Иван Краско: «Истинное чувство не заканчивается, даже если человек от тебя уходит»

— Когда Андрюха (актер Андрей Краско. — Прим. «ТН») поступал в театральный, его мама, Кира Васильевна, спросила меня: «А кто курс набирает? Игорь Владимиров? Ваня, вы же хорошо знакомы! Позвони, попроси за сына». Я тогда очень разозлился: «Что?! Артистом стать по блату? Да никогда в жизни!» Игорь Петрович, услышав чтение Андрея, даже до конца не дослушал, сказал, что материал сырой. И правильно — я это предсказывал. Когда узнал, что сын собирается в ЛГИТМиК, предложил помочь выбрать литературу для творческого конкурса, но он заверил, что справится сам. Как-то подходит: «Пап, я решил читать Платонова «Сокровенный человек». «Отлично, — говорю, — за выбор материала пятерка». Он начал читать вслух по книжке, я подправил интонационно, сказал: «Учи наизусть». Через три дня приходит, снова в руках книжка — не выучил. А я терпеть не могу разгильдяйства. Выгнал его вон. Так, неподготовленным, он и отправился на экзамен. После естественного провала устроился монтировщиком в мой родной Театр имени В.Ф. Комиссаржевской, пересмотрел все наши спектакли и, видимо, за год дозрел — поступил в театральный, попав на курс Аркадия Кацмана. Как-то встретил Леву Додина (он был старшим преподавателем курса), сказал: «Спасибо, что взяли моего парня». А он неожиданно: «Это тебе спасибо — за то, что не просил за него». Вот! Оказывается, он отшивал всех блатных.

— Иван Иванович, актерский дар у Андрея проявился с детства?

— Нет. Он рос абсолютнейшим Илюшей Обломовым — с ленцой. Мама с бабушкой все за него делали. Кира Васильевна, имея диплом филолога, устроилась в садик, а потом бегала на переменках в школу, чтобы расстегнуть Андрюшеньке штанишки. Маленький он был закрытым человеком: о чем кумекает — не догадаться, и на все свое мнение. Один в один, как сейчас мой 12-летний Ваня. Вспоминаю, как Андрей не по-детски отреагировал на телеспектакль «Рисунки на асфальте» по Голявкину, где я играл главную роль. В то время спектакли шли в прямом эфире и, уходя из дома, я сказал сыну: «Андрюша, играю сегодня для тебя — смотри внимательно». Возвращаюсь, он встречает у порога. «Понравилось?» — спрашиваю. Отвечает в свойственной ему манере, с растяжкой: «Ну понра-а-авилось…» Вижу, что парень не в восторге. «Зачем же ты думаешь одно, а говоришь другое?» — «Работа у тебя смешная. Помер, а сам домой пришел», — сказал мой мудрый девятилетний сын.

Я наблюдал, как он студентом мучается, ищет свой путь в творчестве. Я понимал, что он явно растет как артист, но в эйфорию не впадал. В отличие от его мамы. Как-то я не смог прий­ти на его курсовой экзамен, а вечером Кира Васильевна мне сообщила: «Видел бы ты, как Андрюша играл Шукшина! Гениально». Отвечаю: «Верю, что хорошо, и дай Бог. Но пока про гениальность рано говорить». Актера Андрея Краско я начал ценить с «Блокпоста» и особенно с «72 метров». В капитане Янычаре заметил черты своего давнего друга, адмирала Джеймса Чулкова. Мы вместе учились в военно-морском училище, он часто бывал у нас дома. Помню, как Андрюха, еще маленьким, смотрел на него во все глаза, впитывал каждое его слово.

— Андрей умер в 2006 году на съемках «Ликвидации». У вас было предчувствие беды?

— Нет, 4 июля был совершенно обычный день. Мы с Наталией Николаевной и нашими маленькими детьми — Ваней и Федей — жили тогда в Веселом Поселке около станции метро «Проспект Большевиков», утром отправились на прогулку — прекрасная погода, солнце… Вдруг у Наталии зазвонил мобильный. Она ответила и тут же отошла в сторонку. Я пошутил: «Хахаль звонит? Говори при мне, не бойся». Смотрю, она в лице меняется. Только произнесла: «Андрюша…» А я заорал, перепугав всех вокруг: «Умер?!» Сразу почувствовал…

Помню, когда родился наш с Наталией старший сын, Ваня, Андрей сразу ко мне приехал. И с порога вместо поздравления заявил: «Па! Ты чего, с ума сошел? Забыл, сколько тебе лет? Мне же придется его поднимать!» — «Во-первых, не хорони меня раньше времени, — отвечаю, — а во-вторых, ничего страшного, даже если так и вый­дет. Знаю, что моих детей ты никогда не оставишь». — «Конечно, папа, о чем говорить!» От своих младших братьев он был в восторге. Когда впервые увидел Ваню, сел на тротуар и давай хохотать. Спрашиваю:

«Что смешного-то?» — «Вылитый Краско!» На самом деле Ванька — копия Андрея. Тот же взгляд, темперамент, характер…

Смерть Андрея была абсолютно неожиданной, хотя, чего скрывать, тревожные звоночки поступали. Не секрет, что он крепко выпивал. От его друзей я знал, что он несколько раз попадал в реанимацию. Пытался образумить, беседовал с ним на эту тему неоднократно. Спрашивал: «Ну почему ты не можешь остановиться? Я ведь тоже выпиваю, но исключительно для удовольствия и для здоровья. А терять над собой контроль — отвратительно». Но такие разговоры я начинал редко. Когда человек нетрезвый, бесполезно вообще что-то говорить, а в другое время ни с того ни с сего моральную канитель заводить неловко.

Как-то застал Андрея в неадекватном состоянии, пошутил: «Только не говори, что тебя мамка в детстве уронила и с тех пор от тебя водкой попахивает». Это из Гоголя. Как же мы тогда хохотали!

После ухода Андрея прошло почти девять лет. Время лечит, конечно, но не до конца. До сих пор сердце ноет, когда вспоминаю сына.

Сразу после его смерти мне позвонили из одного издательства и предложили написать книгу воспоминаний. Я сначала отказался — идея показалась дикой, а потом поразмыслил и согласился. В книге «Андрей Краско. Непохожий на артиста, больше, чем артист» начало такое: «А помнишь, сынок?» Для меня он жив, я с ним разговариваю. Долгое время в нашей квартире повсюду были расставлены его фотографии, я постоянно к нему обращался: «Видишь, Андрюха, что произошло? А тут не заладилось. Почему, как думаешь?» Знаете, как ни странно, это оказало терапевтический эффект — разговоры вывели меня из состояния глубочайшего горя. При первой же возможности езжу к нему в Комарово — он похоронен на этом некрополе, недалеко от Анны Ахматовой. Говорю с ним, докладываю, как дела, как ребятки.

— У вас были близкие отношения? Вы могли говорить на любые темы?

— Я наши с ним отношения назвал бы мужскими. К примеру, мы никогда не комментировали личную жизнь друг друга, не лезли с расспросами и советами. С матерью Андрея я прожил сорок с лишним лет. В 1997 году ее не стало, и спустя четыре года я женился на Наталии. Волновался, как Андрей отреагирует. Специально не хотел знакомить, решил, что лучше встретиться случайно. Так и вышло, мы с Натальюшкой и Андреем оказались вместе на одном кинофестивале. На открытии Андрюшка подошел. С улыбкой положил Наташке руку на плечо: «Привет!» Я понял: все нормально.

Хотя вполне мог показать, что выбор мой ему не нравится. К примеру, когда у меня завязался роман в театре и родилась Мариночка (это случилось еще при жизни Киры Васильевны), Андрей отреагировал холодно. Сказал: «Ладно, пап, твои дела». И больше никогда эту тему не поднимал, а сестру принял хорошо. И я не вмешивался в его жизнь. Хотя не все его подруги мне нравились. Те, что напоминали Киру Васильевну, были симпатичны.

Трагедия Андрея в безволии, я часто ему открыто об этом говорил, приводил в пример слова Станиславского, что из всех качеств, необходимых актеру, воля — основное.

Мне в этом смысле флот помог. По гроб жизни буду ему благодарен за свою судьбу. Что-то вело меня по жизни. Я родился в деревне, а там сказать, что хочешь стать артистом, невозможно — засмеют! Поэтому про заветную мечту никому ни слова. Бегал в клуб смотреть кино, «Чапаева» знал наизусть. И, глядя на экран, думал: «Пусть Василия Ивановича не осилю, но Петьку-то точно сыграю!» Вот ведь какие мысли уже тогда были. Лет с семи-восьми я был первым рассказчиком на деревне. Соберу около себя мелкоту, ребятню помоложе, кого в клуб не пускали, и давай в лицах фильмы пересказывать. Тем не менее, окончив школу, поступил в Балтийское высшее военно-морское училище. В 1953 году окончил его с отличием, был назначен командиром десантного корабля Дунайской речной флотилии. Прекрасная карьера, но… Чувствовал я, что судьба моя не там. Как-то прочитал книгу о Станиславском. И все — процесс пошел! На последнем курсе решил поступить в кружок художественного слова, а там одни первокурсники. Руководитель, Ефрем Владимирович Язовицкий, предложил мне прочитать басню или стихи, чтобы решить, есть у меня данные или нет. Дома я читал отлично, а здесь, перед салагами, как называют юных моряков, стушевался, выразительность пропала, тело одеревенело, голос сел… Язовицкий всех выгнал из кабинета и рыкнул, отвернувшись: «Читай! Моряк ты или нет?» Я закрыл глаза и прочел «Мартышку и очки» так, как у меня выходило дома. И, закончив, увидел, что педагог плачет. Видимо, услышал вопль моей души. Подошел и произнес фразу, которую я запомнил на всю жизнь: «Сынок, я не знаю, что ты будешь делать на флоте, но без театра тебе не жить». А тут и счастливый случай представился — вышел приказ Жукова о сокращении кадров на флоте. До этого мои рапорты начальство рвало на части, не понимая «глупого» решения молодого офицера. Командир десантного корабля — серьезная должность! 1300 рублей оклад, плюс командирские, плюс за звание и за что-то еще, в итоге получалось около 3000 рублей. А в театре артист получал максимум 500 рублей. Это мне, как аргумент, изложил командир бригады, но меня это не убедило. Получив свободу, я летел в Ленинград как на крыльях. Помимо того что

открывалась новая перспектива, там меня ждали жена и дочь. И вот какой интересный момент! Твердо решив стать артистом, в театральный… я не пошел. Увидел абитуриентов — красивых, молодых, с подвешенным языком, — ощутил себя инопланетянином. Демобилизованный моряк в кителе промаршировал мимо, в смятении вышел на Невский и сам не заметил, как оказался на Университетской набережной, где располагался филологический факультет Ленинградского университета. Документы приняли сразу — уволенным из армии привилегия. Вижу на доске объявление: «Студенческий театр «Драма» объявляет набор. Игорь Горбачев, Сергей Юрский». Вот это подходит! Через три года поступил-таки в театральный. Конкурс был человек пятьдесят на место. Помимо членов приемной комиссии в качестве зрителей Скоробогатов, Меркурьев, Черкасов, Толубеев — элита театрального Ленинграда.

И такая мысль меня пронзила: «Если они собрались, чтобы решить, годится ли Ваня в артисты, зачем же тогда волнуюсь?»

Меня приняли. И снова удача, без которой не состоялось бы мое счастье. Вторая теща, Мария Александровна, благороднейшая женщина, сказала: «Ваня, учись спокойно, я буду вас обеспечивать». Низкий ей поклон за это и вечная память… Ведь у нас с Кирой уже подрастал Андрюша. Первый мой брак распался по причине полного непонимания ситуации. Когда я решил, что моя судьба не на флоте, а на сцене, первая теща настроила жену, Катерину Ивановну, против этого. И та поставила ультиматум: или семья, или театр. Как только я это услышал, произошла странная метаморфоза в моей психологии. «Как же так? — не понимал я. — Если самый близкий человек не поддерживает, а намеревается лишить счастья, значит, прошла любовь!»

— Но университет не зря появился в вашей жизни! Ведь именно там вы встретили свою вторую жену, маму Андрея и Юли.

— Да, с Кирой Васильевной мы оказались однокурсниками. Хотя я и был старше нее на пять лет.

Нашу историю знакомства очень любил Андрей.

Она опоздала на первую лекцию, я махнул рукой: «Садись рядом». И приказал: «Отступи полстранички и пиши». — «Да что вы командуете?!» — «Делай что тебе говорят». И все — вскоре мы поженились.

— Как складывался ваш путь в профессии?

— После окончания театрального, а шел мне тогда уже 31-й год, я попал в знаменитый БДТ — к самому Товстоногову. Меня ему порекомендовал дядя Женя Лебедев, сказал: «Гога, возьми этого носатого, обсовеет, мне на замену будет».

— Обсовеет?! Что это значит?

— То есть вырастет, встанет на ноги как профессиональный артист. Но… Меня сразу завалили общественной работой, а вот ролями — не очень. Мне повезло в одном — рядом были мастера: Павел Луспекаев, Ефим Копелян, Олег Басилашвили, тот же дядя Женя Лебедев, Зинаида Шарко… Кстати, именно она объяснила, что не видать мне в БДТ больших ролей. «Золотая дюжина репертуар из зубов не выпустит, Ванечка». И когда мне стало тошно заниматься профсоюзными дрязгами и ждать ролей, я сбежал! В труппу Театра имени Комиссаржевской, куда сразу был принят ведущим актером. И работаю здесь уже 50 лет — не шутка! «Комиссаржевка» — мой дом. Меня здесь дядей Ваней все зовут — так мило, по-домашнему. Труппа хорошая, все отлично уживаются. До сих пор плотно занят — играю главные роли в четырех спектаклях.

— А в Москву никогда не собирались?

— Здесь такая произошла история. Дядя Саша Володин (драматург, сценарист и поэт. — Прим. «ТН») завел как-то разговор про «Современник». И добавил, что, дескать, ему ничего не стоит меня туда устроить. А потом спросил: «А с кем ты там будешь конкурировать?» Как же я разозлился! Решил, что он намекает на то, что я плохой артист, типа да кто ты такой, чтобы конкурировать с великими! Конечно, вслух ничего не сказал, пробормотал, что не надо мне в Москву. И лишь спустя многие годы напомнил ему про тот случай. Он сначала

даже не понял, о чем речь, а потом расхохотался: «Ваня, ты что? Я же имел в виду, что ты сильный актер, в амплуа социального героя тебе не будет там равных».

С Москвой мои отношения не складываются, больше того, она до сих пор тормозит мои дела в кинематографе. Режиссер хочет снимать Краско, а московские продюсеры говорят: «А давайте лучше Куравлева!»

— Иван Иванович, после смерти второй жены вы женились еще раз, в браке родились ваши младшие дети. Скажите, разница почти в полвека вас не смущала, вы верили в то, что этот союз будет прочным?

— Вообще не думал на эту тему, в будущее не заглядывал, ну душа-то у меня пацанская, а возраст — это условность. 47 лет, конечно, разница большая. Кстати, мама Наталии, Галина Дмитриевна, узнав, что я сделал предложение ее дочери, сказала: «Это вы сами решайте». Мудрая позиция!

Наталия работала в нашем театре в реквизиторском цехе. За ней многие наши молодые актеры ухаживали, но я их всех отшил. (Смеется.) Наташка некоторым из них симпатизировала, но ребята благородные — увидели меня рядом с ней и сами отошли в сторону. У нас был красивый роман, сперва эпистолярный, с записками, письмами, затем начался период ухаживаний, провожаний. Причем сначала мне позволялось проводить лишь от театра до троллейбусной остановки, спустя несколько месяцев — до дома. Они с мамой жили на Мойке, 112. Я, узнав об этом еще при первой встрече, пошутил: «Наталия Николаевна, живет на Мойке, 112, пишет стихи. Только Пушкина не хватает». Она смеялась: «Есть Пушкин! Наш черный кот».

До встречи с ней у меня было ощущение бессмысленности существования, а с ней все обрело смысл, заиграло сочными красками.

Когда я понял, что без Наташки мне не жить, то сделал ей предложение. «Вы что, с ума сошли, такая разница в возрасте!» — ответила она. А я чувствую, что союз с ней для меня неизбежен, и говорю: «Наталия, а как ты относишься к венчанию?» — «А разве может быть иначе?» И все — взял ее за руку и привел к отцу Константину, он нас и обвенчал. Ни с Катей, ни с Кирой Васильевной я не собирался под венец, мне это даже в голову не приходило. Правда, когда расходились, Наталия мне сказала, что никогда меня не любила, что я ее просто очаровал. Я ее урезонил: «Посмотри на наших парней — это же дети любви!» В ответ молчание.

— Тем не менее вы расстались. Сколько уже времени прошло?

— Давай документально посмотрим, я не помню. (Листает паспорт.) 5 октября 2001-го мы расписались, а 12 марта 2011-го брак прекращен… Что значит прекращен? Смешно! Я-то ее до сих пор люблю.

Когда меня спрашивают: «А с Интернетом вы умеете обращаться?» Отвечаю: «Нет, лучше бы его вообще

не было». И тогда моя Натальюшка никогда не списалась бы со своим знакомым, и остался бы этот Андрюша в своей Белоруссии.

Как-то заметил: жена не в своей тарелке, смущена. Говорю: «Натуля, скажи напрямую, я же вижу, что маешься». Она и рассказала мне про Андрея. Выслушал, успокоил: «Не считай себя виноватой, хотя нападки на тебя, конечно, будут. Главное, наши с тобой отношения останутся прежними. Ты свободный человек и сама должна решать свою судьбу. Я не имею права мешать».

— Как же это благородно! Как смогли взять себя в руки?

— Потому что я ее по-настоящему люблю. Неправда, что от любви до ненависти один шаг, — истинное чувство не заканчивается, даже если человек от тебя уходит. Жаль, что одно обещание она так и не выполнила.

— Какое?

— Я ей иногда напоминаю, что однажды она сказала при подружках, что вот исполнится Ивану Ивановичу 80 лет, тогда подумаем еще и о дочке.

— Как ваши сыновья восприняли разрыв родителей?

— Был бунт. «Что? Я не хочу!» — «И я тоже не хочу!» «Стоп, мужики, — говорю им. — С мамой мы разберемся сами. Для вас мы все равно родители. Если вы посмеете маму обидеть, будете иметь дело со мной.

Все понятно?» — «Понятно». Сейчас они периодически устраивают взбрыки, и в этом я вижу протест в адрес мамы. Они меня любят и, конечно, сильно скучают.

Федька — он полная моя копия — на каждой нашей встрече прижмется ко мне и так подолгу стоит. Или смотрит жалостливо через очки. Я иногда забираю парней, и мы идем в кино или в «Детский мир» — это они обожают, пусть уже есть миллион машинок, но папа купит новые. Сначала, правда, интересуюсь: а что в дневнике?

Бывает, что я строг. А как иначе? Тут зашел к ним в гости, а около крысиной клетки (они держат пару симпатичных белых крыс) ворох шелухи. Я хоть и вижу неважно, но беспорядок разглядел. «Это что такое? Федя, бери совок, метелку, давай убирай». — «А почему я?» — «Последний раз слышу такие слова. Что еще за разговоры?!»

Мне одновременно и смешно, но строгость надо держать. Пока ребята меня слушаются, в конце концов и материальная помощь кое-что значит: они знают, что папа даст деньги на любую игрушку, особенно к празднику. Вообще они ребятки хорошие. Ваня латинскими танцами занимается, Федя музыкой — играет на виолончели. Педагоги говорят, что у него пальцы, как у Ростроповича.

К сожалению, общаемся редко — папа в бегах, как волк, которого ноги кормят. Иногда Наталия сама звонит: «Поговорите со своим сыночком — снова бунт устроил». — «Федя, в чем дело? Не сметь грубить маме!» Наталиин муж педагог по образованию, но все равно они же понимают, что он не папа.

— Вы им оставили квартиру?

— Конечно, как иначе? Много лет назад Союз театральных деятелей дал мне трехкомнатную квартиру в Веселом Поселке, но Натальюшка ра­зумно мне сказала: «Сколько можно так себя мучить, на перекладных добираться до театра?» И мы стали искать варианты. Объединили мое и ее жилье на Мойке, выменяв квартиру

на Фонтанке. После развода я перебрался к теще. Хотя изначально Натуля так сказала: «Папа, вот ваша комната». Она меня все годы звала на вы, так и не научилась говорить «ты». Так вот, она хотела, чтобы я с ними остался жить — не выгонять же меня на улицу. Но им мешать — это, конечно, неприемлемо. И тогда теща сказала: «Пусть Иван Иванович пока у нас поживет». Но это «пока» тянется четыре года. Я ее стесняю, конечно. Там же еще Наталиина сестра Женечка с мужем и дочкой. А квартира неудобная — со смежной комнатой. Бабуля мне свою уступила и вида не показывает, что ей некомфортно. Они такие интеллигентные, деликатные.

Я всю жизнь примак. Так называют зятя, приходящего в дом. У Кати, своей первой жены, жил на ее площади, потом у Марии Александровны, второй своей тещи, а теперь у третьей живу. Квартиру я переписал на Наталию и размышляю, как решить вопрос. Жаль, что мы никак не можем продать Андрюшкину дачу. Наследников трое: я и два моих внука — Ян Анджей, я его Ванькой зову, и Кирилл. Андрюха очень любил это место. Когда он собрался купить этот участок, я пытался его отговорить, потому что рядом кладбище. А он смеялся: «Зато у меня будут самые мирные соседи». Дом поставил великолепный, строители Андрея обожали, жилище просто вылизали. Но покупателей все нет — боятся, видимо, соседства.

Если бы у меня были деньги, жил бы там, основал бы красковскую резиденцию — потомков же много.

— Иван Иванович, но вы народный артист, неужели нельзя где-нибудь в верхах потребовать жилье?

— А мне скажут: «Сколько можно! Не дай Бог, вы опять женитесь и опять все оставите молодой жене!»

— А ведь вы можете!

— Могу. (Смеется.) Любовь обязательно должна быть в жизни.

— Вы упомянули множество потомков, которых мечтаете собирать в родовом гнезде. Расскажите о них.

— Галочка — моя старшая дочь, от первого брака. Ей в этом году исполнится 60 лет. По образованию она экономист, но уже на пенсии. Андрюша с ней очень дружил. От нее мои первые внучки — Лиза и Ксюша. Правда, так вышло, что от них долго скрывали, что я родной дедушка. Теперь они знают, что есть такой Иван Иванович Краско, но не более того. Зову на спектакли, говорят: «Хорошо, спасибо!» — и не приходят. Когда

моя первая жена умерла, Галочка попросила меня на похороны не приезжать: «Пап, ты известный человек, мне будет неловко». Поэтому на могилку к Кате езжу отдельно.

От Андрея у меня трое внуков: Ян Анджей, он живет на родине матери, в Польше, продолжает актерскую династию, ему уже 35 лет, затем Кирилл — ему 17, и Алиса — ей 11. О ее существовании я узнал лишь после смерти Андрея.

Юля, родная сестра Андрея, подарила мне внучку Ксюшу. Мы с ней самые лучшие друзья. Одно время жили вместе, так она засыпала и просыпалась со мной. Однажды гениально сказала: «Дедушка меня моет ласково, а бабушка — как грязную мокрую тряпку».

При Кире Васильевне я нажил Мариночку. Она тоже дитя любви, поэтому, откровенно говоря, я не чувствовал за собой греха и вины — Маринину маму я любил. Галина Николаевна работала гримером в нашем театре. Когда Кира Васильевна все узнала, сказала: «Удочери девочку». Так что дочь носит мою фамилию.

— Как вам кажется, в глубине души жена вас простила?

— Незадолго до ее ухода мы отметили 40-летие семейной жизни. Сидели на даче, разговаривали о чем-то постороннем, и вдруг Кира спросила: «Ваня, а почему все-таки ты от меня не ушел?» — «Потому что при

долгом раздумье и метаниях я все-таки понимаю, что ты — самая лучшая». Она уткнулась мне в плечо, и я почувствовал, что простила…

У Марины пока нет детей. Она живет в Америке, учится в университете. Между нами сложились удивительно близкие, душевные отношения. Дай Бог памяти, вроде она 1980 года рождения. Столько лет прожить и еще в голове удерживать цифры! (Смеется.)

— Вы дали какое-то невероятное потомство!

— Я не виноват. (Смеется.) Если серьезно, то дети для мужчины очень важны. Они — главная опора в жизни. То, что я до сих пор на плаву, это их заслуга. Передо мной важная задача — женить младших, и тогда уже можно думать о покое.

— Вам надо себя беречь! Тем более что уже перенесли несколько инфарктов.

— Это я влез не туда, куда надо, и получил знак свыше. Я должен был играть убийцу в «Бандитском Петербурге», и вот через три съемочных дня инфаркт.

Через пару лет получаю приглашение на фильм «Коррупция». Роль депутата-мафиози. Согласился — и тут же новый сердечный приступ.

И я сказал себе: «Ваня, не надо играть такие роли. Играй добрых героев и не гонись за киношным гонораром». Хотя не секрет, что он в разы больше, чем зарплата народного артиста. В этом году мне исполнится 85 лет. Пока не хочу подводить итоги: как я вам уже сказал, в душе я пацан. (Смеется.) Я очень благодарен судьбе за то, что нашел свое место в жизни. Конечно, я счастливый человек. Надеюсь еще поработать, сделать программу по Пушкину — говорят, что я как-то по-особенному его читаю.

Я доволен тем, что с молодости не изменяю своим жизненным принципам. Например, никогда не вру и к людям отношусь с добротой. Точно знаю, что все хорошее возвращается, умножаясь, так же, как и злое. Я не зацикливаюсь на материальном — это же пена! Что касается любви… Без нее никуда! Она обязательно должна быть у каждого человека.

---

Иван Краско

Родился: 23 сентября 1930 года в дер. Вартемяки (Ленинградская обл.)

Семья: дети — Галина, Андрей (умер в 2006 году), Юлия, Марина, Иван, Федор; внуки — Елизавета, Ксения, Ян Анджей, Кирилл, Алиса, Ксения; четверо правнуков

Образование: окончил 1-е Балтийское высшее военно-морское училище, актерский факультет ЛГИТМиКа

Карьера: служил в БДТ, с 1965 года — ведущий актер Театра им. В.Ф. Комиссаржевской. Снялся более чем в 100 фильмах, среди которых: «Авария», «В городе С.», «Принц и нищий», «Блокада», «Соль земли», «Эскадрон гусар летучих», «Сын полка», «Семен Дежнев», «Макар-следопыт», «Господин оформитель», «Женский роман», «Брежнев», «Петр Первый. Завещание». Народный артист России