Онлайн-журнал о шоу-бизнесе России, новости звезд, кино и телевидения

Илья Носков: «По жизни мы с братом очень дружны, и семьи наши не разлей вода»

0

«Многие считают людей, бросающихся с головой в непонятные авантюры, глупцами. Другие оценивают их поведение как бессмысленную дерзость. Но, по-моему, авантюризм в хорошем смысле совсем неплох. Я, например, получал невероятные подарки от судьбы именно после того, как шел на риск», — говорит Илья Носков.

— Илья, ваш старший брат Андрей в интервью «ТН» рассказывал, что вы стали актером благодаря тому, что совсем еще мальчишкой рискнули рвануть в Питер и каким-то непостижимым образом, при отсутствии документов, внедриться в ряды студентов ЛГИТМиКа. Как вам удалось провернуть такую аферу?


— Я рос в маленьком украинском городке Новая Каховка. К 10-му классу почему-то совсем не задумывался о том, чем буду заниматься после школы, и уж тем более не ставил себе никаких глобальных целей. Просто занимался в театральной студии при местном ДК. Правда, одноклассники дразнили меня артистом. Но это, скорее всего, потому, что я и еще два моих друга бесконечно в классе кривлялись, дурачились, придумывали какую-нибудь ерунду, чтобы сорвать урок. То являлись на занятия в немыслимых нарядах, то на физике вдруг петь начинали: встанем и давай изображать какую-нибудь группу, Modern Talking например. Вообще, детство мне вспоминается в радужных тонах, как картина абсолютного счастья. Южный город с белыми домиками, весь утопающий в цветах, каштанах, акациях, с огромным парком над Днепром, фонтанами, Дворцом культуры, в котором все дети находили себе занятие.

Мы с братом не были исключением. «Драмкружок, кружок по фото, хоркружок — мне петь охота…» — это точно про нас. У Андрюхи, помимо фотокружка, какая-то эстрадно-клоунская группа существовала, с которой они выступали. У меня — танцевальный кружок, театральная студия, участие в школьных спектаклях. Оба окончили музыкальную школу: брат — по гитаре, я — по фортепиано. Плюс фантастически насыщенная дворовая жизнь: игры с ребятами в городки, в войнушку, строительство огромных баррикад из песка, конструирование из тачек гоночных машин — благо шарикоподшипниковый завод рядом…

Ну и конечно, рыбалка, ловля раков, уходы в ночное плавание на лодке на многочисленные днепровские острова. А еще на Северо-Крымский канал ездили — там происходило так называемое посвящение в мужчину: мы прыгали в реку с 15-метрового моста в момент, когда по проходящей вдоль него узкоколейке шел поезд. Видели бы этот ужас родители! Но Бог миловал, к счастью, никто не разбился, не покалечился. В общем, жили нормальной мальчишеской жизнью, которая, видимо, дала отличный запас сил, энергии, эмоций на всю жизнь.

Андрей после окончания школы уехал учиться в Петербург. Я, учась в 10-м классе, поехал его навестить. Когда увидел этот город на Неве, у меня от восторга просто дух перехватило. Внутри что-то щелкнуло: ах! И возникло ощущение: я должен остаться здесь! Подумал: «Попробую поступить в тот же вуз, где учится Андрюха». Решено. Отправился проходить туры. Ну, чистая авантюра. Что мною руководило? Ничего, кроме колоссальной наглости: абсолютная уверенность в себе, в своей неотразимости — и это при том что разговаривал я с жутким южным говором, от которого впоследствии долго избавлялся.

Поразительно, но почему-то документов у меня никто не спрашивал — может, из-за того, что знали брата. Короче говоря, каким-то чудом я прошел все конкурсы. И вот тогда дошла очередь до документов. Тут-то и выяснилось, что абитуриент еще школьник, у которого нет не только аттестата, но даже паспорта. И на меня обрушились с праведным гневом: «Мы людей отсеиваем, а ты нам такую свинью подсовываешь…» Пришлось ретироваться. Но все равно совсем из института я не ушел. Остался в Петербурге, поступил в вечернюю школу, а ЛГИТМиК стал посещать полуофициально: год ходил на занятия вольным слушателем. Однако с зачетной книжкой — нарисовал себе сам и вносил туда оценки. Поразительно, но через год я был зачислен официально, причем сразу на второй курс.



— Естественно, нам с братом хотелось доказать друг другу свою «лучшесть». Фото: Андрей Федечко

— Постойте, но такое решение нельзя было принять без согласования с родителями…


— Всю жизнь я безмерно благодарен маме и папе за то, что они тогда меня поняли и решились отпустить младшего сына вслед за старшим в большой город. А впоследствии еще и помогали, хотя самим им жилось совсем непросто.

Мама — к несчастью, ее уже нет в живых — работала инженером. Помнится, дома постоянно что-то чертила. Но в 1990-е годы завод, где она трудилась, функционировать перестал, и она осталась без работы. Зарабатывал отец — старался обеспечить семью. Как он сам говорит, бегал-прыгал с работы на работу в поисках места, где больше платят. А ведь у него три высших образования.

Тяжело жили в 1990-е. Человека за пустяк могли жизни лишить. Отца однажды чуть не убили: он ехал из деревни, где родился, на велосипеде, так его схватили, жестоко избили, а велик отняли. Поражаюсь, но родители все равно старались помочь нам с Андрюхой, оказавшимся после развала СССР в другой стране, — ухитрялись что-то высылать. В Санкт-Петербурге, куда я приехал в 1992 году, тоже в те годы было несладко, хотя туда все-таки изредка какая-то гуманитарная помощь поступала.

Я, как савраска, носился между вечерней школой и неофициальной учебой в театральном институте, по ночам вкалывал грузчиком — вагоны разгружал на Финляндском вокзале, а в выходные бегал по всему городу, расклеивал объявления, газеты разносил и еще ухитрялся готовиться к экзаменам. Не понимаю как, однако везде успевал. Но, естественно, перенапряжение было дикое, организм давал сбои, «пробки» просто вылетали. От перегрузки и дикой усталости, случалось, даже в обмороки падал.

Но вообще-то я жил счастливой студенческой жизнью и все более влюб­лялся в Петербург. Недавно подумал: возможно, такая сумасшедшая привязанность к этому городу у меня на генетическом уровне? Дело в том, что, по рассказу бабушки, отцом нашего ­папы был моряк-петербуржец, капитан первого ранга. Служил он в Севастополе. Во время войны его эскадру разбили, и он с оставшимися в живых товарищами добрался до крымских партизан. В партизанском отряде они и встретились с бабушкой. Случился роман, родился наш с Андрюшкой папа. Потом дед погиб: его расстреляли… Вот я и говорю, может быть, гены сработали, когда я так истово влюбился в Питер — родину своего дедушки.

— Как обживались в чужом городе?


— Андрей после окончания института работал в ТЮЗе, и я поселился вместе с ним в общежитии. Потом он на полтора года уехал.

— Молодой, симпатичный парень, весельчак, не чуждый авантюризма, а в большом городе много соблазнов, вокруг красивые девушки…


— Вот, допустим, Даня Козловский и двадцатилетним выглядел как опытный ловелас-обольститель, а я лет до тридцати был дворовым щенком, веселым и шустрым, доверчивым и открытым. На каждой девушке, которая появлялась в моей жизни, немедленно хотел жениться. Причем сообщал ей об этом практически сразу, что, должен признаться, у барышень вызывало недоумение. Так получалось, что все они были старше и смотрели на меня немножко свысока.



— Я искренне верю в Божий промысел, все не просто так: и в семье я счастлив — любимая жена, прекрасные дети, и в профессии все ладится
. Фото: Андрей Федечко


— А что же та девушка, на которой вы все-таки женились? Не стала возражать против вашего предложения?


— С Полиной получилась неожиданная история. После съемок в фильме «Азазель» я расстался с девушкой, с которой, как я думал, мы будем жить вместе всю жизнь и умрем в один день. Остался в гордом одиночестве и пытался насладиться непривычным ощущением свободы. В это же время я начал сниматься в сериале «Московская сага». И вот однажды зашел посидеть в кафе. Помню, была солнечная осень. И эта прекрасная, золотая осенняя пора привносила какой-то особый флер в настроение. Неподалеку сидела компания из пяти девушек, среди них была одна — очень красивая, но не глянцевой красотой, а какой-то ангельской. И во мне будто искра вспыхнула.

Я подошел к ним, о чем-то поболтал, узнал, как понравившуюся девочку зовут, а потом начал лепетать ей что-то на тему того, что хотел бы с ней еще повидаться, пообщаться, и довольно неуклюже всучил номер своего телефона. Помнится, сказал: «Если что — позвоните…» Могла ведь и не позвонить, но позвонила. (Смеясь.) Вот оно — Фортуна любит смелых!

И мы стали встречаться с Полиной Васильевой, ходили по театрам, по музеям. Только удавалось это очень редко, в выходные, потому что избранница моя училась на вечернем отделении в Российской академии государственной службы и параллельно работала в компьютерной фирме, а я каждый день пропадал на съемочной площадке. Два с половиной года так романились. Наученный горьким опытом, я понимал: для того чтобы нормально жить, нужно иметь собственное жилье. И был нацелен на его приобретение: надоели мне съемные углы. К тому моменту я уже что-то заработал плюс финансовая поддержка мамы с папой, да и Полина сказала, что ее родители смогут помочь. Короче, мы договорились так: я покупаю жилье, и если через год мы не передумаем, то поженимся. В общем, купили квартиру, сделали ремонт и въехали в день свадьбы. Там были голые стены и кровать — все. Даже стулья отсутствовали. Зато все свое. (С улыбкой.) Нет, вру, одна табуретка от старых жильцов осталась.

— Свадьбу шумную играли?


— Нет, две семьи и ближайшие родственники — всего человек пятнадцать собралось. Тогда, после «Азазеля», была волна пристального внимания к моей персоне, а нам не хотелось шумихи.

Мы не только в ЗАГСе зарегистрировались, но и обвенчались. Мы с Полиной оба верующие. Я пришел к вере еще в отрочестве. В 14 лет у меня случилось заболевание, в результате которого я чуть не умер. Перенес тяжелую операцию. Пока болел, в голове прямо пульсировало: если выживу, покрещусь. Выйдя из больницы с огромным шрамом на животе, первое, что сделал, — принял крещение.

А в студенческие годы я пришел в храм уже осознанно. Стал регулярно ходить на службы, причащаться, исповедоваться. Люди правильные рядом оказались. Хорошо, когда встречаются на пути те, благодаря кому начинаешь задумываться обо всем, размышлять. Я искренне верю в Божий промысел, все не просто так: и в семье я счастлив — любимая жена, прекрасные дети, и в профессии все ладится…



— Я считаю и детям об этом говорю: Фортуна любит отчаянных и рисковых. Фото: Андрей Федечко

— Благодаря чему состоялся ваш кинодебют? Кто-то порекомендовал вас?


— Ничего подобного. Это продолжение сказки про провинциального мальчика в кедах, попавшего в Петербург. Окончив третий курс, я стал задумываться: куда идти дальше? Три театра готовы были меня взять: «Молодежка», Театр имени Комиссаржевской и Александринка. Выбрал последний, потому что для меня именно он — бывший Императорский театр — являлся эталоном. Попасть в такое старинное закулисье я считал величайшим даром, благодаря которому познаю мир настоящего театра, с его традициями. Представляете, там работала женщина, которая всю жизнь занималась лишь тем, что крахмалила воротнички и рубашки — в этом заключалась ее высокая миссия.

Но не все сразу пошло гладко. Я внутренне считал себя Гамлетом, Ромео, страшно хотел играть масштабные роли и не понимал, почему мне их не дают. Наконец у меня возникло дикое желание доказать всем, что я — могу! На свои деньги выпустил моноспектакль «Ветеръ» по поэме Блока «Двенадцать» и повести Пушкина «Медный всадник» и предложил его театру. Невероятно, но его взяли в работу — на так называемую Малую сцену.

И вот, поверите ли, именно в день театральной премьеры, когда я был на волне небывалого творческого подъема, мне позвонили и сообщили, что я утвержден на роль Эраста Фандорина в картину «Азазель». Видимо, мое бешеное желание работать, показать себя притянуло ко мне внимание.

Еще когда я учился на втором курсе, в институт из Москвы приехала женщина, руководившая кастинг-агентством, — она снимала молодых артистов для своей картотеки. И несколько лет спустя, во время отбора актеров в «Азазель», она вспомнила обо мне. Меня вызвали на пробы, потом Адабашьян приехал в Петербург — опять проводился кастинг, снова новые примерки костюмов, выбор образа. А у меня в это время «Ветеръ» на выпуске. Махнул на них рукой: «Слушайте, не дергайте меня, оставьте в покое, я занят в театре!» Хотя понимал, что материал классный — абсолютно мой… В общем, когда я узнал, что утвержден на роль, от счастья носился по театру, как угорелый, кричал: «Меня утвердили!»

— Какие воспоминания остались от съемок в вашей первой картине?


— «Азазель» — прививка хорошего кино на всю жизнь. Снимали будто бы театрально, словно играли в некую игру. Режиссер Александр Артемович Адабашьян, оператор Павел Тимофеевич Лебешев — уникумы. Вокруг них вертелось все. Я же до этого никогда не снимался в кино, но никто из них специально меня ничему не учил. То Лебешев тихонько подскажет, куда повернуться, в каком ракурсе я лучше выгляжу. То Адабашьян что-то расскажет, вроде и не по делу — из своей жизни или невесть откуда взявшиеся истории, — и вдруг я начинаю понимать, что делать, как играть. Мне это было близко: так же поступал мой учитель — профессор Юрий Андреевич Васильев, кстати, ставивший мой спектакль «Ветеръ». Он точно таким же образом рассказывал кучу разных сюжетов самого разного толка, и актерский организм на них откликался, выдавал результат.



— «Азазель» — прививка хорошего кино на всю жизнь. Снимали будто бы театрально, словно играли в некую игру. С Мариной Нееловой в фильме «Азазель». Фото: Игорь Гневашев


— Кто еще помогал вам в актерском становлении?


— Был у меня еще один учитель с большой буквы — мне посчастливилось встретиться Виталием Мефодьевичем Соломиным. Знакомство наше произошло сразу же после «Азазеля» — театральные продюсеры отрекомендовали меня Соломину, сказав, что после фильма есть смысл использовать этого актера в антрепризах. А он как раз задумал ставить спектакль «Мышеловка» по Агате Кристи, ставший для него последней режиссерской и актерской работой. А для меня — великим счастьем сотрудничества, общения и постижения тайн актерского мас­терства.

Репетировали в Малом театре, и за это время я пересмотрел весь репертуар, увидел, как работают на сцене братья Соломины — в «Иванове», допустим. Это нечто совершенно потрясающее. На сцене это было колоссальное партнерство, блистали оба.

Режиссерскую манеру Виталия Соломина передать невозможно… Тонкая, остроумная, легкая, с кучей нюансов… То, что я называю театральностью в лучшем смысле этого слова. В процессе постановки у него все было живым, включая вещи, предметы. Кстати, большая часть реквизита являлась его собственной — из дома натаскал. И у нас в спектакле все дышало. Он рассказывал, что во время съемок фильма «Шерлок Холмс и доктор Ватсон» он научился у Рины Зеленой оживлять предметы. Когда она приходила на площадку, непременно трогала каждую вещицу, общалась с ней — и вдруг все пространство оживало, становилось домом. Так и возникает чудо, называемое искусством театра или кино. С тех пор я, когда прихожу на съемки, непременно трогаю все вещи, шепчусь с ними, мы как бы привыкаем друг к другу.

К слову, если «Мышеловка» была первым в моей жизни антрепризным спектаклем, то для замечательной Ларисы Гузеевой он стал ее первой театральной работой. Она киноактриса, в театре никогда не служила, поэтому репетировать с ней было забавно. Например, сидит на сцене, и у нее по роли большая пауза. Пока партнеры рядом играют, она что-то разглядывает в телефоне, пишет, пепси-колу достала из сумки, стала пить. Соломин в ужасе восклицает: «Лариса, что ты творишь?!» А она невозмутимо, абсолютно искренне: «Виталик, так я же сейчас не в кадре». Мы все просто грохнули от смеха. Через несколько лет я напомнил ей этот эпизод. Смеялись…



— Виталий Соломин стал для меня учителем с большой буквы. Спектакль «Мышеловка». Фото: Из личного архива Ильи Носкова

— Илья, вы с братом известные артисты, а ревности между вами никогда не возникало?


— Ну-у-у, не знаю, наверное, было что-то такое. Естественно, каждому хотелось доказать свою «лучшесть». Это сейчас, с высоты возраста, оба понимаем, что мы абсолютно разные — и внешне, и по характеру, поэтому никакой конкуренции между нами быть не может. А поначалу, думаю, проскальзывало. Но все равно, когда у меня получилось заявить о себе, Андрюшка искренне радовался. Так же, как я потом был рад, когда он получил главную роль в сериале «Кто в доме хозяин». Он филигранно сделал свою роль. А вообще по жизни мы с братом очень дружны, и семьи наши не разлей вода — жены, дети, все близки, все друг другу готовы прийти на помощь, поддержать.

— Почему вы покинули сцену театра, службой в котором так гордились?


— Десять лет я отработал в Александринке, но потом стало происходить совсем непонятное. Пришел Валерий Фокин. Посмотрев «Ветеръ», сказал, что будет со мной работать, после чего наступили два года тишины. Наконец мне дается работа — роль Парфена Рогожина в спектакле «Идиот». Фокин говорит: «Все силы — только сюда, никаких съемок!» Сам уезжает где-то что-то ставить и обещает вскоре присоединиться к нам. Мышкина играет его ученик, которому надо разминать материал. Год мы мучаемся, репетируем. А у меня как раз дочка родилась, деньги позарез нужны. Мне звонят с приглашениями от киностудий, но я от всего отказываюсь. Репетирую, все предложения отвергаю, а в итоге год работы коту под хвост: спектакль так и не состоялся. Причем Валерий Владимирович с нами даже не поговорил.

И я ушел из театра. В неизвестность. Пары недель не прошло, как раздается звонок: «Начинает сниматься цикл документальных передач о православии. Поедете рассказчиком?» Одновременно другое предложение — кастинг у Алексея Козлова в фильм «Азиат». Прохожу его и уезжаю на съемки документалки. И вот стою в Праге на мосту, рассказываю о том, как выживали православные во время Второй мировой войны, — вдруг мобильный: «Вас утвердили, съемки в ноябре». И понеслось!

Недавно было несколько очень интересных работ. Фильм Сергея Снежкина «Контрибуция», где я сыграл следователя. Телесериал «Наше счастливое завтра» замечательного петербуржского режиссера Игоря Копылова — история цеховиков, подпольного производства в СССР в годы, когда за предпринимательскую деятельность расстреливали. 



— Жизнь моя складывается так, что ни об одном своем рискованном поступке мне ни разу не пришлось пожалеть. Фото: Андрей Федечко

Жизнь моя складывается так, что ни об одном своем рискованном поступке мне ни разу не пришлось пожалеть. Поэтому я готов повторить тысячу раз: Фортуна любит отчаянных и рисковых.


Илья Носков

Родился: 21 июля 1977 года в г. Новая Каховка (Украинская ССР)

Семья: жена — Полина, специалист по персоналу; дети — Софья (10 лет), Савва (5 лет)

Образование: окончил актерский факультет ЛГИТМиКа

Карьера: актер театра (Александринский театр, Театральное товарищество «Носковы и Компания», Государственный драматический театр на Васильевском, участвует в антрепризах); киноактер («Азазель», «Московская сага», «Женский доктор», «Женские мечты о дальних странах», «Контрибуция» и др.)

Загрузка...