Онлайн-журнал о шоу-бизнесе России, новости звезд, кино и телевидения

Евгений Леонов-Гладышев: «Дядя Слава Тихонов сделал мне, мальчишке, шикарный подарок»

0

«На съемках Высоцкий вдруг говорит: «Жека, погоди, сейчас смена
закончится, поедем ко мне на Большую Грузинскую, поужинаем». Я смутился:
«Неудобно как-то». Но после съемки усаживает меня в свой «мерседес»
и везет домой…» — вспоминает Евгений Леонов-Гладышев. В юбилейный
для артиста год наши корреспонденты побеседовали с ним в его питерской
квартире.

— Евгений Борисович, в вашем творческом багаже огромное количество киноролей, многие из них — главные, блестяще исполненные, но вот парадокс: подавляющее большинство людей прежде всего вспоминают вас в крошечном эпизоде фильма Станислава Говорухина «Место встречи изменить нельзя».


— Так и есть, можно сказать, оперативник Вася Векшин (реальный, кстати, персонаж) — это моя визитная карточка. И если в первоначальном варианте сцен с моим героем было побольше, то в окончательном осталось всего три минуты экранного времени: в первой же серии бандиты закалывают его на скамейке заточкой под ребра… Между прочим, сначала я пробовался на роль Шарапова, но меня не утвердили. Потому что кто я был? (С улыбкой.) Никто. Хотя на самом деле к тому времени имел уже за плечами полтора десятка фильмов, а к моменту проб заканчивал сниматься в главной роли в боевике «Забудьте слово «смерть». Но Володя Конкин тогда уже Павку Корчагина сыграл…

Мне безумно хотелось играть в этом фильме. Так совпало, что часть проб проходила на Одесской киностудии, где я тогда снимался, и меня позвали. Приехав, я молился про себя: «Господи, утвердите ради Бога!» И даже когда вместо одной из главных ролей получил эпизодическую, все равно был счастлив. По поразительному стечению обстоятельств именно этот, «мой», эпизод как режиссер снимал Высоцкий, потому что Говорухин уехал по каким-то важным делам. Владимир Семенович ни капельки не давил, наоборот, давал полную свободу, говорил: «Женя, ты можешь прислушиваться к моему мнению, можешь нет…» Разумеется, я ловил каждое слово: его авторитет для меня был непререкаем. Это он придумал характерные штрихи к образу моего героя. Допустим, предложил сделать татуировку на руке, поскольку по роману Вася Векшин отсидел в колонии. Все стали сочинять, что должно быть наколото, ну там: «Не забуду мать родную!», «За Родину, за Сталина!» А он вдруг сказал: «Нет, не то. Надо написать просто женское имя — в этом будет прочитываться что-то из биографии». Опять посыпались варианты: Зина, Катя, Вера… А он четко произнес одно: «Лёля». Точное попадание! Имя и смыслово какое-то очень характерное, и в послевоенные годы было невероятно популярным. Также именно Владимир Семенович порекомендовал мне повязать белый шарф — кашне морских офицеров, в котором любила в то время щеголять приблатненная шпана. Вроде мелочь, деталька, но получилась она яркой, знаковой.

— Вне съемок вы общались?


— Совсем немного. Но я чувствовал, что относился он ко мне по-доброму. Однажды на площадке вдруг говорит: «Жека, ты наверняка голодный. Суточные — три копейки, в гостинице нормально не пожрать, а дома в Питере ты еще нескоро будешь. Погоди, сейчас смена закончится, и поедем ко мне на Большую Грузинскую, поужинаем. Я смутился: «Неудобно как-то». Но он после съемки усаживает меня в свой «мерседес» и везет домой. Съемочная группа обалдела… Приезжаем. Владимир Семенович достал из холодильника селедочку, картошку, продукты разные, бутерброды какие-то настругал… А я в себя прийти не могу. «Господи, — думаю, — я в квартире Высоцкого! Перед талантом которого преклоняюсь, песни знаю наизусть!» В общем, посидели, поели, поговорили о чем-то незначительном. А когда я собрался уезжать, он еще дал мне денег на оплату такси…

Только спустя многие годы я узнал об истории с наркотиками, алкоголем в жизни Высоцкого, но, клянусь, мое небольшое общение с ним не позволяло даже отдаленно подумать о таком. Я восхищался профессионализмом Владимира Семеновича. Всегда филигранно готов к съемке. Другие артисты коротенькие тексты выучить не могли, а он огромные монологи наизусть шпарил — Говорухин снимал их одним куском. И он был очень красив — настоящей мужской красотой. Всегда опрятный, чисто выбритый, подтянутый, распространяющий аромат изысканного парфюма, в стильных рубашках, джемперах, джинсах и с неизменными­ сигаретами Marlboro — жутко дорогими тогда, дефицитными…

О-о-о, кстати, на эту тему. Съемки фильма «Фронт без флангов». У меня день рождения. Значит, я накрываю «поляну» и зову всех отметить. Вячеслава Васильевича Тихонова персонально позвал: «Дядь Слав, вы обязательно приходите». Между прочим, у дяди Славы на руке татуировка была: «Нонна». ­Мордюкова, значит. Он замазывал ее во время съемок… Короче, он пришел и вручил мне целый блок Marlboro. Шикарнейший подарок! Я прямо ахнул: «Ну неудобно же, это слишком роскошно». — «Женечка, перестань…» Вообще яркая личность — и человек во всем какой-то очень значительный, и артист гениальный.



— Именно «мой» эпизод в фильме «Место встречи изменить нельзя» как режиссер снимал Высоцкий, потому что Говорухин уехал по делам. С Андреем Градовым и Владимиром Высоцким (1979)

— Евгений, а по какой причине у вас двойная фамилия?


— Сначала была одинарная, как в паспорте записано, — Леонов. Но когда я стал активно сниматься, возникали недоразумения: есть же великий, всеми любимый артист Евгений Леонов, и вдруг еще один объявился. Как в титрах-то писать? Многие вообще считали меня сыном Евгения Павловича. Вот я и решил во избежание дальнейшей путаницы к отцовской фамилии добавить девичью мамы.

— Родители как-то были связаны с кинематографом?


— (С улыбкой.) Только в качестве зрителей. Отец занимался очень серьезным делом: работал в «почтовом ящике», они там МиГи делали, электронику. Когда их рассекретили, я приезжал к ним с концертом. Отец был так счастлив, всем говорил: «Это же мой сын!» А во время войны папа был военным летчиком, бомбил Берлин. «Хроника пикирующего бомбардировщика» — фильм про таких людей, как он. После Победы отец прилетел в Гатчину, где познакомился с мамой — она работала официанткой в столовой. Закрутилась большая любовь.

Поженились, перебрались в Литву, где родился и я, и мой младший брат Андрюша (впоследствии он стал директором-распорядителем Мариинского театра). Жили в Вильнюсе, в квартире, предоставленной моей бабушке НКВД. Папина мама, Клавдия Семеновна Леонова, работала в «Смерше» в Литве, четыре ордена имела, среди них — орден Ленина. В 1957 году папу перевели работать в Ленинград, в институт приборостроения. Короче, из огромной, шикарной квартиры с белыми голландскими печками мы переехали в 18-метровую комнату в питерскую коммуналку.

Потом родители разошлись, отец женился на красавице стюардессе, с которой познакомился в самолете. Многие годы он продолжал жить с новой женой, Галей, в нашей же коммуналке, только в соседней комнате, через стенку от нас. А маме платил алименты, по тем временам совсем неплохие — 56 рублей. Но эта совместная жизнь двух семей была каторгой. Печка стояла в нашей части, а ее задник — у отца. Картинка в памяти такая: мама дверцу открыла и слушает, о чем они там с женой говорят, а мне рукой машет, мол, тихо ты.

Совершенно поразительная и захватывающая история связана у меня с маминым отцом. Про своего дедушку я знал от матери следующее: когда во время войны в Гатчину пришли немцы, он вышел из дома и пропал… С этой информацией я и жил.

И вот однажды, я тогда учился на третьем курсе ЛГИТМиКа, мамина подруга тетя Зина, с которой они вместе работали на радиоламповом заводе «Светлана», приносит ей вырезку из газеты «Ленинградская правда», где опубликовано такое объявление: «Дмитрий Гладышев разыскивает свою дочь, урожденную Людмилу Гладышеву.

Просьба позвонить по такому-то телефону». Спрашиваю: «Мам, а вдруг это отец твой?» — «Ой, — говорит, — не суйся в это, иначе тебе все перекроют, «заслуженного артиста» никогда не дадут. И не вздумай звонить!» Я тут же, из коммуналки, набрал указанный номер. Откликается мужчина. Договорились встретиться. Встречаемся. Вижу, стоит здоровый мужчина, спрашивает: «Вы знаете этого человека?» — и показывает фотографию. «Да, — говорю, — это мой дед. А где он, умер?» — «Нет, — отвечает, — жив. Живет в ФРГ. Женат на моей маме. Они вместе были в лагере, и их освободили американцы…»



С Еленой Кореневой в эпической драме Андрея Кончаловского «Сибириада» (1978). Фото: Fotodom

Потом мама поехала к нему, в ФРГ. Вернулась с длинной норковой шубой — отец ей подарил. Она не знала, что с этой роскошью делать: «Ну и куда я в ней пойду — на завод, что ли?! Что люди скажут? Проститутка — больше ничего!» Я успокаивал: «Мама, не комплексуй!»

Через некоторое время и я наконец получил разрешение на выезд в Германию. Отправился в Кобленц, где живет дед с семьей, — это в 60 км от Кельна. К поезду буквально врывается красный Porsche, из него выбегает девушка — юбка-мини, высоченные ботфорты — и с немецким грассированием кричит мне: «Здр-р-авствуй, Женечка!» Оказывается, это Света, моя сводная сестра, старше меня года на два.

Привозит она меня к огроменной вилле. Вхожу, в центре залы сидит дед. Достаю гостинцы. Я его по телефону спрашивал, что привезти, и он сказал: «Привези, внучок, вяленых лещей». А я еще купил два расписных электрических самовара и командирские часы. Он, как увидел, заплакал. Давай меня обнимать, целовать. А я с ним поначалу жестко говорил: хотел понять, как он там оказался. Вдруг он бендеровец, предатель? Но разобрались, все нормально.

Американцы, когда освободили пленных, давали возможность выбора: «Решай, поедешь домой или останешься». Дед сказал: «Не поеду, меня там точно поставят к стенке». И остался. Сначала по поездам ходил с аккордеоном — на что-то выменял его, а вскорости ухитрился открыть маленькое ателье по ремонту часов, очков. Постепенно дело стало разрастаться, количество мастерских увеличивалось. Потом занялся моторами для автомобилей. Дальше открыл сеть ресторанов. Я когда в кабинет его вошел, прямо рухнул. На стене висела огромная афиша: «Русские песни. Митяй-москвич!» Спрашиваю: «А почему «москвич», ты же из-под Ленинграда?» Он говорит: «Так лучше звучит». А Люба и Света, дедовы дочери, танцевали в кабаре его ресторана.

В общем, дед мой был человек небедный. Обед в доме накрывала служанка, подносила ему сто грамм водки в золоченой рюмке… Он меня все спрашивал: «Внучок, ты скажи, что надо-то вам с мамой, дочкой моей, не стесняйся». А я и не стеснялся, молодой был, наглый. Говорю: «Дедушка, да все надо. Мы живем в коммунальной квартире, от зарплаты до зарплаты еле дотягиваем…» Короче, когда я возвращался домой, моя поклажа занимала 12 мест. Два телевизора вез, несколько шуб, пальто кожаное отцу, хотя родители уже не жили вместе…

До 86 лет дед прожил. Когда умер, я заяву подал, чтобы меня выпустили на похороны, но получил отказ. Потом уже приезжал. Сестры отвезли на кладбище. Смотрю: вокруг готические немецкие кресты и среди них один русский, православный. «Правильно сделали, девчонки», — сказал я им.

— Стало быть, в профессию вы пришли не по тропинке, проложенной предками. Но тогда каким же образом попали на киноэкран?


— После того как родители развелись, Андрюша был отправлен мамой в круглосуточный садик в Репино, а я, 10-летний, отдан в интернат — практически в детский дом, поскольку там учились ребята-сироты. Хотя условия жизни в интернате были жесткими, но для меня там существовала одна замечательная отдушина: драматический кружок. В 12 лет я играл в чеховском «Юбилее» банкира Шипучина. Зал ревел: «Женька, давай, жги!» И вот это запало в меня, как наркотик. Получив аттестат, отправился поступать в ЛГИТМиК, хотя в возможность своего зачисления не верил ни капельки. И когда в вывешенном списке среди 25 фамилий не увидел своей, даже не огорчился. Собрался было уходить, но вдруг вышла женщина и что-то дописала карандашом. Из любопытства заглянул, а там последней строчкой добавлено: «Евгений Леонов».



С Юрием Кузнецовым во время работы над сериалом «Улицы разбитых фонарей 12». Фото: Persona Stars


— Водоворот учебы и новых студенческих впечатлений оставлял время на личную жизнь?


— А как же без этого! Я молодой-то ураганный был. Более того, я и женился без отрыва от обучения, на третьем курсе. Жена — первая красавица в театральном институте. (Со смехом.) Когда она вышла замуж за меня, Михаил Сергеевич Боярский был немало удивлен и даже расстроился, потому что он за ней ухаживал. Люда родом из деревни. Лицо чистое, прямо скульптурное, вообще никогда не красилась. Статная, выше меня ростом, грудь пышная, а талия тонюсенькая. Жаль, актерская судьба у нее не сложилась: сыграла в паре эпизодов в картинах, где я снимался, и все. Работала в Библиотеке имени Салтыкова-Щедрина.

Мы с Людочкой прожили замечательную жизнь. Начинали с коммуналок, потом доросли до двухэтажной квартиры: две ванные, два туалета, выходишь на балкон — внизу «Аврора».

Кто только не бывал в этой квартире: Володя Ивашов, Леша Серебряков, Боря Тока­рев, Павел Чухрай, друг Саша Панкратов-Черный, разумеется, он мне вообще как брат… Богдан Ступка несколько раз жил, когда в Питер приезжал. Он потрясающий. Я его обожал — с момента, когда познакомились на съемках картины «Забудьте слово «смерть». В молодости я много снимался на Украине. Кстати, на тех же съемках мы очень сдружились с Константином Петровичем Степанковым, мужем Ады Николаевны Роговцевой,­­ ­которая была его студенткой. Часто гостил у них дома. «Ну чего ты там сидишь в гостинице, — звали, — приезжай к нам». А у них на кухне потрясающий буфет. Дверцы открываются, а та-а-ам! Наливки-настойки всех цветов радуги: черные, зеленые, коричневые, красные… Сказка прямо. «Что будешь? — спрашивают. — На бруньках или на грецких орехах, на перепоночках, клюквенную или смородинную? Давай выбирай быстрее!» Я говорю: «Да мне уже пора: завтра же съемки, на лошади весь день надо скакать». — «Ой, да ладно, отменим все!» — хохочет Костя Петрович, народный артист Советского Союза. Чудо-человек был.

— Отцовство у вас получилось столь же ранним, как брак?


— Вот тут нет. Мы с Людой жили восемь лет, а ребенка не было. Ну, не получалось, и все тут. А хотелось, женились-то ведь по любви. Я уже начал комплексовать… И вот звонит мне Саша Панкратов-Черный: «Леонов, тебя утвердили на главную роль в фильме «Взрослый сын», съемки в Феодосии, три месяца». Он режиссер картины. Я говорю: «Саня, а можно я Людмилу возьму?» Это сейчас запросто: артист снимается — жена с ним едет. А тогда мы стеснялись, не принято было. «Ладно, Жека, нет вопросов, с Петровной мы с голоду не помрем». Он мою жену Петровной называл… Через некоторое время Люду вдруг начало тошнить. Мы с Сашей переполошились: решили, что она отравилась, засуетились в поисках наиболее эффективного лечения. А оказалось, Людочка в положении. (Смеясь.) Море, свежие фрукты и ягоды свое дело сделали…

Родился Артемка в 1979 году, в один год с сыном Борислава Брондукова, с которым мы в это время снимались у великолепного чилийского режиссера Себастьяна Аларкона в картине «Падение кондора». В общем, и у меня, и у Брундучка по сыну образовалось. Накрывали «поляну» съемочной группе вместе, 80 человек гуляло… Боря вообще любил угощать народ. Примус с собой из Киева возил. Обзвонит, кто поблизости: «Значит, я сделал борщ на всех, приглашаю». И мы все подтягиваемся к нему. У него в мосфильмовской гостинице был номер с верандой. Рассаживаемся: Буба Кикабидзе, Евгений Дога, Бадурик Цуладзе — толстяк, во всех грузинских фильмах играет… Здорово было.

Боря, между прочим, не имел актерского образования, он окончил строительный техникум. И в фильме «Премия» оказалось точное попадание в образ, он же играл прораба. Потрясающий человек был. Однажды, когда я снимался в Киеве, пригласил меня к себе домой. Спрашиваю: «Катя будет?» — «Да». Ну, я розы, торт притащил. Екатерина — актриса, но снималась мало, все за Боречкой своим ухаживала. Сели за стол. Вдруг слышу какие-то странные хлопки. Я удивился: «Борь, что это такое?» — «Да это мама», — говорит. Оказывается, речь идет о его теще. Захожу в комнату, сидит бабушка за старинным ткацким станком — ткет. Боря: «Мама, ко мне друг пришел. Ну что вы там стучите? Идите к нам!» Она, не отрываясь от своего занятия: «Ну ладно, наливай!..»

Короче говоря, съемки «Кондора» навсегда остались для меня связаны с самым знаковым в жизни событием — рождением сына.



— Саша Панкратов-Черный мне вообще как брат. Мы много работали вместе. Саня снял меня в своей картине «Взрослый сын». 1980-е. Фото: Из личного архива Евгения Леонова-Гладышева

— И наступила семейная идиллия?


— На некоторое время. Однако с годами отношения с мамой Артемки постепенно изживали себя, стали давать трещину. Семейная лодка все больше кренилась и наконец, после 23 лет общей жизни, окончательно перевернулась. Мы с Людой разошлись… А когда Темке было 14 лет, Людочки не стало — рак горла. Я все организовал по лечению, но потом уехал за границу, и… Люда скончалась практически на руках у сына.

Бывшую тещу я встречал у поезда на машине. Она еще не знала, что произошло, думала, что дочка в больнице. «Женька, сынок, Людка моя где? Ты скажи, где моя доча?» — все спрашивала. Я сначала пытался говорить что-то отвлеченное, а потом сказал как есть. (После паузы.) Ребята, я таких русских женщин только в фильмах видел. Она словно окаменела, ни слезинки не проронила. Так, молча, без слез, и проводила дочку в последний путь… Я был поражен.

— Сын какую сферу деятельности выбрал?


— Темка окончил наш «Кулёк» — Институт культуры то есть — и занялся бизнесом. Возглавил неплохую туристическую фирму, я всех актеров направлял туда. Но недавно, когда турбизнес в стране рухнул, сыну ­пришлось свою компанию закрыть. Теперь пробует организовывать разные мероприятия. Вообще он парень отличный. Недавно женился. Катенька славная, очень милая девочка, на 9 лет младше Артема — по-моему, разница в возрасте хорошая. Юрист она, из города Кировска — 1200 верст от нас. Сыграли свадьбу. Внуков пока, к сожалению, нет.

— А вы ушли от мамы Артема к другой женщине?


— Да, но когда наши отношения с Людой были на излете и внутренне мы уже не были привязаны друг к другу… С Татьяной Викторовной Ходорченко у нас получился так называемый служебный роман. Очень много лет я являюсь председателем Гильдии киноактеров Санкт-Петербурга, народ избрал. Осуществляем социальную, финансовую и юридическую защиту актеров, оказавшихся в сложном положении. Это неоплачиваемая работа, абсолютно благотворительная и, честно говоря, довольно проблематичная. Во-первых, постоянные хлопоты за других: обтаптываешь пороги чиновничьих кабинетов, что-то для кого-то выбиваешь, выпрашиваешь. Бывало, я взрывался: «Ребят, у меня все-таки и своя жизнь есть!» А во-вторых, из-за этой должности меня практически перестали снимать. Почему? Да очень просто. «На фига нам Леонов-Гладышев? Придет и начнет еще качать права за актеров, ну его! Пусть вон Сидоров снимется…» И моя кандидатура — мимо, терял роль за ролью. Такая же, кстати, история была и у моего коллеги Жени Жарикова, царство ему небесное, он сам мне рассказывал. Тем не менее, взвалив на себя этот груз, я продолжаю его тащить по сию пору.

А Танечка по профессии бухгалтер, работала главбухом в организации, спонсировавшей нашу гильдию. Когда ее фирма разорилась и она осталась без работы, я предложил ей стать у нас оргсекретарем. Она согласилась и плавно влилась в наши ряды — со всеми была приветлива, актеры ее полюбили, а мы с ней начали все больше сближаться. Я узнал, что Татьяна в разводе, у нее есть дочка. Когда мы поженились, Катьке было 12 лет, и я поднимал ее. Одевал, обувал, кормил, помогал, ничего не жалел. Какая падчерица?! Катюха — куздрик мой любимый, замечательный. А я для нее навсегда остался «дядя Женя». Катя окончила Вагановскую балетную академию, стала профессиональной балериной, примой Театра оперы и балета в Израиле.

Прожили мы с Таней вместе без малого 18 лет, и в целом все у нас было нормально. Но возникла червоточинка, которая постепенно начала разрастаться. Дело в том, что для меня дружба — понятие круглосуточное. Но жена этого не понимала. И по мышлению, и по профессии она бухгалтер, то есть человек не творческий. Допустим, мне в два часа ночи звонит Саша Панкратов-Черный: «Женька, слушай, я приехал с Дальнего Востока…» Я говорю: «Тань, он сидит в гостинице, денег нет, гонорар не заплатили». Естественно, собираюсь ехать к нему, денег отвезти. Она: «Ты с ума сошел!» — «Это ты с ума сошла, если не понимаешь таких простых вещей». — «Нет, ты мне объясни, куда ты на самом деле поехал?» — «Как куда? К Панкратову». — «Не ври!» В общем, устала она от моих подпрыгиваний. И все у нас пошло-поехало наперекосяк. В итоге я предложил расстаться, что мы и сделали.



— Я молодой-то ураганный был. Женился на третьем курсе. Но после 23 лет общей жизни наша семейная лодка окончательно перевернулась… Сейчас у меня есть гражданская жена — Елена. Вот квартиру купил, к юбилею сделал себе подарок. Фото: Андрей Федечко

— Так теперь вы живете в одиночестве?


— Не совсем. У меня есть гражданская жена — Елена Владимировна Скрипкина, кандидат исторических наук. (С улыбкой.) Вот квартиру купил — к юбилею сделал себе подарок. Сын приехал, похвалил: «Ой, пап, как интересно ты все оформил. Очень уютно». А я ведь весь ремонт сделал сам, собственными руками. Чем очень горжусь.


Евгений Леонов-Гладышев   Евгений Леонов-Гладышев

  Родился: 24 января 1952 года в Вильнюсе (Литовская ССР)

  Семья: сын от первого брака (с актрисой Людмилой Фирсовой) — Артем (38 лет)

  Образование: окончил актерский факультет ЛГИТМиКа

  Карьера: снялся более чем в 80 фильмах и сериалах, среди которых: «Фронт без флангов», «Фронт за линией фронта», «Сибириада», «Место встречи изменить нельзя», «Убойная сила», «Атаман». Режиссер фильмов «Высшая мера», «Честь имею», «Дом Надежды», «Улицы разбитых фонарей 12». Президент Гильдии киноактеров Санкт-Петербурга

Загрузка...