Иван Ургант: «Пока детям нужно от меня что-то, кроме PIN-кода кредитной карты, этим надо пользоваться»

— Иван, вам исполняется 35  лет, а «Вечернему Урганту» — год. Что в этот праздничный весенний день круглосуточный Ургант хотел бы пожелать «Вечернему Урганту­»?

— Я пожелаю малышу, чтобы он дорос до детсадовского возраста, когда ребенок начинает выходить из-под родительской опеки, делает первые самостоятельные шаги, начинает дружить со сверстниками… И чтобы сверстников тоже было побольше — программ лет пяти, а то и десяти. А то у нас на телевидении многие передачи загибаются в раннем детстве. Два-три года — и все, уноси готовень­кого!

— Но ваш-то, тьфу-тьфу-тьфу, вроде здоровеньким растет…

— Да, уже говорит первые слова, чуть-чуть ходит, моторика нормальная. Мозг иногда все еще бывает сонным, но мы его усиленно развиваем. Мы вообще ребеночком занимаемся. С ним сидят и российские няньки, и зарубежные приезжают. По первости у него иностранные няни редко бывали, а сейчас прямо вереницей потянулись.

— Кто из них на вас произвел самое яркое впечатление?

— Как их сравнишь? У всех свои педагогические приемы. Но, пожалуй, гувернер Роберт Де Ниро, выписанный из Америки, запомнился сильнее всего. Он был не самым интересным и разговорчивым гостем программы — отчасти по моей вине: я не смог разговорить его. Говорю «отчасти», потому что и по заокеанским шоу о Де Ниро ходит слава как о крайне молчаливом и сдержанном товарище. Но меня восхищает сам факт, что я сидел напротив человека, напротив которого сидел всю жизнь — только он при этом был на экране телевизора, а я на диване!

— Зато Джеки Чан, напротив которого вы, наверное, регулярно сидели лет в 10-12, охотно притворялся таджикским гастарбайтером, ремонтирующим коридор в «Останкино», радостно бил вас доской по животу…

— Джеки Чан отличный! Меня поразило, что он и к участию в телепрограммах относится как к части своей профессии, а не как к вынужденной трате времени. Он выдающийся парень! Говорю «парень», потому что язык не поворачивается назвать его мужиком. То, что 59-летний Джеки Чан находится в лучшей физической форме, чем я, — это само собой. Но у меня было чувство, что он еще и моложе меня, что у него биологический возраст меньше.

— А какой у вас биологический возраст?

— Он зависит от времени суток. Если пасмурное утро и я не выспался, то я человек преклонных лет. Поэтому всегда жду солнышка. У меня бабушка его тоже все время ждет, обязательно здоровается с ним: «Здравствуй, солнышко», когда на даче на улицу выходит. И однажды светило ответило ей: «Здравствуйте, Нина Николаевна!» Как выяснилось, сосед проходил в уборную и решил, что она с ним заговорила… А если я хорошенечко высплюсь, да побреюсь, да грим наложу на лицо тройным слоем, не экономя, то и думаю: где ж ему 35?

— Жалкие 28!

— И то с натяжкой. Кстати, если еще и натяжку сделать, то вообще 23. А днем и вечером у меня съемка «Вечернего Урганта», и о внутреннем возрасте думать не­когда.

— Как вы такой дикий ритм выдерживаете — каждый день по большой программе?

— Ритм меня захватил. Узнав, как снимаются такого рода передачи, я сказал: «Это невозможно! Этого не может быть ни-ко-гда!» И расхохотался в тишине в кабинете руководителя Первого канала. Он подождал, пока я отсмеюсь, и сказал, что все вполне возможно. И оказалось — действительно возможно, и вот мы выходим уже год… Год!!! Я вообще не могу в это поверить! Как меня трясло перед запуском программы и на первых выпусках, как все было страшно и непонятно! И до сих пор некоторые моменты вызывают опасения и неуверенность, но гораздо меньше. А чем дальше, тем лучше будет!

— Вы в марте ездили в Лос-Анджелес и были на аналогичном американском шоу…

— А откуда вы знаете? Я никому не говорил.

— Нам сообщил источник, пожелавший остаться неизвестным.

— Да, я ездил в Лос-Анджелес и посещал вечернее шоу. Я люблю этот город и вообще США, и будь моя воля, все время бы туда ездил. А уж на скольких американских вечерних шоу побывал! И когда мне веселые доброжелатели говорят: «Ой-ой-ой, видели мы такие шоу в Штатах! В «Вечернем Урганте» все украдено, слизано!» — я смеюсь в их прищуренные хитрые глаза.

— Потому что не все украдено? Можно еще красть и красть?

— Вот именно. Если бы я так воровал, как некоторые… Таких шоу очень много, мы стараемся дружить с ними, их создатели знают про «Вечернего Урганта», я знаком с некоторыми ведущими — и это так здорово, они настолько благожелательные. Но все шоу, которые в Америке популярны с 1950-х годов, друг друга чем-то напоминают. Разница лишь в одном — в ведущем.

— А на январских каникулах вы ездили в Америку с женой и детьми. Как отдохнули?

— Великолепно! Дети с такой скоростью тратили в «Диснейленде» папины деньги, что папа не успевал кошелек убирать в задний карман джинсов. Я с ними перекатался на чертовой уйме аттракционов. Катался и плевался: сильная турбулентность помимо воли вызывает слюноотделение у слюно­обладателя. Но детям было все нипочем, они были счастливы!

— Но вы ведь редко отдыхаете. Не хотелось во время отпуска тихо лежать на диване, чтобы детям сказали: «Папу не трогать»?

— «Папа тихо лежит в мавзолее» — есть такая песня. Я бы тихо лежал только при таком раскладе. Не очень люблю просто валяться и настолько редко вижу детей, что если у меня есть возможность чем-то с ними заняться, я этой возможности не упущу. Не успеем оглянуться, как они вырастут и скажут: «Папа, скажи PIN-код своей кредитной карточки. Эти четыре цифры будут нам лучшим подарком». Пока им нужно от меня что-то, помимо PIN-кода, этим надо пользоваться.

— Лет шесть назад на день рождения вы обнаружили в постели барабанные палочки — с помощью двух этих тонких намеков жена дала вам понять, что дарит ударную установку. После Наталье удалось превзойти саму себя и поразить вас еще сильнее?

— Она и потом удивляла меня массой подарков. Но зачем я буду вам про них рассказывать? Пусть то, что в следующие дни рождения Наташа клала мне в постель бриллиантовые запонки, золотые портсигары и средства для удаления накипи с золотой кухонной утвари, останется нашей с ней тайной. Это личные вещи, которые я не люблю вываливать журналистам. Я прочитал несколько интервью, в которых актеры рассказывали настолько интимные вещи… Даже расстроился, что их рассказы не иллюстрировались фотографиями.

— Как меня трясло перед запуском программы и на первых выпусках, как все было страшно и непонятно! И до сих пор некоторые моменты вызывают опасения и неуверенность, но гораздо меньше. А чем дальше, тем лучше будет!

— Не спрашиваю, что вы сделали со средством для удаления накипи с золотой посуды. Но ка­­кова судьба барабанной установки?

— Когда я как следует наигрался, передарил ее сыну ректора Школы-студии МХАТ Игоря Золотовицкого. Толь­­ко тогда Игорь еще не был ректором. Знай я, как высоко Золотовицкий заберется по карьерной лестнице, я бы обязательно взял с него деньги! Но теперь поезд ушел. Зато если мои знакомые захотят устроить своего ребенка учиться в Школу-студию МХАТ, то я с них возьму деньги, а с Игорем договорюсь, чтобы дитятко взяли учиться бесплатно.

— Раз уж мы коснулись темы театра и финансов… Вы играете в спектакле по пьесе Островского «Бешеные деньги». А в жизни вам в руки попадали не просто большие, а бешеные деньги?

— У меня ощущение, что я даю интервью журналу «Вестник налоговой ин­­­­с­­­­­­пекции». Ну да ладно, слушайте. Давным-давно, еще в студенческие годы, я работал в ночном клубе. И однажды под утро я нашел там на полу $100! Вот это было счастье, вот это были деньжищи! Я на них купил наикрутейшую футболку, на которую давно заглядывался. А зарабатывал я в клубе хоть и не бешеные деньги, но неплохие. Даже перестал ездить на троллейбусе и начал ловить такси. А потом в мои руки попали просто невероятные деньги — но их я не нашел, их мне дала бабушка Нина Николаевна, которая захотела, чтобы я купил машину. Бабушка была единственным человеком в нашей семье и вообще среди моих знакомых, кто ездил на машине. Она долгие годы водила автомобиль ВАЗ-2106 бежевого цвета, который потом был продан заботливому человеку Саше, работавшему автоинструктором. И я учился водить машину на автомобиле моей бабушки! Доба­­вив к ба­­бушкиным день­­гам свои, я приобрел ВАЗ-2109 вишневого цвета. И ровно через день я попал в аварию. Было так обидно!

— 35 лет — солидная дата…

— Дата странная. Меня умиляют люди, которые празднуют ее так, что треск стоит по всем деревянным зданиям Москвы.

— А как собираетесь праздновать этот день рождения вы?

— Позову друзей, напою и накормлю среднего качества едой. Чтобы сразу планку слишком высоко не поднимать, чтобы было куда расти. Ведь впереди еще 40-летие…

— 40 лет не отмечают.

— А я буду! Хотя не очень люблю дни рождения, для меня это сомнительный повод всех собирать.

— Я не хотел быть похожим на Брюса Уиллиса. Я хотел быть похожим на папу. С отцом Андреем Ургантом

— Когда вам исполнилось 30 лет, вы всю компанию вывезли в Петербург…

— А сейчас не хочется никого обременять — мало ли у кого какие дела? Поэтому вряд ли 35-й день рождения будет на выезде. Знаете, мне не очень нравятся заранее спланированные праздники. Люблю, когда все спонтанно собираются выпить-закусить — и вдруг само собой как-то получается, что всем хорошо и весело. Например, так у нас на Новый год получилось…

— Кстати, когда у вас появилась традиция бриться на Новый год налысо?

— Первый раз я побрился наголо 31 декабря в институте. Но вообще первый раз меня побрил наголо папа, когда мне было 13 лет.

— Зачем?! У вас завелись вши?

— Вы полагаете, отец может побрить ребенку голову, только если на ней по­явились кровососы?

— 13-летнему мальчишке в 1991 году? Но тогда это еще не было модно, в 1991 году даже Брюс Уиллис еще был волосатым…

— А я не хотел быть похожим на Брюса Уиллиса. Я хотел быть похожим на папу, который брился наголо. А папе хотелось погладить сына по гладкой голове — и он меня подстриг машинкой. А вот вы находитесь в плену стереотипов, хотя в таком прогрессивном издании работаете… И люди, окружавшие меня тогда, жили в плену стереотипов. А бейсболок, которые могли бы украсить лысого мальчика, у нас в то время не было, так что я носил кепку, больше похожую на тряпочку.

Иван Ургант, интересные факты из личной жизни >>>

— Вы с детства шли впереди своего времени и словно предчувствовали модные тенденции. Учась в школе, вы еще и нос прокололи! А ведь в те годы никто не делал пирсинга…

— Ну как это никто? И Гэри Барлоу из группы Take That, и много кто еще прокалывали носы. Это было модно и очень неожиданно. Тогда в больших торговых центрах только появилась новая услуга: стали прокалывать уши пистолетом. Но ухо мне к тому времени уже друзья прокололи. Я пришел в Дом ленинградской торговли, ДЛТ, где была косметолог с таким пистолетом. Она мне в нос как шибанула, у меня от боли слезы потекли! Нос дико болел, но потом я догадался разжать сережечку — и сразу стало гораздо лучше. Я проходил с серьгой в носу два месяца, а потом вытащил серьгу — и дырка заросла.

— Барабанную установку вы подарили Золотовицкому-младшему. А свои гитары друзь­ям дарите?

— Саше Цекало подарил свою бас-гитару и специальный усилитель для нее. И Гарику Мартиросяну подарил гитару. Я вообще люблю дарить музыкальные инструменты. Часто прихожу на юбилей и говорю: «Дорогой юбиляр! В этот праздничный день я дарю тебе орган из главного храма в Дюссельдорфе! Он теперь твой».

— А себе гитары часто дарите?

— Да. Из Америки регулярно привожу, и из последней поездки вернулся с гитаркой. Я обожаю бывать в музыкальных магазинах — это одни из самых прекрасных мгновений в моей жизни. Моя жена тоже бывает просто счастлива, когда я иду в Штатах в музыкальный магазин. Так и говорит: «Ну когда же ты опять туда пойдешь? Сходи, пожалуйста!» Последний раз Наташа даже не стала заходить со мной внутрь, а решила поспать в машине. Открывает глаза — а вот уже и я с гитарой.

— Мой первый кабинет мне дали, когда я начал работать над «Вечерним Ургантом». Пришел на него посмотреть, увидел на двери табличку «Иван Андреевич Ургант». И возмутился: напрягаюсь, когда меня называют по имени-отчеству

— А у вас теперь свой кабинет в «Останкино». Не орган из Дюссельдорфа, но тоже неплохо…

— Это мой первый кабинет, мне его дали, когда я начал работать над «Вечерним Ургантом». Пришел на него посмотреть, увидел на двери табличку «Иван Андреевич Ургант». И возмутился: напрягаюсь, когда меня называют по имени-отчеству. Как выяснилось, раньше в нем была «Программа максимум», так что мы хорошенечко освятили его, изгнали дьявола и стали работать.

— Приходилось в этом кабинете ночевать, когда готовили первые выпуски «Вечернего Урганта»?

— Я ни разу не ночевал в «Останкино» и надеюсь, что никогда не придется. Ходят слухи, что от сильной радиации жизнь мужчины, ночующего в телецентре, может поменяться в худшую сторону.

Я к «Останкино» отношусь без особого трепета. Но передача снимается в одном из самых удобных мест, которые здесь есть, и кабинет у меня один из самых лучших: 11-й этаж, вид на пруд и телебашню… Но если бы программа снималась в другом месте, куда мне было бы ближе ездить, было бы прекрасно.

— А в каком именно? Тихий центр, Воздвиженка?

— Да, где-нибудь там. В доме Пашкова — чтобы весь мне отдали.

— И переименовали в дом Урганта?

— Нет, пусть название остается прежним.

— Когда вы сильнее волновались? Когда только пришли на MTV, когда начали играть в спектакле «Бешеные деньги» или когда стали вести «Вечернего Урганта»?

— Во всех ситуациях, которые вы перечислили, я переживал ужасно! Всегда волнуюсь, когда начинаю заниматься чем-нибудь новым и непривычным. Но когда дело становится более знакомым и привычным, я все равно волнуюсь. Всегда не без трепета отношусь и к театру, и к ведению телепрограмм.

— Цекало, который занимается кундалини-йогой, советовал йоговские дыхательные техники, помогающие справиться с нервами?

— Во всем, что касается здоровья, я стараюсь не прибегать к советам Цекало. Слышу, что Александр начал тяжело, шумно дышать — ой, думаю, что такое? А это он йоговскими дыхательными упражнениями здоровье поправляет. А меня от этого увольте — лучше настойка пустырника и ромашковый чай. И еще лучше — когда отвлекаешься от того, что тебя волнует, стараешься не концентрироваться на волнении слишком сильно.

— Кризис среднего возраста вам знаком? Когда начинают мучить вопросы: туда ли я иду, то ли я делаю?

— У меня такой кризис среднего возраста начался лет в 16 и продолжается до сих пор. Я очень сомневающийся, неуверенный человек. Мне кажется, я бы не мог быть президентом какого-нибудь государства: очень долго бы сомневался, бросать ядерную бомбу на врага или нет.