме «Детство Темы» учителя французского языка и предложил взять меня на роль гимназиста. Еще я сыграл папиного сына в комедии Марка Айзенберга «Болотная street, или Средство против секса» — там у меня была роль побольше.

— Репетировали дома с папой?

— Нет, но он объяснял, что слово режиссера всегда закон, и очень переживал за меня на съемках. Однако мы сняли большую сцену, не напоровшись на подводные камни. Папа исполнял роль фальшивомонетчика. Его сын-оболтус покрасил все доллары, кропотливо нарисованные трудолюбивым отцом, в фиолетовый цвет, и отец устроил хулигану разнос. Дело было в 1990-м, актерам задерживали зарплату. Мою маму играла Бронислава Захарова. Между дублями папа сунул мне пачку фальшивых денег и сказал: «Отдай тете Броне, скажи, что выдали аванс». Я к ней подошел, сунул эту пачку, а она сказала: «Ты весь в отца!» Папа не упускал случая наколоть ближнего. Когда играл могильщика в спектакле «Гамлет», подлил одному актеру водку вместо воды. А однажды разыграл меня на глазах у всего зала! Я учился в институте, а отец участвовал в «Юморине». Позвонил мне и попросил: «Слушай, нужно, чтобы ты приехал и сыграл мне джаз на выход». Отвечаю: «Папа, я в трениках, грязный. Не могу!» Он говорит: «Да какая разница, рояль за кулисами будет». Приезжаю — рояль не за кулисами, а в углу сцены. Но деваться некуда — я успокаиваю себя мыслью, что на аккомпаниаторов все равно никто не смотрит. И тут ведущий торжественно объявляет: «На сцене заслуженный артист России Семен Фарада и его сын, студент ГИТИСа Михаил Полицеймако!» Зрители аплодируют папе, потом переводят глаза на меня — и замирают… У сына артиста Фарады прическа а-ля «ежик в тумане», выцветшие до рыжины старые ботинки и знававший лучшие времена спортивный костюм.

Я не помню, чтобы папа проводил со мной воспитательные беседы. Никогда не ругал. Только потом стал, когда заболел… Но пока я рос, у нас не было ни одного отцовско-родительского конфликта. Мама меня больше контролировала. Хотя и ей было некогда: репетиция с одиннадцати до двух, а в семь вечера спектакль. Мама прибегала домой на два-три часа, успевала что-то приготовить, пообедать и убежать. Лет с двенадцати я был предоставлен сам себе. А до этого мною дружно занимались бабушки и няни, которые воспитывали меня, как Лебедь, Рак и Щука из басни Крылова.

Когда мне исполнилось шесть, мы переехали из небольшой двухкомнатной квартиры на «Выхино» в просторную четырехкомнатную квартиру на «Красных Воротах», съехавшись с обеими бабушками. Не знаю, зачем родители пошли на это. «Волна и камень, стихи и проза, лед и пламень не столь различны меж собой», как мои бабушки!

Баба Женя, мамина мама, — актриса Ленконцерта, вдова народного артиста СССР Виталия Полицеймако, была дама богемная. А баба Ида, папина мама, из простой рабочей семьи и всю жизнь проработала фармацевтом в аптеке. Они были антиподами во всем, начиная с режима дня. Все скандалы в нашем доме случались из-за того, что они по-разному пытались меня воспитывать. Папа практически не бывал дома — снимался, мама пропадала в театре, но стоило им переступить порог нашей квартиры, как их втягивали в конфликт. Бабушка Женя в гневе кричала папе: «Молодой человек, я ударю вас палкой!» Баба Ида считала, что я должен после школы сидеть и делать уроки, а гулять — самое позднее до семи вечера. Но с двух часов дня и до двенадцати ночи я играл в футбол, что абсолютно устраивало бабу Женю. Другим камнем преткновения было мое питание. Я был не худым мальчиком, и все детство бабушки спорили, есть или не есть Мише колбасу. По мнению бабы Иды, после шести вечера мне можно было только кефир, зато баба Женя была уверена, что пара бутербродов еще никому не повредила. Я действительно после футбола умирал от голода. И няня Варя, доставшаяся мне по наследству от брата Юры, украдкой носила мне в постель колбасу.

В 1987 году дебаты внезапно прекратились — скончалась баба Женя. А в 1989 году и баба Ида. У няни Вари, когда она была дома, в Воронежской области, случился инсульт. Мы ее забрали в Москву, и она угасла у нас на руках. Все трое ушли так внезапно. А папа тяжело болел долгие девять лет… Глупо звучит, но я счастлив, что у моих детей молодой отец. Когда я появился на свет, папе было 42 года. Мой старший сын Никита родился, когда мне было 25 лет, Эмилия — в 31 год, а через три года Соня. Сейчас мне 37 лет, и у меня есть какой-то запас времени. Надеюсь, я успею поставить детей на ноги и мы вместе отметим их 37-летие.

— Считается, что поздних детей обычно больше и контролируют, и балуют…

— Не скажу, что меня опекали как Марфушечку-душечку. Несмотря на наличие двух бабушек и няни, с восьми лет я активно тусовался во дворе с ребятами. Помню серьезный разговор с родителями, когда мне было 17 лет. Они решили промыть мне мозги, чтобы, не дай Бог, не вздумал попробовать наркотики. Я на их месте тоже бы волновался. У меня четверо одноклассников умерло от героина. Но в целом жесткого контроля не было. С первого курса я ночевал у друзей в общаге, отвисал на модной дискотеке на ВДНХ. Папа пару раз приехал туда, посмотрел, как я танцую, — и все. Чтобы меня особенно баловали, тоже не припомню. В школе давали карманные деньги. Но как только я поступил в институт, на досуг зарабатывал себе сам. Во-первых, получал стипендию, во-вторых, искал подработки. В 1993 году бегал на Радио Maximum, которое тогда находилось на Пушкинской площади, и записывал рекламные ролики. За один они платили $7, а я мог в месяц записать роликов 15-20.  $100-140 были тогда для студента целым состоянием! Записывался и на «Серебряном дожде», и на «Радио 101». Потом мы стали участвовать в массовке в молодежном театре.

Папе нравилась моя самостоятельность, но в нужный момент он умел подстелить соломку. Я на всю жизнь запомнил поездку в Екатеринбург. У меня есть друг Денис Назаренко, он сейчас артист театра «Эрмитаж». В 1997 году он стал работать в Театре Романа Виктюка. И на гастролях в Екатеринбурге ему предложили: «Если у тебя есть какой-нибудь спектакль, привози». Пообещали отличные деньги! Денис переделал свой дипломный спектакль, позвал меня и еще одного нашего друга Никиту Салопина, а женскую роль играла жена Дениса — Юля. Нам пообещали заплатить по $200 — это было просто сказочное предложение! Когда я воодушевленно собирал сумку, папа спросил: «Куда намыливаешься?» — «В Екатеринбург с Назаренко». — «На, возьми сто долларов». — «Да зачем мне твои сто долларов, мне двести заплатят!» — «Пожалуйста, возьми…» Уговорил. В Екатеринбурге с самого начала все пошло как-то странно: нас поселили в общежитии местного те­атрального института. Но это никого не смутило, хотя Денис с Юлей недавно стали молодыми родителями и приехали с грудным младенцем и взятой на подмогу тещей. После спектакля пригласивший нас парень накрыл стол и объявил, что случилась неувязочка и сейчас денег нет, но он их обязательно вышлет. Тут мы и заподозрили, что это чистое кидалово. Тогда подобные истории случались и с гораздо более известными актерами. Спартак Мишулин, взяв с собой часть труппы Театра сатиры, прилетел на Дальний Восток с «Карлсоном», а когда сыграл в Хабаровске два спектакля из девяти запланированных, пригласивший их человек исчез. И я уж не помню, кто им помог улететь оттуда. Екатеринбуржец поступил гуманнее — выдал нам обратные билеты. Мы, голодные, без денег, садимся в поезд. И тут я — та-дам! — вытаскиваю папины сто долларов! Мы их проели. Перед отъездом я успел позвонить отцу, и с каким же ликованием он встречал меня на Казанском вокзале! Первым делом спросил: «Ну что, гастролер, как заработки?»

— Вы сейчас вместе с женой, мамой и старшей дочкой ведете на канале ТВ Центр программу «Дом вверх дном». В жизни у вас часто дом вверх дном бывает?

— Порядок и распорядок? Таких слов мы не слышали! Мы живем в квартире на «Красных Воротах» 31 год, и все это время у нас дом именно вверх дном. Мы все по отдельности — и я, и мама, и жена, и даже дочки — люди спокойные и миролюбивые, но в совокупности наши энергии образовывают ураганы. К нам приходила и приходит куча народу. Когда я был маленьким, тут жили мы с родителями, бабушки, няня и временами добрая половина творческого коллектива Театра на Таганке. Впрочем, гостили не только знакомые актеры, но и порой случайные люди. Это сейчас многие пытаются заработать за счет своей известности, а папа свою популярность радостно разбазаривал. К нему, например, подходил на улице человек и говорил: «Здорово! Ты отличный актер! А пойдем выпьем?!» И он мог пойти с ним и выпить. «А поехали ко мне домой!» — «А поехали!» Он начинал дружить с этими людьми. У него было огромное количество друзей, большинство из которых потом куда-то исчезло. Может быть, у них появились свои проблемы или их уже вообще нет? Не знаю.

31 декабря, на папин день рождения, плавно перетекавший в Новый год, в гостиную набивалось до 60 человек. В кухне могли одновременно курить человек пятнадцать, и еще десять дымили на лестнице. Вообще у папы, как в «Иронии судьбы…», была традиция: 31 декабря он с друзьями ходил в баню, в «Сандуны». Лет с десяти и меня брали в мужскую компанию, куда входили дядя Слава Суховер, дядя Валера Баранов, Андрей Пирлик… Правда, «Сандуны» мне не очень нравились. Я старался побыстрее попариться, чтобы потом, завернувшись в простыню, съесть что-нибудь вкусненькое, пока папа с друзьями выпивают. Тем временем дома наши женщины пекли и жарили. Папа родился в пять часов вечера, и к этому времени мы всегда приезжали домой. Мама начинала метать на стол. Обязательно был винегрет с майонезом, пирожки, а няня делала свой фирменный холодец. Когда папа заболел, на его день рождения стало собираться существенно меньше народа — человек 15-20, в основном  родственники и близкие друзья.

Меня поражало, что при всей внешней папиной мрачности он никогда никому не отказывал в помощи. Все время устраивал кого-то в больницу, решал чьи-то бесконечные проблемы. Недалеко от Театра на Таганке была химчистка. Там работала женщина, которая принимала у папы вещи вне очереди. У нее случилось несчастье: сына посадили в тюрьму. И папа туда поехал — 400 км от Москвы, Вологодская область. Два дня выпивал с начальником тюрьмы, и тот, представьте себе, скостил парню срок!

Я к своему окружению отношусь более избирательно. Возможно, потому что в моей жизни были тяжелые девять лет папиной болезни, когда все вдруг исчезли. Кроме, конечно, самых близких. Впрочем, есть и те, о ком я всегда буду вспоминать с благодарностью. Например, Елена Юрьевна Васильева, главный врач кардиологического отделения 23-й больницы, где лежал папа. Когда у него случился инсульт, папу полагалось перевести в неврологию, но она оставила его в своем отделении и не отходила от отца.

Парадоксально, что могли помочь абсолютно незнакомые люди. Ко мне на улице как-то подошел человек и сказал: «Мы деньги собрали. Передайте, пожалуйста, вашему папе». Но по большому счету мы попали в вакуум. Папа был брошен. Вот поэтому я не живу так, как папа. Я не очень верю в огромное количество друзей. Мне кажется, у человека может быть два-три друга настоящих, а у папы их было слишком много, но, как показала жизнь, на самом деле один — Суховер. Ну еще Андрей Пирлик и Марк Розовский. Все остальные как-то отвернулись. И это чувство во мне живет. Я не обоз­лен, нет, просто живу по-другому.

---

Семен Фарада

Настоящая фамилия: Фердман

Родился: 31 декабря 1933 года в с. Никольское (Московская обл.)

Умер: 20 августа 2009 года

Семья: вдова — Марина Полицеймако, актриса; сын — Михаил Полицеймако, актер

Образование: в 1962 году окончил МВТУ им. Баумана

Карьера: служил на флоте, семь лет работал инженером. В 1972 году по приглашению Юрия Любимова стал актером Театра на Таганке. Играл в таких спектаклях, как «Добрый человек из Сезуана», «Мастер и Маргарита», «Гамлет». Снялся в фильмах «Гараж», «Чародеи», «Формула любви», «Человек с бульвара Капуцинов» и др. Народный артист РФ

Михаил Полицеймако

Родился: 7 апреля 1976 года в Москве

Семья: жена — Лариса Полицеймако, актриса; сын от первого брака — Никита (12 лет); дочери — Эмилия (6 лет), Софья (3 года)

Образование: в 1997 году окончил РАТИ (ГИТИС)

Карьера: впервые снялся в кино в 8 лет, в комедии «Что такое «Ералаш»?». Сыграл в фильмах «Даун Хаус», «Здравствуйте, мы ваша крыша!», «День радио», «День выборов», «72 метра», сериалах «Простые истины», «Моя прекрасная няня», «Богиня прайм-тайма» и др.