Георгий Мартиросян: «Непросто найти подходящего человека, чтобы создать семью, но я ищу, не отчаиваюсь»

— Я верю в судьбу, в то, что с человеком могут происходить удивительные вещи практически без усилий с его стороны. Я родился в Ростове-на-Дону, а в Москве оказался первый раз лет в 12, проездом. Мы с родителями ехали тогда отдыхать в деревню к моей бабушке во Владимирскую область. На вокзале взяли такси и проехали мимо Красной площади, по Кремлевской набережной, проспекту Калинина. Я смотрел в окно, видел скопище машин и людей и думал: как в таком большом городе можно жить?! Москва, признаться, меня тогда сильно напугала.

Спустя годы, решив учиться на актера, поступил в Ростовское училище искусств. Про Москву не думал, даже мысли не мелькнуло попробовать пройти во ВГИК или «Щуку». И все же судьба сделала кульбит, распорядившись по-своему. Мне было 25, я отслужил в армии, работал в Ростовском ТЮЗе, играл там главные роли и был вполне доволен жизнью. У меня уже была семья — я женился очень рано, на однокурснице Людмиле, у нас рос сын.

Однажды в гостях я познакомился с каскадером Германом Клементьевым — в Ростове шли съемки какой-то картины с его участием. Кстати, это он в «Иронии судьбы…» крутился по льду в «жигулях» Ипполита. Так вот, хорошенько выпив, мы разговорились об актерской профессии: я рассказывал Герке про театр, он мне — про съемки. Неожиданно предложил: «Жор, через пару дней мы заканчиваем снимать, я возвращаюсь в Москву. Поехали вместе? Там же основные киностудии и полно работы». Чистой воды авантюра!

Будь я на тот момент один, может, и не рискнул бы: Москва меня по-прежнему пугала. Но тут замаячила перспектива улучшить условия жизни семьи, и я решил попытать счастья. С одной дорожной сумкой на Геркиных «жигулях» отправился покорять столицу.

Он действительно помог, потащил к знакомым на Студию имени Горького. Пока дошли до производственного комплекса, меня пригласили сразу в три картины! Одна из них — «Иванов катер» — стала дебютной. Следом — «Звезда экрана», где моими партнерами стали потрясающие Михаил Иванович Пуговкин, Вера Кузьминична Васильева, Саша Лазарев… Самое забавное, что изначально режиссер картины Владимир Гориккер предполагал дать мне главную роль. Я успешно прошел пробы, но вдруг свыше спустили приказ в первую очередь снимать штатных актеров киностудии. И так получилось, что вместо меня сыграл Коля Мерзликин, а мне досталась второстепенная роль оператора.

Вот так мне «везет» всю жизнь! Когда Георгий Юнгвальд-Хилькевич задумал снимать «Д’Артаньяна и трех мушкетеров», то роль Портоса предложил мне. Сделали пробы — и обычные, и расширенные, он остался доволен. И вдруг звонит: «Слушай, Жора, а что плохого ты сделал Ждановой?» — «А кто это?» — спрашиваю. Оказалось, что первый зампред Гостелерадио СССР, которая окончательно утверждала актеров, категорически высказалась против моей кандидатуры. Понятия не имею почему. Юнгвальд-Хилькевич еще дважды вызывал меня на пробы, пытался бороться, но чиновница была непреклонна. В эту картину также не прошли Шура Абдулов и Вася Ливанов, их пробовали соответственно на д’Артаньяна и Атоса.

Что там с Васей получилось, не знаю, а против Шурки почему-то была Алиса Бруновна Фрейндлих. Что именно повлияло на ее выбор, осталось загадкой. А Вася Ливанов с тех пор называет меня «мой Портосик».

В «Мушкетерах» я все же снялся — сыграл гвардейца кардинала. Юнг­вальд-Хилькевич таким образом дал мне заработать. Причем платил не как массовке, а по личной ставке — 15 руб­лей за съемочный день. Выходила приличная сумма!

— Правда, что на съемочной площадке творились невообразимые оргии? Слышала, что женщины не давали прохода «мушкетерам»…

— Оргий как таковых не было. Но скрывать не стану, выпивать выпивали и с женщинами общались. Выходим после съемок — Боярский, Старыгин, Смирнитский, Балон и я. Направляемся в ресторан ужинать, а нас уже поджидает стайка девушек: «А можно мы вам компанию составим?» — «Почему нет? Не скучать же одним…» Показываешь: «Вот вы, вы и вы, пойдемте». — «А я?» — «Ладно, и вы тоже». Понятное дело, все молодые, хвост трубой, я такое состояние называю по-армейски: «трусы в скатку и — карасем по стене». (Смеется.)

— Видно, в киношном мире вы быстро нашли свое место, раз приятельствовали с такими именитыми актерами и режиссерами.

— К тому времени, когда начали снимать «Мушкетеров», я уже был узнаваемым актером. Но с кино сложилось не сразу. После первых двух картин, где я сыграл крошечные роли, в работе возникла пауза. Больше ничего не предлагали, жить негде, деньги закончились. И я вернулся в Ростов. Меня пригласили работать на телевидение, пообещали хорошую зарплату и, главное, квартиру (мы с Людой ютились тогда в общежитии). С деньгами не обманули, а вот с квартирой…

Через год, не видя изменений, я понял, что попал в замкнутый круг. Перед мысленным взором пронеслось мое будущее, я представил, как проходит жизнь в ожидании ролей и квартиры, и загрустил. А тут еще с женой начались размолвки. Люда стала выпивать и иной раз не понимала, что творит. Как-то при друзьях устроила скандал, а для меня такие вещи неприемлемы, передо мной будто заслонка упала — я четко понял, что все, это предел, жить с ней не буду.

И вот тут судьба преподнесла подарок — приглашение на съемки дилогии «Пропавшая экспедиция». Вторая попытка покорить Москву оказалась успешнее. Я снял комнату в самом центре, на Петровке, обзавелся многочисленными друзьями-товарищами, которые старались помочь провинциалу. (С улыбкой.) Знаете, люди искусства — в основном душевные и сопереживающие. Во всяком случае, мне повезло — я встречал на своем пути именно таких.

Один из них — Шура Абдулов, с которым нас связывала 34-летняя дружба. Мы познакомились на съемках «Пропавшей экспедиции», ему в то время было всего двадцать с небольшим, мне — на пять лет больше. Шурка делал в кино первые шаги, но в «Ленкоме» был уже восходящей звездой. И по дружбе предложил представить меня Захарову. Нельзя же с улицы постучаться: «Здрасьте, хочу у вас работать». Так по протекции Абдулова я оказался в прославленном театре.

— Ликовали, наверное?

— Ну как вам сказать… К тому моменту я считал себя матерым артистом, в Ростовском ТЮЗе играл главные роли — и Овода, и Бусыгина в «Старшем сыне». Театр хорошо знал и понимал. А тут на четыре года попал в массовку. Марку Анатольевичу необходимо видеть в актере конкретного персонажа. Если этого не происходит, то удел артиста — бегать в массовых сценах. Как-то Захаров собрался ставить пьесу о моряках, не помню ее названия. Выстроил нас в одну линию, посмотрел внимательно: «Георгий Хачатурович, — обратился ко мне, — будьте любезны, сделайте шажочек назад. Очень хорошо. И еще два, чтобы не высовывались. Там и оставайтесь».

При росте 190 см я действительно сильно выделялся. Но дело не в росте, а в том, что я понял: пора уходить. Расстались мы спокойно. До сих пор захожу в «Ленком» с удовольствием, меня помнят, тепло встречают.

— Актерское самолюбие было сильно задето?

— Знаете, нет. К тому времени я снимался в нескольких картинах в год: «Конец императора тайги», «Пираты XX века», «Похищение «Савойи», «Эскадрон гусар летучих»… Пусть играл не главные роли, но готовил их на чистом сливочном масле, а не на маргарине, выкладывался по максимуму. Поэтому зритель меня и запомнил. Я амбициозен, но не до такой степени, чтобы упираться и отказываться от того, что предлагали.

— Не могу не спросить вас о съемках «Пиратов XX века». И сегодня этот фильм смотрят с интересом. Почему, как вы считаете?

— Успех фильма совершенно непрогнозируем. Мы понимали, что участвуем в чем-то необычном — экшен снимался в истории советского кино впервые. Но то, что фильм вызовет такой ажиотаж, предположить не могли. Когда мы с Еременко приезжали на творческие встречи, в зале всегда находились люди, посмотревшие «Пиратов…» раз 25! Это нас поражало. Картину снимали в волшебных местах — в Ялте, Мариуполе и Судаке. Было весело. После съемок всегда ехали большой компанией в Судак — в кафешку при заводе шампанских вин. Продавщицы оставляли нам несколько бутылок коллекционного шампанского под видом некондиции. Порвалась этикетка — и бутылку уценивали до смешных двух рублей. Мы садились в тени под зонтиком и в страшную жарищу пили ледяное шампанское. Эх, молодость…

— Вы упомянули о многолетней дружбе с Абдуловым. Каким Александр Гаврилович был человеком?

— Бывали такие периоды, когда на двоих у нас был один рубль и мы делили его поровну. Наша дружба началась еще тогда, когда ни меня, ни его вообще никто не знал. Отношения были душевными и доверительными, и редкое дело — в глаза друг другу мы говорили правду. Хотя иногда это приводило к тяжелым последствиям. Скажем, когда Шура познакомился с Ирой Алферовой и собрался жениться, я высказался резко против. И он за это на меня жутко разозлился. Но я видел, что она ему не подходит. Он эмоциональный, подвижный, обожающий друзей и компании, а она — полная противоположность. Но моих увещеваний он слушать не желал. Когда они поженились, Ира запретила Саше приглашать друзей в дом, ей никто из нас не нравился, приходилось встречаться на стороне. Гостеприимному и хлебосольному Саше это было трудно принять.

После моего ухода из «Ленкома» наша с ним связь на несколько лет ослабла. Сашка тогда тянулся к Янковскому, Збруеву, Караченцову, а я не люблю навязываться. Но прошло время, он сам объявился, и мы встретились так, будто вчера расстались. Саша уже был нарасхват, много снимался. И очень спешил жить… Хотел успеть все и не успевал ничего, в итоге сам себя сжигал. Сколько раз я пытался его остановить, просил замедлить бег, бросить курить, меньше выпивать, застолья в последние годы были у него чуть не каждый день. Как ни позвоню, звучало приглашение заехать, выпить.

Как-то я сказал ему открыто: «Шура, ты наплевательски относишься к себе, к здоровью, к жизни, но, поверь, однажды наступит момент, когда тебе жутко не захочется умирать». Он жил так, будто впереди вечность. Однажды на гастролях в Китае попал на прием к местному профессору медицины. Зашел ради любопытства. И услышал, что онкология либо уже началась, либо на подходе, что следует резко изменить образ жизни. Но он не придал значения прогнозу. Болезнь скрутила его очень быстро. Почувствовал себя плохо, решил, что язва. Медики предположили прободение. Сделали операцию, оказалось — рак. А эта болезнь не любит света, пошло резкое ухудшение состояния. Сашка боролся, ездил и по врачам, и по шаманам, искал спасения.

Последний раз мы встретились 31 декабря 2007 года. Я заехал к нему в больницу поздравить с Новым годом. Он лежал в кровати сильно похудевший, немощный, только глаза еще были живыми. О чем говорили? Да практически ни о чем. Он все понимал, подбадривать не имело смысла. Прощаясь, я сказал: «Шурчик, я тебя люблю, будь молодцом». А он в ответ: «Постараюсь…»

Знаю, что вечером он съездил к маме во Внуково, поздравил ее с Новым годом и вернулся в больницу. А рано утром 3 января проснулся, сел в кровати, попросил чаю… Жена Юля приготовила, принесла, а он вдруг обмяк…

Сашкину маму, Людмилу Александровну, я одно время навещал, но потом она уехала в Иваново, живет там с невесткой, вдовой другого ее сына, Роберта.



— Единственная родная дочь Абдулова — Женя — родилась меньше чем за год до его ухода…

— Ради нее он и хотел жить, но не получилось. Кстати, Женя не единственный его ребенок. У Саши есть взрослый внебрачный сын. По моим предположениям, ему сейчас лет сорок. С его мамой у Шурки случился роман в ранней молодости, в пору студенчества. Девочка забеременела, родила, по всей вероятности, они сразу расстались, подробностей не знаю. Но через несколько лет она Шуре позвонила, сказала, что у нее появился мужчина и у него отношения с сыном не складываются. Попросила поговорить с ребенком, заявить, что он его родной отец. Знаю, что Сашка ездил к ним. Он мне так потом рассказывал: «Представляешь, навстречу мне бежал маленький Абдульчик, абсолютная моя копия». Может быть, это выглядит некрасиво, но Саша испугался ответственности. Я пытался его переубедить, говорил: «Шура, ты балбес! Это же твоя кровь, твое продолжение».

— Хорошо вам говорить, у вас, наверное, нет внебрачных детей?

— Действительно, нет. Я всегда женщин спрашивал про это. (Смеется.) Детей у меня двое, обоими я много занимался и считаю, что для мужчины продолжение рода очень важно.

Когда моему сыну Диме исполнилось 12 лет, я забрал его от матери и перевез в Москву. Люда тогда вышла замуж, переехала во Львов, и я посчитал, что со мной в Москве парню будет лучше. Не скажу, что я с ним был не разлей вода, но старался как мог. Хотя было непросто. Через некоторое время женился на Тане Васильевой, а у нее тоже был сын, потом родилась Лиза. Чтобы Тане не было трудно с тремя детьми, я переселил Диму к моим друзьям — Вахтангу и Иде, его крестным.

— С Татьяной Васильевой вы работали вместе в Театре сатиры. У вас случился служебный роман?

— Можно и так сказать. Меня пригласили в Театр сатиры в 1980 году на роль в скандальном по тем временам спектакле «Гнездо глухаря». В нем были заняты Папанов, его жена Надежда Юрьевна Каратаева, Наташа Селезнева, Юра Васильев и Таня Васильева. Вот она и встречала меня на крыльце театра, чтобы представить Плучеку.

Не скажу, что любовь поразила нас с первого взгляда, но и не с десятого. Мы играли супругов, и практически сразу, как только начались репетиции, посыпались искры. Таня очень талантлива. В то время она была замужем, так что события развивались постепенно. Но через три года она все же развелась с мужем, и уже через неделю после этого я на ней женился.

Вышло это случайно. Отметить Танин развод мы отправились в Пицунду. Приезжаем в гостиницу, а барышня на стойке регистрации уперлась и не желает заселять нас в один номер: «Вы не расписаны! Не положено!» Все вокруг: ой, трам-барарам, артисты! А наша дамочка непреклонна, протягивает ключи от разных номеров, где уже кто-то жил. Поднимаемся к Тане, открываем дверь и первое, что видим, — огромного размера женские панталоны, сохнущие на веревке посреди комнаты. Мы так смеялись! Ночевать порознь нам не хотелось, и я решил срочно решить вопрос с регистрацией брака. Но как? Пошли с Таней на пляж, сидим, на волны смотрим. Тут к нам подходит какой-то абхазец. «Здрасьте». — «Здрасьте». — «Я Юра, повар в гостинице. Что-то вы грустные. Какие-то проблемы?» Спрашиваю: «Можно где-нибудь расписаться прямо сегодня?» — «Ну вообще тут все строго, но можно поехать в горы, в деревню, и расписаться в поселковом совете», — отвечает.

Так мы и сделали. Приезжаем в деревню, их местная управа закрыта, на двери замок. Юра спрашивает у ­людей: «Где председатель?» — «На похоронах».

Поехали на кладбище. Народ нас узнал, председатель сказал: «Пожалуйста, сейчас распишем таких знатных гостей». Повез нас в контору, долго рылся в огромном сундуке, а потом огорченно сообщил, что бланки свидетельств закончились. Я говорю: ничего, нам и печатей в паспортах хватит. Запись выглядела так: «Зарегистрирован брак 13 июля 1983 года. Абхазская АССР, Гудаутский район, село Отхара». В это время в деревне отмечали праздник урожая, везде столы накрыты: здесь барашка зарезали, там козленка, тут мамалыга, и повсюду бочки с вином. Как мы гуляли! Сколько выпили! Когда я вытащил полароид и начал всех снимать, народ чуть с ума не сошел: «Вай ме, вай ме, что это?! Цветные фотокарточки сами из коробочки вылезают!»

— Вы хотя бы по случаю нарядно приоделись?

— Да спонтанно же все вышло. На мне были белые брюки и тенниска, а на Тане белая юбка, сшитая по моде тех лет, из простыни.

— Вы прожили вместе почти 20 лет и все же расстались. Почему? Неужели творческим людям невозможно ужиться вместе?

— Этот вопрос надо адресовать ­Татьяне Григорьевне. Я до сих пор не понял, почему мы развелись. Знаю точно, что никого лучше меня у нее не было. Говорю откровенно: к профессии я ее никогда не ревновал и одеяло на себя не тянул. Наоборот, создавал все условия для творчества: «Танечка, пожалуйста, ваш выход». Старался расчистить дорогу, чтобы ничто не мешало артистке. Лиза по полгода жила в Ростове у моей мамы, чтобы Таня спокойно занималась карьерой. Когда ребенок пошел в школу, то на занятия ее возил я — каждое утро, класса до восьмого. От быта Таню отстранил полностью. Никогда такого не было, чтобы я лежал на диване у телевизора, а она крутилась на кухне. Даже во времена дефицита дом был полная чаша, Тане не приходилось думать, чем бы накормить детей. У меня был товарищ в Елисеевском магазине, заведующий мясным отделом, так он по дружбе снабжал нас и мясом, и рыбой, и всем, чем нужно.

Но я не жалею о том, что с нами случилось, и на Таню никогда зла не держал. Мы остались в хороших отношениях, в гости друг к другу не ходим, но общаемся спокойно и даже вместе играем на сцене и в кино. Вот на канале Домашний скоро выходит продолжение сериала «Сватьи», который давно полюбился зрителям.

Я жалею об одном: создав новую семью, я оторвался от своего сына. Больше времени уделял не ему, а Тане и Лизе. В этом я виноват перед Димой, но нужно было выбирать.

— Чем занимаются ваши дети?

— Диме уже 45 лет, три года назад он женился, разъехался со мной, у него собственный небольшой бизнес. Лиза выбрала тележурналистику, окончила РГГУ, работала на канале Культура редактором. Честно говоря, я надеялся, что она продолжит актерскую династию, советовал ей поступить в театральный. Но у нее непростой характер, вся в меня! В советах не нуждается, сразу встает на дыбы, говорит: «Папа, ты не понимаешь». Отвечаю ей: «Я все понимаю, девочка, я жизнь прожил, и от моего совета хуже не будет, ты просто послушай и поступи как хочешь». Но я детьми своими доволен. Они хорошие, добрые, отзывчивые люди. Это самое главное.

Как-то Лиза мне сказала, что артистка из нее все равно не вышла бы, уж слишком сильно она переживает временные неудачи. Сейчас дочь занимается воспитанием сына Адама (ударение на первом слоге). Я его называю Адамсоном, а он меня — дедом! Таню он зовет по имени, никаких бабушек. Хотите покажу фото? (С нежностью смотрит на снимок в телефоне.) Чудесный, солнечный ребенок! Видимся с ним через день или каждый день — когда бывает возможность, заезжаю его проведать.

— Красивый мальчик! Георгий, а зятем вы довольны? Или считаете, что Лиза поторопилась?

— Да что вы! Зять — умный, образованный парень, мне он очень нравится, они с Лизой прекрасная пара. Имам родился в Дагестане, но в нем намешано много кровей — и арабская, и турецкая…

Причем вышло так, что я сам же ребят и познакомил. Как-то по приглашению своего друга, губернатора Астраханской области, полетел в Астрахань и прихватил с собой Лизку. Нас поселили в гостинице, где Имам работал генеральным менеджером. Он, как увидел мою дочь, впал в ступор. Она действительно красивая девушка, рост 182 см…



— После вашего с Татьяной развода прошло много лет. Почему вы не женились еще раз? Или одному комфортнее?

— Я в поиске. (С улыбкой.) Знаете, мужчины плохо переносят одиночество. Когда рядом нет близкого человека, это ужасно. Но и найти его непросто. Понять, твой человек или нет, можно лишь эмпирическим путем. Пожить вместе, притереться друг к другу. Непросто найти подходящего человека, но я ищу, не отчаиваюсь. (Смеется.)

— Что же современные женщины делают не так? Почему вокруг так много одиноких?!

— Может, они все делают как надо. Не знаю. Но вижу, что женщины стали чересчур практичными, разговоры сразу начинаются по делу, предметно. «А на чем вы ездите? А где живете? Часы какие? Ага, понятно». Думаю, это проблема больших городов, где огромный выбор партнеров, вот женщины и мечутся в поисках мужчины, соответствующего ее высоким стандартам. А мужикам это не нравится, и они становятся все слабее и инфантильнее.





— Глядя на новое поколение актеров, не думаете о том, что рано родились? Ведь сегодня куда больше возможностей, чем 40 лет назад.

— Нет, ни о чем не нужно жалеть. В профессии я сделал что мог, но судьба, везение, рок играют здесь главные партии. Что касается семьи, то тоже жалеть не о чем. Еще не поздно помочь себе в этом вопросе. Хотя время быстротечно. Хочется увидеть Адама взрослым и подольше поиграть в кино. Дай Бог, чтобы позволили и силы, и здоровье.

---

Георгий Мартиросян

Родился: 31 января 1948 года в Ростове-на-Дону

Семья: сын — Дмитрий (45 лет), бизнесмен;  дочь — Елизавета (28 лет), журналист; внук — Адам (3 года)



Образование: окончил Ростовское училище искусств



Карьера: работал в Ростовском театре драмы им. Горького, Ростовском ТЮЗе, Театре им. Ленинского комсомола, Московском театре сатиры, Театре им. Маяковского. С 1998 года играет в театре «Школа современной пьесы». Снялся в фильмах и сериалах: «Пропавшая экспедиция», «Золотая речка», «Конец императора тайги», «Пираты XX века», «Похищение «Савойи», «Колье Шарлотты», трилогии «Любить по-русски», «Сватьи» и др.