Маргарита Суханкина: «Я оптимист, даже на непростые события жизни смотрю с юмором»

—Вы помните момент, когда впервые запели?
— Прекрасно помню. Папа забирал меня из детского сада, к нему подошла музыкальный работник и сказала: «Девочка у вас поет так чистенько, у нее хороший голосок, прекрасный слух». Мои родители, инженеры и технари, понятия не имели, что делать дальше, куда меня вести. Услышали слова учительницы «Отдайте ее в хор» и решили действовать. Хотя что такое хор, понятия не имели.
— И как же они действовали?
— Рядом с нашим домом был Дворец пионеров на Ленинских горах. Папа привел меня туда в день, когда шла запись во все кружки. Помню: огромный зал, по периметру столы и на каждом табличка — в какой кружок записывают. Папа внимательно прочитал все надписи, увидел табличку «хореография», а он же запомнил слово «хор», ну и повел меня туда. А я, надо сказать, была плотненькой девочкой — у меня ноги такие выразительные, щеки. Меня попросили ножки в первую позицию поставить, я честно попыталась это сделать и упала. Преподаватель сказала: «Полновата ваша девочка для хореографических па. Танцевать ей сложно будет». Папа в ответ: «А при чем тут танцы вообще? Мы петь пришли!» — «А, так это вам туда», — засмеялась преподаватель и показала рукой в сторону огромного черного рояля. Мы туда пошли, я встала рядом с роялем, меня из-за него было и не видно даже. За роялем сидела пожилая интеллигентная дама с пучком. «Спой что-нибудь, деточка», — попросила она. И я начала голосить «Во поле береза стояла». Акустика в зале была чудесная. Люди, сидевшие за столами, привстали посмотреть, кто так вопит. Руководительница тут же замахала руками: «Принята, берем!» Так началась моя музыкальная карьера.
Родители в этом деле ничего не понимали, но старались, помогали мне. Я ходила на подготовительные курсы в училище Ипполитова-Иванова, но туда меня не взяли, и папа отвел меня в педучилище на музыкальное отделение. А в консерваторию я уже поступала сама. Родители уехали в отпуск, а я пошла сдавать экзамены. Вернулись, я говорю: «А я поступила в консерваторию». Отец: «Да ладно, не ври!» История повторилась, когда я сообщила им, что стала солисткой Большого театра. Причем зачислили меня сразу в труппу — не в практиканты, не в стажеры. Я похвасталась, а отец произнес: «Да опять врешь. Не верю!» Поверил тогда, когда увидел меня на сцене.

— Вы с детства на гастролях, расскажите о первых поездках за границу?
— В то время любая такая поездка была в диковинку. Однажды родители услышали объявление по радио, что проходит набор в детский хор радио и телевидения под руководством Попова, и отвели меня туда. И почти сразу я отправилась в первые заграничные гастроли — в Чехословакию. До сих пор помню, как мы в ресторан пришли, а там около каждой тарелки лежат несколько разных ножей и вилок. Мы-то, дети из простых семей, привыкли одной-единственной ложкой все есть — и суп, и второе. Смотрим озадаченно на это разнообразие столовых приборов, крутим их в руках. Как с пальмы спустились! И наш руководитель Виктор Попов, видя общее замешательство, вышел на середину зала и объявил: «Значит, так, смотрим внимательно и запоминаем». И стал нас учить пользоваться вилкой и ножом, рассказал, что надо по порядку брать приборы. Виктор Серге­евич нас многому учил, не только петь. Я считаю его вторым папой, благодаря ему я стала музыкантом.
Еще была незабвенная поездка — в Париж. Нам лет по 11-12 было. Мы приехали туда на автобусе, высыпали на тротуар, туда же выгрузили наши чемоданы. А когда мы поднялись в номера, выяснилось, что части чемоданов нет. И мы вспомнили, что у автобуса крутились цыгане, они их и стащили. Не ожидали мы такого от Парижа. Но вообще город нас поразил, особенно магазины. Мы приехали из страны пустых прилавков, а тут такое изобилие. Ну и у некоторых из наших детей мозги снесло от этого. Они ходили по магазинам и тырили разные мелочи, в карман клали и выносили. Тяжело удержаться было. Один мальчик стащил из магазина пистолет. Повезло, никто его не засек, вышел с игрушкой в кармане на улицу и пошел в отель. А там понял, что стреляет-то пистолет пистонами, а их-то он не взял. И он положил пистолет в карман и пошел обратно в магазин, чтобы к нему пистоны подобрать. Там и попался. Отмазывали его всей компанией.

В Большой — за счет таланта и трудолюбия

— Вокруг Большого театра всегда ходило много легенд и слухов — якобы туда со стороны вообще не пробиться, нужен блат или взятка. Что в пылу конкурентной борьбы балеринам в пуанты сыпят толченое стекло. А как вам там жилось?
— Мне повезло. Я из тех, кто не любит ссориться и конфликтовать, для меня худой мир лучше. Ужасов, о которых вы говорите, я тоже наслушалась, но, мне кажется, в основном это было характерно для балетных. На моей памяти лишь однажды одной из наших солисток прямо перед выходом на сцену в лоскуты порезали концертное платье. Но у нас такие волшебные костюмеры работали, они за пять минут все так подлатали, что посторонним глазом и не заметишь ничего. А лично со мной подобные вещи не случались. То ли я не мешала никому, не была конкурентом, то ли со всеми была в хороших отношениях. Но через неприятные моменты я тоже прошла. Знаете, есть анекдот: «Девушка приходит в театр и говорит: «А скажите, на каком диване у вас сопрано прослушивают?» И увы, это никакой не анекдот, а настоящая быль. Помню, перед самым прослушиванием в Большой мне позвонил тенор, который там давно работал, и сказал: «Ты имей в виду, если ты такому-то товарищу денег не дашь или еще чего-то другого не дашь, ничего тебе не светит». Я его поблагодарила за участие, но сказала, что денег у меня нет, а другим путем добиваться места я тоже не собираюсь. «Ну смотри, я тебя предупредил», — он положил трубку. Я расстроилась, но решила опровергнуть этот стереотип — и попасть в театр исключительно за счет своего труда и таланта.

— И как вам это удалось?
— Я знала, что в театре идет опера «Севильский цирюльник», а Россини писал партии для колоратурного меццо-сопрано. Это очень редкий голос. И я им обладаю. Решила, что выучу арию Розины и всех удивлю. Я за два дня подготовила ее на итальянском и вышла на основную сцену на тур прослушивания. Народу в зале было полно — начиная от высшего руководства и заканчивая уборщицей. Тогда так было принято — двери во время прослушивания открыты, слушай, если хочешь, но одно условие — гробовая тишина.  Аплодисментов — никаких. И вот я пою арию Розины, и раздаются аплодисменты. Это было неслыханно!
Меня приняли в труппу. Тогда было невероятное, чудесное время. В театре все были свои. Говорили, что из Большого не уходят, только выносят ногами вперед. И все те, кто когда-то были солистами оперы или балета, уйдя на пенсию, становились гардеробщицами, билетерами, помощниками в гримерках, даже уборщицами, лишь бы остаться в родных стенах. И все работники театра — от примы до рабочих — обладали огромным музыкальным опытом и блестящим образованием. Все соблюдали тишину, ходили на цыпочках и очень уважали солистов. Говоришь дежурной бабушке: «Ой, я что-то неважно себя чувствую», — и она тут же приносит отвар из каких-то трав, сделанный по тайному рецепту, известному только старожилам Большого, чтобы голос восстановить.
— А есть какие-то таинственные снадобья, возвращающие голос?
— Ну немного улучшить ситуацию они могут. Но когда голос пропал совсем, ничего не сделаешь. Только молчание его восстановит. А если у тебя концерт вечером и надо во что бы то ни стало спеть, единственное средство, которое спасает, — глюконат кальция в вену. Его вводят, и тут же жар идет по всему телу, происходит мгновенное смыкание связок, ты можешь тогда отработать концерт или отыграть спектакль, но на следующий день уже начинаешь болеть по полной программе, еще хуже, чем накануне. Голос пропадает не только от простуды, бывает, что и на нервной почве. Когда я много лет назад потеряла ребенка на поздних сроках беременности, голос у меня пропал на год. Говорить я могла, а петь не получалось. Я была уверена, что голос уже никогда не вернется. Но руководство театра, понимая, какую трагедию я пережила, не уволило меня, и спасибо им за это огромное. Голос вернулся, и я продолжила петь.

Особенности нашего шоу-бизнеса

— Когда вы ушли из Большого, кстати, почему и оказались в мире эстрадной музыки, почувствовали разницу между этими мирами?
— Из театра я ушла в связи со сменой руководства. Новые начальники набирали новых солистов, контракты продлили не со всеми. Мне пришлось расстаться с коллективом и искать новое поле деятельности.
Что же касается двух миров, то разница между ними огромная! Пришлось привыкать ко многим вещам. Например, у классических исполнителей начиная еще с учебы в консерватории всегда строгий дресс-код. Туфли должны быть на небольшом (сантиметров пять) устойчивом каблуке. Юбки — желательно в пол, максимум — до середины икры. Никаких оголенных рук, декольте. Запрещено было ходить в джинсах, а если кто-то приходил в консерваторию в юбке короче, чем надо, его отправляли домой переодеваться. А когда я попала в шоу-бизнес, мне первым делом сказали: «Немедленно укороти юбку». — «А можно я в брюках выйду на сцену?» — спрашиваю. «Нет, только в юбке и непременно в короткой, у тебя прекрасные ноги, их надо показывать». И я, борясь с собой, постепенно укорачивала юбки. Училась я и общаться с залом. Классический исполнитель обычно выходит на сцену, кланяется публике, начинает петь. И все общение. А тут ты должен обязательно поговорить с людьми, поприветствовать их, развеселить, они поют вместе с тобой, иногда даже, когда простыл, можно направить микрофон в зал, и они споют песню вместо тебя. Микрофон, кстати, тоже был сам по себе непривычен. В оперной музыке ты живьем поешь так, чтобы тебя на галерке слышали. А на эстраду я пришла, микрофон увидела, говорю: «Господи, ребят, как у вас просто все, оказывается!» На сцене училась не стоять руки по швам.
В общем, долго привыкала, что и говорить. Ну и к тому, что никакой дружбы в шоу-бизнесе нет, тоже привыкала. Там есть конкуренция. Есть зависть. Да, есть и улыбки, но за ними ничего не стоит. Я не верю в их искренность. Радуюсь встречам, здороваюсь со всеми, улыбаюсь, но не более того. На мой взгляд, там слишком много эпатажа и вранья. Слишком. Я поначалу удивлялась, когда знакомые мне люди показывали по телевизору свои шикарные квартиры, дачи, говорили, какие великолепные у них на Канарах виллы, а я прекрасно знала, что на самом деле они снимают жилье. Отношения себе тоже придумывают. Однажды спросила знакомого, который ходит по всем каналам и получает деньги за участие в эфирах, зачем, мол, это тебе? Вранье же все твои романы с разными женщинами. А он мне: «Знаешь, я же как певец никому не нужен. А деньги требуются. Вот я и нашел себе такой заработок и замечательно живу». Сейчас я уже ничему не удивляюсь, с пониманием стараюсь ко всему относиться.

— Про вас тоже много разных слухов ходило. Можете вспомнить самые нелепые?
— Чего только про меня ни писали, особенно в период, когда мой голос был записан на кассетах группы «Мираж», а на сцену вместо меня выходили другие солистки. Людям нужно было какое-то объяснение, почему меня не показывают по телевизору. И пошли слухи о том, что я на самом деле мальчик. А что, тембр вполне мальчуковый. Еще были разговоры, что я настолько страшная, что меня показывать нельзя, а то все испугаются, еще говорили, что у меня одна нога короче другой. А объяснение было простым. Я говорила уже о том, какие в консерватории царили правила. Мне даже страшно представить, что бы было, если бы кто-то из преподавателей узнал, что я параллельно пою в попсовой группе. А уж если бы на сцене в составе «Миража» меня увидели, то исключили бы в один миг.

Дети знают всю правду

— Еще была история о том, что у вас чуть было не отняли детей.
— Это ерунда абсолютная. История, высосанная из пальца. И, в общем, ожидаемая, я ведь не скрывала, что дети у меня усыновленные. Да и как было скрыть? Я же на виду. Даже таксисты в аэропорту знали меня в лицо, и когда я появилась там, держа за одну руку Леру, а за другую Сережу, они воскликнули: «Маргарита, когда успели?! Дети-то взрослые, а мы вас беременной не видели!» Понимаете, даже таксисты! Я рассказала о том, что взяла детей из детдома, и СМИ тут же раскопали информацию о том, откуда они появились, кто их родители, разыскали папу с мамой, этих непутевых алкоголиков, заплатили им денег, привезли в Москву в телестудию. И мне позвонили: «Приходите на программу, пообщаетесь с ними. А если не придете, ваш отказ будет выглядеть так, как будто вы детей украли». Я разозлилась, говорю: «Вы нормальные вообще? У меня документы есть, все сделано по закону, мать лишена родительских прав, в графе «отец» у них прочерк стоит». И не пошла никуда. А эти горе-родители, естественно, за деньги рассказали на всю страну все, что их попросили сказать, — что они хотят вернуть детей. Для страны это было шоу, всем весело, интересно. А я несколько ночей не спала. Дети были спрятаны, слава Богу, мы живем за городом, там охрана.

А меня до сих пор спрашивают: «Рит, они к тебе по-прежнему пристают, хотят детей забрать?» Да их и не хотел никто забирать! Этим алкашам нужны были деньги, они их получили, вернулись домой и забыли и обо мне, и о детях. А дети в курсе, откуда они взялись. Я, понимая, в какой ситуации находимся, год назад рассказала им обо всем, пока это не сделал кто-то другой. Мы сели, поговорили. Лера и Сережа абсолютно нормально восприняли эту информацию, сказали: «Мы не хотим никого знать, ты наша мама, и нам с тобой хорошо». Единственное, о чем спросили: «А что делать, если кто-то скажет, что знает про нас какую-то тайну?» Я отвечаю: «В глаза ему взгляните и спросите: «Ну-ка, ну-ка, расскажите, может, мы чего-то не знаем?!» И от вас отстанут». В общем, спокойно мы сейчас живем.
— Если подводить итоги, вы довольны тем, как сложилась ваша творческая карьера?
— Ненавижу итоги подводить! Я их буду подводить лет в 100, в 105, может быть, но не раньше. А вообще, если говорить о карьере, все сложилось так, как я даже и не рассчитывала. Люди, занимающиеся экстрасенсорикой, говорят, что надо мной есть какой-то ангел-хранитель, он меня бережет и вытаскивает из самых страшных ситуаций. И сейчас мне кажется, что это действительно так. Я счастливый и везучий человек, хотя в жизни было разное. Ну или, может, я оптимист, даже на непростые события своей жизни я смотрю с улыбкой и юмором. Я уверена, что в жизни должны быть взлеты, падения, удачи, неудачи и даже какие-то трагедии. Нельзя есть одни пирожные и рассчитывать на то, что получишь весь спектр вкусовых ощущений. И точно так же нельзя прожить жизнь, только радуясь. Но главное, что сегодня живы и здоровы мои родители, близкие люди, которых я люблю, они рядом со мной, и я делаю все, чтобы их жизнь продолжалась.

Маргарита Суханкина

Родилась: 10 апреля 1964 года в Москве
Семья: сын — Сергей (10 лет); дочь — Валерия (9 лет)
Образование: Московская консерватория, класс вокала
Карьера: с 1986 года является «золотым голосом» группы «Мираж», в 1989-м стала солисткой Большого театра, который покинула через три года. В 2002 году начала работу на эстрадной сцене в дуэте с Наталией Гулькиной, а с 2007 года стала официальной солисткой группы «Мираж». С 2016 выступает с собственным музыкальным коллективом. Была наставницей в проекте НТВ «Ты супер!»