Дмитрий Назаров: «На нашей чистой кухне была одна грязная история»

— Дмитрий Юрьевич, съемки первого сезона «Кухни» позади. Вы научились что-то эксклюзивное готовить?

— У нас на площадке была команда замечательных профессиональных поваров. Мы, артисты, готовить не умеем и не должны уметь. Правда, накануне съемок нас записали на кулинарные курсы. Но это сделали, чтобы мы в кадре могли что-то нарезать и нашинковать, как специалисты. На всякий случай для моего героя сняли другие руки — настоящего повара. Вот только пришлось выбросить эту съемку в корзину, потому что я левша, а мой дублер — правша. Так что руки в кадре останутся мои.

— Повара, которые работали с вами на «Кухне», готовили для съемочной группы что-нибудь вкусненькое?

— По сюжету руководство заведения устанавливает стеклянную стену, чтобы гости видели, что происходит на кухне. Поварам такой поворот событий категорически не нравится, и они решают мстить. Что может испортить аппетит? Созерцание освежеванной бараньей туши, которую избивает повар! Закончив бить мясо, я спросил у наших профессиональных кулинаров, могут ли они что-то из нее сделать: было бы жалко выкидывать столько хорошего продукта. Один из шефов, восточный человек, памирец, вызвался приготовить плов. Этого плова всей группе хватило на два дня.

— Кухня, в которой вы снимались, пол­ностью функциональна. Случалось с непривычки резать палец профессионально наточенным ножом, обжигаться о раскаленную плиту?

— Пальцы остались целы, хотя но­жи у нас замечательные, очень ос­трые. А ногти пару раз случайно отрезал.

— Какие сцены особенно врезались в память­?

— В сцене посвящения главного героя, Макса, в повара мне надо было разбивать о него сырые яйца, обсыпать его мукой, поливать кетчупом. На это ушло пару дублей, Марк (Богатырев — исполнитель роли Макса. — Прим. «ТН») несколько раз мылся, сушился и опять возвращался в кадр. А через неделю выяснилось, что костюмеры перепутали одежду и придется все переснимать, потому что у меня в этой сцене должен был быть другой мундир! На Марка было жалко смотреть, когда он понял, что ему предстоит пройти это испытание еще раз. (Улыбается.) Но, слава Богу, сверхгуманный человек, наш режиссер Дмитрий Дьяченко, переснял другую сцену, в которой я поменял мундир, чтобы все срослось на монтаже. Это была самая грязная история на нашей кухне. А в основном кухня — дело чистое.

— Вы упомянули мундиры шефа. Их шили на заказ?

— Да, в ателье, которое работает по итальянской технологии и специализируется на пошиве поварской одежды. Так как наш проект наверняка будут смотреть профессиональные повара, хотелось соответствовать.

— Вы с режиссером сразу определились, что шеф носит пышные усы?

— Да, мы еще на берегу решили, что у шефа довольно короткая стрижка и усы, но он всегда побрит, даже если нетрезвый или с похмелья. К слову, пришлось отказаться от пары проектов, потому что мне предлагали персонажей, у которых усов не могло быть.

— Ваш герой — страстный болельщик…

— Не подозревая о том, что я уже лет 35 болею за «Спартак», сценаристы «Кухни» придумали эту страсть. Не представляю, что бы я делал, если бы они решили, что шеф болеет за ЦСКА или, не дай Бог, за «Динамо». Я бы, наверное, попросил их переписать или вовсе бы отказался это играть! И в театре, и киногруппам я даю расписание футбольных игр. Те матчи, которые проходят в Москве, в «Лужниках», я практически не пропускаю. Смотреть по телевизору футбол мне нравилось еще в детстве. Когда начал учиться в театральном институте, я нашел массу аналогий между футболом и театром. К тому же художественный руководитель курса Виктор Иванович Коршунов, народный артист Советского Союза, профессор, болел за «Спартак». Потом я пришел в Малый театр, в котором практически все болели за «Спартак». Когда я стал служить в Театре Российской армии, где все болели за ЦСКА, я стоял как столб в бурю — один против всех! Во главе театральных болельщиков был великий Владимир Михайлович Зельдин. Они меня клевали, а я отбивался от них эпиграммами. А потом я пришел во МХАТ и опять оказался на «родине» болельщиков «Спартака». Словом, выстоял, претерпел и превозмог. (Улыбается.) Я, кстати, всю жизнь играл в футбол, но сейчас не могу: врачи запрещают.

— А каким спортом разрешают заниматься?

— Регулярно плаваю и занимаюсь дома на тренажере — вибрирующей в трех направлениях платформе.

— Вы всегда были таким могучим внешне­?

— До шестого класса я был маленьким, толстеньким и в очках. Потом произошло безжалостное избиение меня хулиганами, и, видимо, от обиды я вырос за год больше чем на 20 см.

— Вы как-то обмолвились, что у вас сильная энергетика и электрические приборы в вашем присутствии могут выходить из строя…

— Да, такое бывает. Вот если бы я на вас сейчас разозлился, у вас бы выключился диктофон. (Улыбается.) Все люди обладают энергетикой — кто-то в большей степени, кто-то в меньшей. Кто-то умеет ею делиться, а кто-то — воровать. Никаких чудес в этом нет.

— Говорят, нельзя готовить в дурном настроении — или получится невкусно, или и вовсе будет чревато расстройством желудка…

— Да, я с этим сталкивался. Случалось, даже возвращал в ресторане блюда, которые невозможно было есть. А потом выяснялось, что повар, например, с кем-то сильно поругался.

— А вы больше любите привычную еду или нравится пробовать экзотику?

— Сейчас меня уже сложно чем-то удивить. Змею я ел, кузнечиков тоже. Однажды в Таиланде мы с женой уплели омара, весившего 2,5 кг. Он начинался так вкусно, но пресыщение — страшная вещь. Однако мы с Олей его победили, чтобы потом не жалеть. Знаете, как-то в детстве я с родителями был в ресторане «Арагви». Там давали потрясающий шашлык. Один кусочек я не доел — на что-то отвлекся, а официант внезапно забрал тарелку. Я до сих пор этот кусочек помню. (Улыбается­.)

— Шашлык вы, наверное, и сами умеете готовить мастерски?

— Это единственное, что я умею и периодически делаю. Все остальное у нас готовит Оля — у нее это прекрасно получается. Вот мой папа отлично готовил, причем ему удавалось абсолютно все — от овсяной каши и яичницы до всевозможных сложных супов. Как-то раз он даже попытался сделать правильную солянку — из 32 сортов мяса. К сожалению, в Советском Союзе нельзя было найти столько сортов, но солянка все равно получилась фантастическая. Я до сих пор помню ее вкус и могу сказать, что такой изумительной солянки больше нигде и никогда не пробовал­.