Максим Леонидов: «Когда Саша на сцене одернула юбку, мама шепнула мне: «И ножки хорошие!»

— Этот дом построен в сложное время.

Я жил у друзей, сильно устал от бытовой неустроенности и от того хаоса, в котором пребывал последние ­несколько лет. И однажды я просто сказал себе: хватит, пора все взять в свои руки и покончить с безалаберным отношением к самому себе. Нашел участок земли недалеко от Петербурга и стал возводить дом. Хотя семьи у меня в то время не было и постоянной девушки тоже, я надеялся на то, что вскоре все изменится к лучшему. Иначе строил бы не 400 кв. м, а 40: одному мне много не надо. Оказалось, что главное — это правильно наметить цель, и тогда все исполняется. В этот дом я въехал в мае 2003 года, в июне встретил Сашу. Той же осенью она пришла сюда хозяйкой, и через год у нас родилась Маша.

— Максим, а как вышло, что автор и исполнитель хитов «Привет», «Виденье», «Моя любовь на пятом этаже» и многих других не заработал себе на квартиру и жил у друзей?

— В 1990-м году я уехал в Израиль, как говорится, с концами — тогда все так уезжали. И свою двухкомнатную квартиру на Мойке продал Боярскому. Тот жил со мной по соседству и, насколько я знаю, квартиру покупал для своей мамы. Через шесть лет я вернулся обратно, несмотря на то что в Тель-Авиве все складывалось, в общем-то, неплохо: я играл в театре, снимался на телевидении, записал два диска, один из них на иврите.

— По сути, вернулись вы на пепелище: брак с актрисой Ириной Селезневой распался, она осталась в Израиле, и в Питере вам пришлось все начинать с чистого листа…

— Так оно и было. Поэтому первое время я жил по друзьям. В Москве — у своего товарища Андрея Макаревича, а в Петербурге — у Саши Зальцмана. Они оба были холостыми, и когда я приезжал, наступал праздник. (С улыбкой.) Кстати, у Макаревича я в основном останавливался в его загородном двухэтажном доме. И именно тогда решил для себя, что если когда-нибудь построю собственный дом, то только одноэтажный. По закону подлости, уже одевшись и обувшись, я каждый раз замечал отсутствие телефона или ­бумажника, забытые в спальне на втором этаже.

Приходилось разуваться, ведь везде ковролин, и, чертыхаясь, подниматься наверх.

Сколько себя помню, я всегда хотел иметь дом. В детстве мы часто переезжали с места на место, потому что жизнь папы, с которым я рос, была нестабильной. Первое время мы жили недалеко от Александро-Невской лавры в двухкомнатной квартире, которую Театр комедии выделил моим родителям, актерам. Хорошая была квартира, с окнами на Неву. В том месте она чудесная, не в граните… К реке можно спуститься порыбачить, помечтать. Для нас, мальчишек, это был целый мир! Фантазировали, что где-то поблизости затонул корабль, перевозивший драгоценный груз с Монетного двора. Но после маминой смерти (ее не стало, когда Максиму было пять лет. — Прим. «ТН») мы с отцом, его новой женой и их ребенком пере­ехали ближе к центру, на Полтавскую улицу, в «трешку». Там уже у меня появилась своя комната. И даже рояль. Правда, в 10 лет я поступил в Хоровое училище имени Глинки, при котором был интернат, и предпочел жить там, хотя очень скучал по дому. Учились мы допоздна. И помимо того что меня элементарно некому было возить на занятия, у нас с мачехой Галиной Ивановной не сложились отношения…

— Когда слушаешь историю про ребенка, потерявшего маму и воспитываемого недоброй мачехой, сердце кровью обливается. В интернате, наверное, пришлось хлебнуть?

— Ничего страшного там не было. Да и я рос бойцом. Если что, сразу в репу бил без разговоров. Вероятно, повлияло дворовое детство. С папой у нас всю жизнь были чудесные отношения. Но что один мужчина может сделать? У ребенка должны быть родители и дом. На мое счастье, когда мне было лет 12, папа развелся и вскоре встретил Ирину Львовну, которая заменила мне маму. Я же для нее стал единственным и любимым сыном. Она намного младше отца. В то время ей было тридцать с хвостиком, красавица — вылитая Софи Лорен. Обратили внимание на ее портрет у меня в кабинете, рядом с отцовским? Ей сейчас 75, и она по-прежнему красива. Общий язык мы нашли с первого дня, мне с ней было невероятно интересно. Однажды я взмолился: «Обещаю мыть посуду, полы — все что угодно… Только заберите меня, пожалуйста, домой!» Мы втроем поселились на Мойке, в 15-метровой Ириной комнате. Мне поставили раскладушку у окна, и я был абсолютно счастлив. Наконец-то я обрел дом и дружную семью. К тому же мы жили в десяти минутах ходьбы от училища.

— А музыкой вы занимались с удовольствием?

— Я вырос за кулисами Театра комедии, в котором, как упоминал, работали мои родители. И при первом удобном случае лез на сцену петь. Но играть арпеджио, этюды, гаммы, как любой нормальный ребенок, не любил. Слава Богу, папа понимал, что мальчик растет талантливым, хотя и с ленцой, а такого и полупцевать не грех — есть ради чего. Иногда, чтобы я сосредоточеннее занимался, папа с ремнем садился рядом. Но выпорол всего один раз в жизни, и совсем по другому поводу. Как-то я из чужой куртки в школьном гардеробе стащил 15 копеек. Меня разоблачили,­ папу вызвали в школу, и дома он меня выпорол по-настоящему, было больно, но не обидно: понимал, что за дело. После случившегося стонал не я, а папа — так ужасно переживал.

В детстве моими любимыми игрушками были немецкие игровые карты с портретами композиторов. Бах, Моцарт, Дворжак, Сметана… Я внимательно и подробно их рассматривал — по сей день помню каждый завиток на их париках.

То, что они сочиняли музыку, которая жива до сих пор, невероятно меня будоражило. И поступление в Хоровое училище стало ­моим собственным желанием. Мы с папой пришли на прослушивание и увидели в зале двух старшеклассников, играющих в четыре руки «Картинки с выставки» Мусоргского. Это было для меня сродни чуду и настолько сильно проняло, что я твердо решил научиться играть так же, как они. Вот таких детей учить из-под палки резон есть. Я нашу Машу попробовал к музыке приобщить, взял ей преподавателя, но видел: ей неинтересно. Однажды решил сам с ней позаниматься. Сел, открыл какой-то этюд и сыграл так, как он должен звучать. Повернулся радостный и спрашиваю: «Хочешь, чтобы и у тебя так же получилось?» И вдруг слышу в ответ: «Нет, не хочу».

— Почему?

— Неинтересно. Ну и какой тогда смысл мучить ребенка? Подождем, может быть, когда-нибудь музыка ее увлечет. Наши с Сашей дети растут за кулисами. И мама их с собой в театр берет, и я. Также ходим с ними на разные спектакли. Не могу сказать, что Маша воспринимает это с энтузиазмом. Леньке больше нравится.

— Неужели вы хотите, чтобы девочка стала актрисой? Впрочем, ваши три жены именно актрисы. Это случайно вышло?

— Мне очень хочется, чтобы мои дети чем-то всерьез интересовались. Пусть математикой, пусть историей. Лишь бы им было интересно жить. А женился на актрисах, поскольку не представляю себе, что, к примеру, обсуждать дома с зубным врачом.

— Она могла бы любить театр…

— Любить театр и знать его изнут­ри — это разные вещи. Для меня важно говорить со своей женщиной о фильме, спектакле, музыке на одном языке. Вот с Сашей мы мыслим одинаково, ей не надо объяснять профессиональные нюансы, да и чувство юмора у нас похожее. Впрочем, от рода деятельности это не зависит.

— Расскажите, как вы познакомились? Обычно мужчины совсем не помнят детали. Во что, например, девушка была одета?

— Я отлично все помню, хотя про­­ш­ло 11 лет. Это случилось в июне 2003 года. Мы с мамой Ирой отправились в Театр Ленсовета на спектакль «Фредерик, или Бульвар преступлений», где актриса Александра Камчатова играла ­главную женскую роль. Кринолин, нижние кружевные юбки, ноги, взгляд, губы… И флюиды, идущие прямо на меня. Ей, конечно

же, сказали, что ­Леонидов ­пришел смотреть. Не то чтобы она мечтала привлечь мое внимание, но, как любая женщина, не могла пропустить это событие и иногда делала пассы глазами в зрительный зал. (Смеется.) А я откликнулся. Мне в ней понравилось все. И главное — тот посыл, который несла ее героиня. Бывает, артистка красивая, а толку никакого — не цепляет. Кстати, и маме Саша понравилась — когда та одергивала юбку, она шепнула мне на ухо: «И ножки, между прочим, хорошие!» Она в то время была сильно озабочена моей неустроенной личной жизнью, мечтала, чтобы у сына наконец-то удачно сложился брак. Весь спектакль она пихала меня локтем, а я на нее шикал. За кулисы я в тот вечер прошел, но не свататься, а поздороваться с Сергеем Григорьевичем Мигицко, который играл главную роль, по традиции поблагодарить всех артистов.

— К Саше вы, конечно же, подошли? И попросили номер телефона?

— На следующий день я позвонил своей приятельнице, которая работает в том же театре, и сказал: «Ань, узнай, пожалуйста, у Саши Камчатовой, не возражает ли она, если я ей позвоню? Если нет, то дай мне ее номер».

Саша: Меня поразило то, как Максим поступил. Он мог посмотреть мой номер в расписании, которое вывешено за сценой. А он спросил разрешение! Было так приятно. Будто знал, что со мной нельзя вести лобовую атаку.

Максим: Я позвонил и сказал: «Давайте где-нибудь днем встретимся, перекусим. Хочу с вами познакомиться поближе, вы мне понравились».

— Почему не на ужин пригласили?

— Чтобы не напугать. Мы пообедали в индийском ресторанчике около Исаакиевского собора, выпили вина, поболтали, и я ее подвез, куда ей было надо. Так мы начали встречаться. Потом я звал ее в компании, один на один мы долго не оставались. Наверное, она волновалась, что я начну приставать. А я вообще этого не делал. Потому что была совсем другая цель.

— Считается, что мужчина сразу четко для себя определяет, для чего ему нужна данная женщина…

— Это верно. Я присматривался к Саше как к женщине, которая могла бы стать моей женой и матерью моих будущих детей. Мы много разговаривали, и сначала ее наивность, к примеру, вызывала недоумение.

— Так она вас на 18 лет младше!

— Потом я полюбил в ней это беззаветно. Мой жизненный опыт показывает, что в человеке, с которым намереваешься долго и счастливо жить, должно все нравиться. Нельзя так: это люблю, а то нет. Переделать никого невозможно — остается либо расстаться, либо все недостатки и особенности полюбить. (Смеется.)

— Не боялись, что в вас говорит страсть, а когда она уляжется, выяснится, что интересы с юной девушкой разные? Она захочет танцевать, а вы — лежать на диване…

— К счастью, мне не хотелось лечь на диван, а ей — танцевать. И это здорово. Я приглядывался к Саше, к тому, насколько для нее важна­ актерская карьера. Жена, проводящая по три меся­ца в киноэкспедициях, мне не ­нужна. Опять-таки, к счастью, Саша — ­артистка, но не до мозга костей и не готова жертвовать семьей.

— Она, как и вы, хотела детей?

— О ребенке мы не говорили, само собой получилось.

Саша: Мы познакомились в июне, несколько раз встретились прилюдно, причем не переходя на ты (я считала это необоснованным панибратством), и, разъехавшись по делам, начали активно переписываться. Наши эсэмэски правильнее было бы назвать письмами. Это могло бы продолжаться долго. За мной три года можно ухаживать и ничего не добиться. Но Макс, зараза, такой мудрый, события не торопил.

Максим: Только осенью, когда мы оба вернулись в город и встретились, я ей прямо сказал: «Знаешь что, дорогая моя, я уже все брачные танцы перед тобой исполнил, песни спел — поехали ко мне».

Саша: Взял за руку — и повез к себе домой. Характерно, что я была в этот вечер во всем черном. (Смеется.) Максим

зажег камин, все было очень красиво… И тут я ляпнула то, что пришло в голову: «Чудесный у тебя дом, но как-то пусто. Как было бы здорово, если бы вокруг этого дивана бегали малыши». Надо быть такой идиоткой! (Со смехом.) Мужчина вполне мог бы сказать: «Дорогая, иди-ка ты домой». Но, видимо, его это не напугало. Наверняка подумал: «Господи, я еще ничего не обещал, а она уже хочет детей — отличный вариант, надо брать!» (Смеется.) Правда, однажды он признался, что не мог поверить в то, что женщина может захотеть родить ему ребенка, ничего не требуя взамен.

— Максим, бывает, что холостым мужчинам трудно впускать в свое пространство женщину… А вы сразу попросили девушку вещи перевезти?

— Знаете, есть женщины, которые сразу наводят свой порядок в чужом доме. Это напрягает. Саша не из таких.

Саша: Я завела в доме только цветы и детей! (Смеется.)

— Максим, что вы ощутили, узнав, что Саша скоро станет мамой?

— Испугался. Потому что про детей мы не говорили, лишь предполагалось, что мы их хотим. Я репетировал в Москве спектакль «Двое других», а Саша приехала навестить меня в мой день рождения. Встретил ее на вокзале, ­повез

позавтракать в кафе, и тут она сообщает, что в положении. Я онемел. Потом сообразил, что выгляжу глупо, и произнес: «Чудесно!» (Смеется.) Но дальше — больше. Оказалось, что Саша была у врача, и тот, посчитав ее анализы плохими, предложил беременность прервать. Слава Богу, она этого не сделала! Потому что спустя пару дней другой доктор сказал, что все в порядке — можно спокойно рожать.

— Дочка родилась, когда вам было 42 года. Что почувствовали, взяв ее на руки?

— Я довольно сентиментален, и когда герои диснеевских мультиков целуются на закате, могу пустить слезу. Сваливаю это на старость и алкоголизм. (Смеется.) А вот когда рождались мои дети, ничего особенного не почувствовал. Хотя при Машином рождении ­присутствовал, стоял за стеклом палаты. И мне первому дали ее на руки — с синяками какими-то, красненькую такую… Главные эмоции пришли позже. Лет за пять до встречи с Сашей я оказался вместе с Борисом Гребенщиковым в Индии. Он познакомил меня с Муной — не знаю, как его назвать, не муд­рец и не гуру, но такой просветленный, он учился суфизму. И мне сказал: «Поезжайте в Египет, и ваша жизнь изменится». Я, честно говоря, об этом забыл. Но когда мы с Сашей, прожив месяца четыре вместе, отправились отдохнуть в Египет, то зачали там Машу.

— Но беременность не сразу повлияла на ваш статус. Со свадьбой вы не спешили…

Саша: Я быстро поняла, что Макс — тот мужчина, от которого иметь детей — великое счастье. И ничуть не напрягалась, что он не делал предложения. В этом смысле я глупая: совершенно не расчетливая. Моим родителям казалось, что он вообще на мне не женится. Они меня успокаивали: «Саша, если у вас не сложится, не бойся, мы поможем вырастить ребенка».

— Максим, а что вам мешало жениться на женщине, которая ждет от вас ребенка?

— Как-то в голову не приходило. А Саша, как мудрая женщина, эту тему не поднимала. Когда Маше было месяца два, я сам решил, что нам надо пожениться. Договорился в ЗАГСе, и нас тихо расписали. Вечером в ресторане отметили событие с моей мамой и Сашиными родителями. Машенька спала рядом в коляске. Мы даже обручальные кольца не покупали. Лет через семь Саша заикнулась, что все же хотела бы надеть платье, собрать друзей. Прошлым летом мы это сделали. На веранде накрыли столы, я вызвал диджея, узбеков с чанами плова — и устроили веселуху.

— Платье у невесты было роскошное?

— Еще какое! Прямо мамма миа! Но не совсем свадебное, а просто белое и красивое. Так совпало, что накануне мы с Сашей оказались в Нью-Йорке и на Мэдисон-авеню в витрине увидели роскошное платье. Зашли посмотреть. На мраморной лестнице нас встретил уди­вительный дяденька по имени Джексон, лет пятидесяти, одетый с ­иголочки, волшебно благоухающий. Когда он нес платье за Сашей в примерочную, я решил уточнить цену вопроса. Он повернулся и спросил: «Разве это имеет значение?» Кстати, я готов был заплатить даже больше, чем оно стоило.

— Спустя четыре года после рождения дочери у вас появился сын. Теперь вы опытный отец…

Саша: Самый лучший! Когда Маше было года два, мы стали мечтать о втором ребенке, но никак не получалось забеременеть. Сколько тестов я извела! И вот однажды думаю: «А дай-ка я себя обману». И сказала: «Нельзя тебе, Саша, сейчас рожать, в театре может быть новая роль». Расслабилась… И забеременела Ленькой! Маленькой я мечтала, что когда-нибудь у меня будет сын Леонид. И когда Максим предложил назвать ребенка в честь его папы, я с радостью согласилась.

Макс — внимательный и любящий папочка. Его запросто можно оставить с детьми, они будут вовремя накормлены и уложены спать. Роли у нас распределены так: я мягкая, из меня дети вьют веревки, а папа — принци­пиальный и правильный. Хотя мы любим наших друзей, но ведем довольно уеди­ненный образ жизни. Все выходные и отпуска проводим вчетвером. Живем интересами друг друга. Если Макс уезжает на гастроли, звонит несколько раз в день, подробно расспрашивает, что у каждого из нас происходит.

Вспоминаю, насколько трепетно и нежно относился ко мне Максим, когда я вынашивала Леню. Тяжеловато было, поправилась на 22 кг, долго лежала на сохранении, и он с меня пылинки сдувал. В тот период он написал песню ­«Волшебство у нее внутри». Одно время,­ когда она звучала, Маша начинала плакать. У меня тоже слезы наворачи­вались… А когда дочке было три года, Мак­сим сочинил песню «Мир для Марии».

— Кто чаще от папы слышит похвалу — сын или дочь?

Саша: Оба! Мы постоянно им твердим, что они самые лучшие дети на свете. Да и друг другу нежные слова каждый день говорим, обнимаемся и целуемся. (Смеется.) В этот момент обычно подбегает Машка: «Ой, и я с вами». Такая вот идиллия!

— Максим, вы признавались, что за 11 лет толком и не поссорились. Как так получается?

— Саша у меня золотая. Это я бываю несносен, капризен, раздражи­те­­лен. И лучше в такие моменты ко мне не подходить. При этом я не желаю закрываться в кабинете, а хочу на ком-то сорвать раздражение. (Со смехом.)

— Вы творческий человек, понятно…

— Это не оправдание. Но Александ­ра — умница. Не ведется на такие шту­ки, не обращает внимания, не фо­ку­сируется на моем настроении. За­нимается своими делами: понимает, что скоро у меня это пройдет, главное — надо мужа накормить. Это теперь знает и Маша. Если ей нужна моя помощь по поводу, допустим, уроков, она начинает так: «Папа, я хочу тебя кое-что спросить. Ты уже поел?» А с Сашей мы действительно не ссоримся — это даже подозрительно.

Саша: По себе знаю, что у артиста расшатана нервная система, ведь иначе он не сможет по щелчку сыграть эмоционально — от смеха в слезы. Хотя мы с Максимом в жизни достаточно ­уравновешенны и позитивны, но в быту ­много раздражителей.

Максим: Единственное, к чему я никак не могу привыкнуть, что с Сашей, как настоящей женщиной, надо постоянно разговаривать. Не решать за нее проблему, а сесть и ее обсудить. И меня это раздражает, потому что тогда я ощущаю свое бессилие. Предположим, она жалуется — что-то идет не так. Я завожусь: «Дай я все решу? Возьму меч, выйду из пещеры и зарублю на фиг того динозавра, который мешает». — «Нет, — отвечает, — не надо его рубить. Просто поговори со мной об этом…»

Саша: Наша семейная жизнь проходит много разных этапов — и все по-своему интересные. Дети взрослеют, постоянно

подкидывают нам пищу для размышлений. Мы с Максом с ­первого дня отлично друг друга чувствовали, а теперь и вовсе по дыханию можем определить, чего хочет другой. Недавно едем в машине, я думаю: «Надо Леньке сандалики новые купить…» Вдруг Макс произносит: «Можем сейчас заехать в магазин, купим Лене ­обувь». Я аж вздрогнула, спрашиваю: «Я что, вслух сказала?»

— Максим, наверняка, когда вы пели в мегапопулярной группе «Секрет», ваш образ жизни нельзя было назвать целомудренным? Сейчас Саше не о чем беспокоиться?

— Популярность «Секрета», конечно, не сравнить, например, с битломанией. Но все равно поклонниц у группы было много. Они нас встречали, провожали на вокзале, ездили за нами в другие города. Их гоняла милиция, и как-то раз шесть девчонок-фанаток ночевали в нашем с Колей Фоменко номере. Но нам и в голову не приходило этих девочек трогать в сексуальном смысле.

— Почему?

— Они же наши фэнс, как можно? Потом же они так и будут продолжать ездить за нами. И что с этим делать? Нет, с постоянными поклонницами никакой «любови-моркови». Про случайных врать не стану… Это другое. Но я давно изменился, так что Саша меня подобрала в правильном возра­сте. К тому же какой смысл ходить налево от молодой красивой и сексуальной жены? Случись что, я сам себя сожру. ­Зачем? Не хочу.

Саша: Забавно, что у меня никогда не было цели найти мужа, вырастить ребенка, построить дом, посадить дерево. Хотела просто быть счастливой и делать то, что люблю. Так и получилось. А заодно и дети рождаются, и деревья сажаются, и дома строятся.

— Максим, а новые песни пишутся?

Саша: Максим пишет мюзиклы один за другим — у него это так хорошо получается. Он же сам и артист, и музыкант, и исполнитель. Также мы вместе с ним играем в спектакле «Растратчики».

Максим: Мне сейчас интересно заниматься музыкальным театром. Возможности в этой области, прямо скажем, широки и необъятны. Пос­леднее, что мы сделали с «Секретом», это записали альбом к 30-летию группы, ­куда вошли 12 новых песен, написанных мною, а также в соавторстве с Колей и Андреем Заблудовским. И затем я целиком и полностью, как композитор и актер, переключился на театр.

В данный момент, например, работаю над музыкой к семейному спектаклю по мотивам сказки Лагерлеф «Странствия Нильса», который будет идти на сцене Театра Ленсовета. Но это не значит, что я завершил сольную карь­еру. По-прежнему выступаю со своей группой.

— О чем мечтаете на сегодняшний день?

— К сожалению, жизнь так устроена, что что-нибудь обязательно будет меняться, но пусть тогда — в лучшую сторону. Хочется, чтобы дети реализовались в жизни, и неважно даже, в какой области. Один для обретения счастья лезет в горы, другой ищет Бога, а третий играет на сцене. Пусть и мои дети найдут свой путь. А я им помогу. Кстати, мы с Сашей надеемся, что количество членов нашей семьи еще будет расти.

— Кризис, который случается у многих мужчин после 50, похоже, вам не грозит…

— Я живу более-менее гармонично с самим собой, потому что есть любимая работа и близкие. А что касается всяких разных демонов и внутренней безд­ны, то куда ж без них. Как у всех, есть. Но важно же не их присутствие, а твоя личная борьба с ними.

---

Максим Леонидов

Родился: 13 февраля 1962 года в Ленинграде

Семья: жена — Александра Камчатова, актриса; дети — Маша (9 лет), Леня (6 лет)

Образование: окончил Хоровое училище им. Глинки при Ленинградской государственной академической капелле, ЛГИТМиК

Карьера: c 1983 по 1989 год — участник популярной группы «Секрет». С 1989 года начал сольную карьеру. Играет в театре. Пишет мюзиклы. Автор хитов «Виденье», «Привет», «Моя любовь на пятом этаже», «Не дай ему уйти», «От Питера до Москвы» и др.