Онлайн-журнал о шоу-бизнесе России, новости звезд, кино и телевидения

Элеонора Николаева: «Николаев так воспитан — считает, мужчине негоже стонать и жаловаться»

0

«Мама, узнав, что я собираюсь за Юру замуж, мягко говоря, не обрадовалась: «Ты что?! Он же актер!» Она понимала: наша жизнь будет сложной. И оказалась права», — о своем 38-летнем браке с известным телеведущим Юрием Николаевым рассказывает его жена.

— Когда я первый раз увидела Юру, со мной будто солнечный удар случился. Он такой красивый был! Ту нашу встречу помню мизансценой: иду из музыкальной школы со скрипкой в руках, вхожу во двор нашего дома, а из подъезда навстречу выходит мой брат Рональд с каким-то незнакомым парнем… Стройный, спортивный, с потрясающе выразительными глазами. Я буквально споткнулась, увидев его. «Здрасьте». — «Здрасьте». И разошлись. Мне всего 14, ему 18. Юра потом спросил у Рончика: «А сколько твоей сестре лет?» И услышал в ответ: «И не мечтай! Она еще совсем ребенок».

Они с моим братом вместе в ГИТИСе учились. Юра только поступи­л на актер­ский, Рональд заканчивал режиссерский, но компания у них была общая, взрослая. Когда наши родители уезжали, к нам, в двухкомнатную московскую хрущевку, набивалось по тридцать человек гостей — актеры, музыканты. И всегда много красивых женщин — 25-30-летних. Смот­рела на них и думала: «Господи, какие старухи!» (Смеется.) Хотя между мной и Юрой разница в годах не аховая, но по зрелости нас будто десятилетия разделяли. Он в то время только при­ехал из Кишинева в Москву, так сказать, вырвался на свободу: родители далеко, а тут творческая атмосфера, богема, женщины… Я же была сущим дитем, домашней девочкой из интеллигентной семьи, все свободное время посвящающей учебе, книгам, музыке.

Папа мой играл на контрабасе в знаменитом оркестре Олега Лундстрема и надеялся, что я пойду по его стопам. Мама — переводчица, благодаря ей с детства прилично знаю английский. Хотя отчета себе не отдавала, но в Юру я, конечно, сразу же влюбилась. Во всяком случае, из головы он у меня не шел, и когда через год брат обмолвился: «Ты знаешь, а Николаев женился», сердце екнуло.

Прошло время, я поступила в Финансово-экономический институт, погрузилась с головой в учебу, стала отличницей. С Юрой мы больше не виделись. Когда спустя пару лет услышала от Рончика новость о том, что Николаев развелся, почему-то стало приятно, хотя человек я не зловредный. (Смеется.) И вот весной 1974 года мы с Юрой случайно встретились, уже не помню, где и по какому поводу, и больше не расставались. Меньше чем через год расписались.

— А как же конфетно-букетный период?

— Ну естественно, до свадьбы мы  просто встречались. Тогда же были совсем другие нравы. Хотя однажды все же обманули мою маму. (Смеясь.) Юра в то время служил в Театре имени Пушкина, я заканчивала институт. Летом он отправился на гастроли в Краснодар, а я с подружками полетела отдыхать в Гурзуф. Мы с Юрой очень скучали друг по другу и постоянно перезванивались. Как-то он предлагает: «А приезжай ко мне, тут так хорошо!» Я в замешательстве иду к подружкам: «Девочки, хочу к нему, но вдруг мама узнает?!» На следующий день купила билет до Краснодара и ворох почтовых открыток с крымскими видами. Каждую аккуратно подписала: «Дорогие мама и папа, у меня все хорошо. Купаемся с девочками с утра до вечера…» Их-то моя ближайшая подруга Люда каждые три дня отправляла из Гурзуфа в Москву.

Через полгода, 5 апреля 1975 года, мы с Юрой расписались. Денег в обрез: у него зарплата 75 рублей, у меня стипендия повышенная — 55. Хорошо, что родители помогали, особенно Юрины, они были достаточно обеспечены. Муж шутил: «Богатый и зажиточный взял замуж бедную интеллигентку». В общем, наших с ним зарплат хватило лишь на обручальные кольца и на портниху. Юрины родители прислали царский подарок: отрезы на костюм и платье. Ему серую шерсть, а мне — голубой кримплен. Страшный дефицит по тем временам! В ЗАГС поехали на троллейбусе. Кто-то из друзей одолжил на шампанское и свадебные фотографии. Нас быстренько расписали, почему-то без Мендельсона и долгих речей, и мы с гостями вернулись домой — в театральное общежитие на проспекте Мира. По пути заскочили в кулинарию, купили котлет по 11 копеек и накрыли стол. Через час новоиспеченный муж уехал на спектакль. Правда, банкет все же устроили: дней через пять собрали друзей в ЦДРИ.

— Значит, ваша с Юрием Александровичем семейная жизнь началась в общаге?

— Совершенно верно. В соседней комнате жили Меньшовы — Володя и Вера Алентова с крошечной Юлькой. Володю тогда совсем не снимали, днем он работал в булочной, а ночами писал сценарии. В другой комнате жил Костя Григорьев — хороший актер, но с тяжелой судьбой и характером. Юра меня пугал, говорил: «Вот кто тебя точно не примет, так это Костя». На второй день Костя уже со мной чаевничал, мы с ним очень подружились. Наверное, потому, что рядом с актерами обычно фривольные девицы крутились, а тут девушка иного плана… Пока они ночами гудели, я писала рефераты и диплом, а Меньшов за стенкой стучал на пишущей машинке. В Юрину компанию меня сразу приняли. Дочь музыканта и сестра режиссера — я считалась своей. Правда, в оркестре Лундстрема таких загулов, как у театральных, не было, но праздники всегда отмечали шумно. Кстати, сам Олег Лундстрем Юру полюбил и звал «наш зять».

— Ваши родители зятя из Молдавии так же радостно приняли в свою семью?

— Папа у меня латыш, человек сдержанный, поэтому никаких особых эмоций не выказывал, открыто против нашего союза не возражал. А мама, мягко говоря, не обрадовалась: «Ты что?! Он же актер!» В том смысле, что профессия предполагает легкомыслие и некую безответственность. Мама, конечно, предвидела, что жизнь будет сложной, и оказалась права.

Я тоже это осознавала, но, признаюсь, трудности меня не пугали: настолько была влюблена.

Уже позже мама с Юрой подружилась и частенько выслушивала жалобы любимого зятя. Вспоминаю смешной случай. Одно время я была одержима идеей «подтолстить» Юру. После обеда усаживала его на диван и просила час не двигаться. Однажды слышу такой разговор: «Ой, Кира Петровна, ваша дочь меня замучила». — «Юрочка, как я тебя понимаю… Ну возвращай ее нам». — «Вас жалко». В нашей с Юрой жизни были моменты, когда я была готова к решительному шагу, но мама, зная, как я люблю мужа, останавливала. Понимала, что без него мне жизни нет.

— Вы имеете в виду те периоды, когда в семейной жизни что-то не ладилось?

— Вы не представляете, какое количество женщин всегда крутилось вокруг моего мужа! «Утренняя почта» появилась в Юриной жизни, когда мы еще не расписались. И с каждым годом его популярность набирала обороты. Иногда охранники в «Останкино» говорили: «Юр, ты через главный подъезд не иди — там девицы ждут». Женщины дежурили и у дома, и даже с вещами к нам приезжали, и телефон обрывали, не стыдясь законной супруги. Я долго училась не обращать на все это внимания. Надо отдать Юре должное: он всегда знал и сейчас помнит, что со мной нельзя перегибать палку. Я умею терпеть, но если что решила — не остановишь. И еще я никогда за него не держалась. Любила — да, но удерживать, если бы он собрался уйти, не стала бы. Это не жизнь…

— Когда на вашего мужа свалилась популярность, он совсем не изменился? Ведь часто бывает, что с женами, прошедшими с ними сквозь огонь и воду, мужчины начинают вести себя иначе…

— Барства у Юры нет и никогда не было. Может быть, в самом начале, когда мы только выстраивали свои отношения, определенный флер был, но и то очень короткое время. И потом, мы очень долго жили в довольно стесненных условиях. Сначала в общежитии, затем в крошечной кооперативной «однушке» в Бибирево, которую помогла купить Валентина Леонтьева (знаменитый диктор и телеведущая. — Прим. «ТН»). Кроме кухонного гарнитура, кровати и журнального столика, там ничего больше не было. Приходили друзья — мы снимали дверь с петель, клали на этот самый столик и пировали. Гости у нас не переводились.

— У вас есть ощущение, что вы с мужем — две половинки одного це­лого­?

— У меня — да. Настроения и желания друг друга мы угадываем моментально, без слов и даже на расстоянии. Иногда мне кажется, что я прекрасно скрываю свое недовольство, а Юра спрашивает: «Ну что сейчас я сделал не так?» Но по характеру мы с ним разные. Он более открытый и доверчивый, сам никогда подлость не сделает и живет в юношеских иллюзиях, что все люди хорошие. Но, может быть, это и правильно. А я — «сканер» и вижу, кто на что способен. Не скажу, что я мистер Холмс, но часто оказываюсь права.

Муж обижается, что я не хожу с ним на тусовки. Ему-то там хорошо, он привык. Это его образ жизни, работа. А я устаю от большого количества людей — на следующий день не могу пальцем пошевелить, настолько выжата. Он эмоциональнее меня. Но это плюс, иначе наша семейная жизнь напоминала бы бразильский сериал.

Первые десять лет Юра звал меня Железный Феликс, потому что, если мне что-то не нравилось, я умолкала. Ни разу не сказала ему грубого слова, не обозвала — оскорблять человека, с которым живешь, моветон!

— А Железный Феликс надолго замолкал?

— Могла и надолго. Но делала при этом все, что нужно. После института я несколько лет проработала в Госплане и вот приходила с работы, созванивалась с редакторами «Утренней почты», выясняла, в какой рубашке муж должен быть завтра на эфире, брала утюг и молча гладила. Благо тогда у него всего-то две рубашки и было. Мое молчание выводило Юру из себя. Но я же не специально! Понимаю, что держать эмоции в себе неправильно. Но скандалить я не умею, вот и молчу. Нашей семейной жизни помогает то, что в детстве мы оба имели перед глазами прекрасный пример крепкой и дружной родительской семьи.

Наши родители до последнего дня жили вместе. Ни в моей, ни в Юриной семье не ругались, во всяком случае при детях. Мои, например, когда разговаривали о чем-то, не предназначенном для детских ушей, переходили на английский.

Юрины родители — военные. Его мама в Великую Отечественную служила шифровальщицей в штабе, закончила войну в чине капитана. Папа был майором. Шутил: «Надоел ты мне, капитан Петренко…» — это ее девичья фамилия.

— Элеонора Александровна, расскажите, как из актеров ваш муж попал в дикторы?

— Юра работал в театре, снимался в кино, а параллельно стал вести программу на телевидении — «Вперед, мальчишки!». То было его первое появление на экране в качестве телеведущего. Признаться, я категорически возражала против его ухода из театра. У него были действительно хорошие роли. Некоторые актеры его уход восприняли негативно — посчитали, видимо, что он предает искусство.

— Как интересно! Жена против работы, которая однозначно лучше оплачивается, чем служба в театре.

— Человеку, который «отравлен» запахом кулис, аплодисментами и прекрасными ролями на сцене и в кино, трудно просто быть диктором и читать чужие слова по бумажке. Лет десять мы вообще не ходили в театр, потому что однажды оказались на какой-то премьере и Юре стало плохо. Его трясло… После антракта мы ушли. О деньгах мы с Юрой никогда особо не беспокоились. Есть — хорошо, нет — ну и ладно. Конечно, в отделе дикторов платили лучше, чем в театре, — рублей 120, кажется. Я тоже неплохо зарабатывала.

То, что Юра нашел себя на телевидении, безусловно, меня радовало. Как позже выяснилось, это абсолютно его место. Хотя сначала многое из того, что он предлагал и делал, воспринималось в штыки. Осуждалась длина его волос, расслабленная поза — нога на ногу… Ему говорили, что это неуважение к зрителю. Повезло, что в то время на «Утренней почте» работали талантливые молодые музыкальные редакторы с консерваторским образованием — Наташа Высоцкая, Марта Могилевская. Все вместе они и придумывали, как и программу сделать интересной, и начальство не прогневать.

— Вашим отношениям никогда не мешало то, что у мужа творческая профессия, а жена — финансист?

— Очень даже мешало! Творец и финансист — антагонисты. Честно скажу, мне никогда не хотелось вместе с мужем работать. Наверное, из меня бы вышел толк, останься я в Госплане. Но пришлось уйти… Там ведь работа от звонка до звонка, причем сложная, требующая полного погружения. Мне это нравилось, но Юре требовалось мое внимание. Помимо основной работы в «Останкино», он все время куда-то летал — концерты, творческие встречи. Бывало, что самолет прилетает в 10 утра, а в полдень начинался эфир «Утренней почты». Я на машине нашего друга неслась в Шереметьево с отутюженной рубашкой, встречала Юру и везла в «Останкино». Или, предположим, его рейс задерживался. Звонила друзьям — Свете Моргуновой, Ангелине Вовк или еще кому-то: «Девчонки, выйдите сегодня, потом он за вас отработает». Никогда никто не отказывался помочь.

Но в 1990 году, когда он начал делать «Утреннюю звезду», я вынуждена была подключиться. Мы взяли кредит в полтора миллиона — бешеные деньги! Я так нервничала, что несколько ночей подряд не спала, — никто же не знал, раскрутится передача или нет. Юрины директора оказались, увы, людьми непорядочными. Они делались все толще и толще, а Юра все худел. (Смеется.) Пришлось ночами возиться с документацией, проверять каждую цифру. С утра валилась с ног, но шла на работу. Чтобы как-то держаться, повадилась сдавать кровь — донорам были положены отгулы, можно отоспаться.

— Когда вы брали кредит, у вас были сомнения? Не пытались отговорить мужа?

— Понимаете, он же брал деньги не на машину, не на удовольствия и не на роскошь. Это был новый этап в его жизни. К тому времени он много лет проработал в «Утренней почте», стал настоящим профессионалом. Он не просто был на программе диктором, а хватался за все — и на монтаже сидел ночами, и следил за светом, за картинкой у операторов. Пришла пора делать что-то свое. Не рискнул бы — так новости и читал бы. Проект стал успешным, хотя не все шло гладко. Мы снимали 10-12 дней подряд, без дублей, без фонограмм, все участники, а их было несколько сотен человек, пели живьем.

Однажды вышла такая история. Во время записи мне звонит наш режиссер Оля и взволнованно сообщает, что основная камера заела и полтора часа не писала. Переписать уже было невозможно: дети разъехались. Я говорю: «Пишем дальше, Юре ни слова!» Ему же надо выходить на сцену, поддерживать настроение детей. Ночью, конечно, все рассказали, пришлось собирать материал с четырех дублирующих камер.

Помимо записи самой программы, мы занимались размещением деток в Москве, репетициями, костюмами… Вообще, после «Утренней звезды» я посмотрела на мужа другими глазами. Не забывайте, какие это были годы! Тогда ведь никакой бизнес без «крыши» не делался, а мы с Юрой были вдвоем — ни охраны, ни солидной поддержки. Когда на него наехали бандиты с требованием поделиться деньгами, Юра проявил настоящее бесстрашие. Он четко знал, что заработал честно — кровью и потом, и отдавать не собирался. Иногда пытался оставить меня дома, чтобы не рисковать, но я тот еще стойкий солдатик! Шла за ним следом.

Сейчас, спустя годы, думаю, что именно такое спокойное поведение и мужество заставило тех людей оставить нас в покое.

— С болезнями Юрий Александрович боролся потом так же отважно?

— Да, руки он не опустил. Есть такое выражение: работать на разрыв аорты — так это, оказывается, не фигура речи. Не было дня, чтобы Юра куда-то не мчался, и так год за годом. Как-то я посчитала: он отработал 36 часов подряд! Я пыталась убедить его замедлить темп, но бесполезно. Юра падал от усталости с ног, но возмущался: «Тебе нужно, чтобы я только дома сидел!» В какой-то момент, видимо, сработала моя интуиция — я настояла на полном медицинском обследовании и попросила докторов повнимательнее проверить Юрины сосуды. Худшие ожидания оправдались: нашли аневризму — расширение стенок аорты.

Юру распороли на 62 см, заменили часть сосуда. Операция сложнейшая! Ему бы восстановиться, а он почти сразу на работу побежал. А если видел в моих руках сумки, немедленно хватал и тащил сам. Я спрашиваю: «Ты понимаешь, что швы разойдутся? Эта сумка не тяжелая». Но он так воспитан, что мужчине негоже стонать и жаловаться. Мне оставалось только его морально поддерживать, кормить вовремя, таблетки давать.

После операции начались осложнения. Как-то вечером температура поднялась до сорока. Вызвала дежурного врача, он посмотрел шов и при Юре говорит: «Это, скорее всего, отторжение». Вот так и бухнул — хорошо, что Юра в забытьи был. Слава Богу, обошлось. А позже случилась онкология. Рак психологически очень тяжело перенести, но Юра и от такого удара судьбы не согнулся. От него не дождешься жалоб на боль, на слабость. Может фырк­нуть, но это когда уже искры из глаз сыпятся. Дай Бог, чтобы все это осталось в прошлом.

— Юрий Александрович не любит вспоминать период жизни, когда он интересовался алкоголем. Почему не развелись, как это делают многие женщины? Есть ли смысл женам бороться с пагубными привычками мужей?

— Начну с вашего последнего вопроса. Самое главное — мужчина должен сам понять, что проблема серьезна. Помню, как очередной врач мне сказал: «Вы хоть на уши встаньте, но пока он сам не решит бросить пить, ничего не произойдет». И это оказалось правдой. Я никогда не собиралась от него уходить, потому что понимала, что он мог погибнуть. Пыталась чем-то увлечь, впихнуть еду, от которой он отказывался. А когда Юра сам решил остановиться, тут потребовалось мое понимание, терпение и помощь. Я постаралась окружить его людьми непьющими, звала их в гости на преферанс, пекла коржики. Муж встал на лыжи — и я моталась с ним по Подмосковью. Юра катается, а я хожу с термосом с горячим чаем. Ну а потом и сама лыжами увлеклась. Мне помогло то, что я очень любила Юру.

— Он вас любит все эти годы так же преданно, как и вы его?

— Надеюсь, что да. (Смеется.) Во всяком случае, для меня он старается сделать все возможное и невозможное. Чем-то порадовать, побаловать — он очень щедрый. От отдела дикторов их часто отправляли с концертами по военным частям за границу. Денег давали раз-два и обчелся. Но он всегда возвращался с мешком подарков — причем не только для меня, но и для всех наших близких. Как-то из Монголии привез большую мохнатую шапку, и мужчина, который их там сопровождал, позвонил мне и сказал: «Мечтаю с вами познакомиться. Ваш муж так старался найти вам хороший подарок, что я решил: вы необыкновенная».

Мы вместе 38 лет, в нашей жизни всякое бывало. Уверена, что если супруги живут ровно, без ссор, то они друг другу до фени. Если любишь человека, то реагируешь эмоционально. Было бы глупо говорить, что мы живем в полнейшей идиллии и всегда ходим за ручку. Но за своего мужа мне ни разу не было стыдно. И я его по-настоящему уважаю. За сумасшедшее трудолюбие, за отношение к друзьям, родителям, племянникам, сестре.

Сейчас мы с ним вышли на иную стадию общения: я не волнуюсь о том, куда и с кем он пошел и когда придет. Куда больше меня заботит его здоровье. Пришел домой, и слава Богу.

Жизнь такая короткая, что мы решили общаться лишь с теми, кто нам приятен, делать то, что нравится. Мы  до сих пор пишем нежные записки друг другу. Можем разрисовать банку с кофе разноцветными сердечками. (Смеется.) Когда устаем друг от друга, разбегаемся. Я на девичник с подружками, он — с друзьями играть в снукер, на бильярде. Не знаю, проживем ли мы вместе еще сто лет и умрем ли в один день, но хотелось бы. Потому что мы давно стали одним целым.


Юрий НиколаевЮрий Николаев

Родился: 16 декабря 1948 года в Кишиневе

Образование: окончил ГИТИС (специальность «актер театра и кино»)

Карьера: работает на телевидении с 1975 года. Вел программы «Утренняя почта», «Голубой огонек»,

«Песня года», фестивали песни из Юрмалы, «Спокойной ночи, малыши!» и др. С 1991 по 2002 год —

ведущий «Утренней звезды».

В 2006 году вернулся на телевидение после небольшого перерыва.

Вел шоу «Танцы на льду» (два сезона), «Танцы со звездами» (три сезона) на канале Россия.

С 2009 года — ведущий передачи «ДОстояние РЕспублики» на Первом канале.

Загрузка...