Онлайн-журнал о шоу-бизнесе России, новости звезд, кино и телевидения

Мария Порошина: «Я четыре раза плакала, пока читала сценарий»

0

Создатели 10-серийного фильма «Анна Герман» (Первый канал) очень долго выбирали актеров на главные роли. Единственное, что они решили сразу: маму певицы обязательно должна играть Мария Порошина.

— Ваша героиня Ирма Мартенс — необыкновенно яркая женщина. Она обладает удивительной стойкостью и поэтической тонкостью одновременно. Есть что-то, в чем вы с ней совпадаете?

— Сложно сказать, ведь Ирма жила в военное время. Пережила расстрел одного мужа и гибель второго, пережила смерть сына, одна тянула на себе семью, работая прачкой, выхаживала Анну после ужасной автокатастрофы… Не знаю, как бы я повела себя в таких испытаниях. У меня их, к счастью, не было. Сложно провести параллели между Ирмой и мной, но когда я вживалась в эту роль, хотелось совершенствоваться и быть лучше.

Когда я читала сценарий, четыре раза плакала — настолько он мне показался цельным, правильным и трогательным. Герои этой истории шли через страдания, оставаясь светлыми, мужественными, любящими… Мне кажется, это может быть примером для людей, которые не понимают, что должны быть благодарны Богу за то, что у них есть, что они все живы и здоровы, что у них есть дети, работа, крыша над головой.

— А песни Анны Герман вам нравятся?

— Очень! Я их слышала не только на русском, но и на польском, на итальянском языках. Даже когда не понимаешь слов, все равно чувствуешь, какое от них исходит спокойствие и душевность. Моя любимая песня — «Эхо». Помню, как в детстве завораживал этот ангельский голос, его струящаяся гармония…

— Вы росли музыкальным ребенком?

— О да. Даже написала в восемь лет кантату на смерть Брежнева! (Смеется.) Когда Леонид Ильич умер, это произвело на мою детскую психику столь сильное впечатление, что я села и сочинила кантату для фортепиано. И даже исполняла ее для гостей нашего дома. Там была вкратце рассказана жизнь Брежнева. Детство — веселая мелодия, высокие тона, быстрый ритм, стократные нажатия на клавиши. Юность — что-то такое бурлящее и зовущее к высоким целям. Зрелость — серьезные аккорды, размерный ритм. Старость — медленная музыка. И смерть — ускорение и последний аккорд: бух — сердце перестало биться. Взрослые взрывались бурными аплодисментами и просили повторить на бис. Была у меня еще одна песня, которую тоже часто просили сыграть, — «Про Будулая». До сих пор слова помню: «Холод, голод, пыль кругом ночью напролет. Два коня везут фургон — мальчуган ревет. Ты постой-погоди, ждет тебя дома жена. Силы свои сбереги, ты постой-погоди…»

— Могли бы пойти не по актерской стезе, а по музыкальной?

— Не сказала бы, что на музыкальном поприще у меня были сумасшедшие успехи. Хотя я и играла на фортепиано на вполне себе твердую четверку. До пятерки не дотягивала — ленилась. Но желания посвятить себя этой профессии не было никогда. Это же постоянные изнурительные тренировки. Этим надо жить! А как дополнительное умение не помешает. Я вообще считаю, что все девушки должны уметь играть хотя бы на одном музыкальном инструменте, рисовать и танцевать. Это очень развивает. Уроки хороших манер я бы ввела. И духовное образование — знать все религии мира, чтобы выбрать свою. Чтобы храм был не просто строением, а Храмом…

— Играя Ирму, вы импровизировали? Или режиссер требовал работы четко по сценарию?

— Иногда разрешал что-то менять, если сцена от этого становилась лучше. Иногда принимал какие-то предложения, иногда категорически не принимал и приводил аргументы, почему он против. Однако последней инстанцией, конечно, всегда все равно был он.

— Но тирании, как на площадке у Тимура Бекмамбетова, и близко не было?

— Да какой же из него тиран?! Бекмамбетов добрый, мудрый. Что мне в нем еще нравится — он никогда не повышает голос на площадке. Дает возможность придумывать, фантазировать. Это редкость. Другое дело, что Бекмамбетов во всем пытается добиться совершенства. Был случай на тех же «Дозорах». Отсняли материал. Спустя чуть ли не полгода он говорит: «Надо переснять». Все в шоке: «Почему? Ведь здорово все получилось». А он отвечает: «Здорово, но я теперь понял, как сделать еще лучше». У него нет такого — снял, ну и ладненько. Помню, был в сценарии момент: в кафе сидит пьяный и несчастный Костя Хабенский. И тут Тимур Нуруахитович говорит: «Нет, сделаем не так. Костя сидит трезвый, а пьяненькой будешь ты, Мария». Я давай возмущаться: «Как же так! Я же девочка, я цветок!» А он: «Ничего — снимаем». В результате получилось трогательно. А сами «Дозоры»… ох и нелегкие были съемки.

— Чтобы съемки прошли легко и гладко, соблюдаете какие-то ритуалы? Обращаете внимание на приметы?

Я молюсь перед каждым проектом. Чтобы на площадке все ладилось, атмосфера была дружественная — без ссор. И нервов тратилось меньше. Каких-то суеверий нет — есть только желание, чтобы все началось и успешно закончилось.

Загрузка...