Данила КОЗЛОВСКИЙ: я сознательно ушел с радаров на несколько лет

— Данила, как проект «Чернобыль» появился в вашей жизни? Почему вам важно было рассказать эту историю?

— Тема Чернобыля появилась в моей жизни совершенно случайно, изначально в мои планы не входило снимать картину на эту тему. Я был в Ирландии на съемках, когда Александр Роднянский прислал мне письмо, где был некий текст, в него входила сцена, после которой я почувствовал, как я могу рассказать эту историю. А дальше мы обсудили условия, сговорились производить картину вместе и пошли работать. И по мере подготовки к фильму сценарий все больше и больше меня затягивал и становился личным.

— Как вам далось погружение в советскую эпоху? Вам близко что-то из той поры?

— Ну, во-первых, я все-таки родился в 1985 году, а не в 1995-м. Несмотря на все изменения политического строя, даже в нашем XXI веке остаются отголоски советского прошлого. А что уж говорить про меня, рожденного в Советском Союзе. Я прекрасно помню то время, и все мое, скажем так, сознательное детство — это в большей мере советская действительность, нежели новая Россия. Поэтому все в нашей истории мне было близко и понятно, а что было не совсем понятно, я узнавал и вычитывал. К тому же довольно долгое время я занимался произведениями, где действие происходит в советское время, такими как «Жизнь и судьба» Василия Гроссмана, «Варшавская мелодия» Леонида Зорина. Многие из фильмов, в которых я снимался, рассказывают о советской эпохе. Так что мне это время не чуждо, оно мне знакомо. А у нас все-таки показан 1986 год — он гораздо ближе к нам, чем, скажем, годы Великой Отечественной войны.

— У вас ведь, кажется, даже все вещи в фильме — времен СССР?

— Такой была наша установка с художниками по костюмам и по реквизиту, и в первую очередь с художником-постановщиком. Это была наша сверхзадача и цель, все максимально должно быть аутентично. Рубашка моего героя — моя ровесница, обувь точно старше меня, джинсы на год старше. Я ездил на машине выпуска 1984 года. То же самое с костюмами главных героев и всем реквизитом, все декорации, что мы строили, — двери, ручки и прочие детали того времени – старались находить на барахолках.

— Что стало самым сложным в этой работе — подводные съемки, съемки на действующей атомной станции или что-то еще?

— Я никогда не могу ответить на этот вопрос, особенно спустя два года после съемок. Скоро премьера, большой праздник, несмотря на все волнения и тревоги. И вспоминать трудности уже не хочется. Хотя подводные съемки действительно были крайне сложными. Непросто это было еще и потому, что режиссер-постановщик — он же артист, исполнитель главной роли – все время находился под водой. И наверное, самым сложным было контролировать процесс. Я вылетал со дна, вдыхал воздух, мне подносили монитор, я быстро смотрел дубль, быстро в воде же поправлял, надевал загубник и опускался вниз. Под водой очень непросто объяснить задачу оператору, когда ты понимал, что он что-то делает не так. Нужно было выйти на сушу и через переводчика венгерскому оператору подводных сцен объяснить, что пошло не так. Иногда для экономии времени и сил я ему под водой жестами объяснял, что и как нужно делать. Физически это было самым непростым, но осознал я это уже спустя время. В моей практике таких съемок еще не было, да и в России в целом тоже, это беспрецедентный случай. У Федора Бондарчука во «Вторжении» была огромная подводная сцена. Она, кстати, снималась на той же знаменитой киностудии Origo Studios в Будапеште, что и «Чернобыль». И в фильме Владимира Ивановича Хотиненко «72 метра» были подводные съемки, но больше такого опыта в российском кино нет.

— Вы специально учились погружению?

— Да, мы все проходили теоретический и практический курс подводного плавания, который длился несколько месяцев. Сначала всех участников группы диагностировали, исследовали, потом нашу команду допустили к обучению и по его окончании выдали дипломы дайверов.

— Как вас пустили на действующую Курскую атомную электростанцию?

— Путем долгих, сложных переговоров с госкорпорацией «Росатом» и администрацией президента в том числе, поскольку АЭС — это стратегический объект. Но нам поверили, за что я искренне благодарен, поскольку на тот момент я не обладал каким-то колоссальным кредитом доверия, чтобы сразу меня пускать на действующую атомную станцию и снимать там одну из самых страшных катастроф в истории атомной отрасли. Но путем долгих переговоров мне удалось убедить людей поверить мне, что я смогу сделать серьезное кино, а не буду каким-то образом спекулировать на этой теме.

— И оно того стоило, правда?

— Не то слово! Потом посмотрите фильм и убедитесь сами, что без съемок на реальной атомной станции наше кино было снять невозможно. Те же сцены пожара, который случился в первые часы после катастрофы, – я не могу себе представить, как эту сцену можно было сделать по-другому, если делать ее по-настоящему. Вот перед тобой стоит настоящая Чернобыльская АЭС, а дальше нам нужно было только чуть достроить декорации. Обе станции примерно одного года строительства, один архитектурный проект, тип реактора — РБМК 1000. Мы снимали на пятом, недостроенном энергоблоке, который не был введен в эксплуатацию. После катастрофы в Чернобыле приостановили строительство всех реакторов этого типа. Но важный момент — там, где мы снимали, не было ядерного топлива, поэтому с точки зрения безопасности все было нормально.

— Вы большой любитель выполнять трюки без дублеров, тут так же – все сами делали?

— Фактически да, я был в каждом кадре. Но у нас была очень сильная команда каскадеров, которая обеспечивала безопасность, ребята все досконально проверяли и страховали.

— И все-таки с возрастом и опытом вы становитесь осторожнее, стараетесь меньше рисковать?

— Естественно, если я понимаю, что это небезопасно, то сам не лезу. Все зависит от команды каскадеров – если команда сильная, профессиональная и точная, всегда можно поставить задачу: «Ребята, я должен быть в кадре. Сделайте так, чтобы все было безопасно». Я ведь не только артист, но еще и режиссер, и если не дай бог что, как бы дальше продолжилось производство картины… Понятно, что абсолютной безопасности не бывает, даже если ты снимаешь кино в трех комнатах, ты можешь споткнуться и разбить себе нос или сломать ногу. А что уж говорить про съемки картины в жанре катастрофы. Но тем не менее ты ставишь такую задачу, и каскадеры обеспечивают безопасность.

— У вас на всех съемках были такие надежные команды каскадеров?

— Нет, случалось, что все шло совсем не по плану. У меня был опыт, не хочу называть фамилию этого каскадера — он довольно известный, с которым я не хочу работать ни при каких условиях. Этот человек абсолютно наплевательски относится к безопасности артистов и занимается исключительно собственным самовыражением на съемочной площадке. С такими каскадерами лучше не работать.

— Главные герои вашего фильма — настоящие герои, совершившие подвиг, память о которых нужно передавать поколениям. А есть ли место подвигу в дне сегодняшнем? Кто для вас герои нашего времени?

— Конечно, они есть. Я сейчас буду говорить банальные вещи, но абсолютные герои сегодня — врачи, которые борются с ковидом. Особенно когда пандемия только началась и никто не знал, что это такое и как с этим бороться. Переполненные больницы, вереницы «скорых» у приемного покоя, врачи, работающие без выходных и какого-либо отдыха. Была тотальная растерянность во всем мире, и я не понимаю, как можно было в этом сориентироваться, разобраться и начать действовать. Сейчас, по прошествии года, люди чуть успокоились, хотя все продолжается, пришла и вторая, и третья волна. А сколько тысяч врачей погибло, спасая больных и совершая подвиг каждый день! Все они настоящие герои, которые жили и живут рядом с нами. Также я восхищаюсь волонтерами, своими коллегами, которые помогали пожилым людям в период пандемии, привозили им продукты и все необходимое. Вообще у меня вызывают восхищение все люди, которые проявили себя небезразлично в период пандемии, совершали – каждый на своем месте – что-то, чтобы хоть чуточку облегчить состояние и помочь окружающим.

— «Чернобыль» — третья картина, где вы не только играете, но и задействованы в качестве режиссера и продюсера. Почему решили так максимально себя тут загрузить?

— Это связано с вполне естественным и понятным желанием дальнейшего развития. В какой-то момент я почувствовал, что всё: в том, что мне предлагается на сегодняшний день, я уперся, начинаю повторяться, раздражать. Понял, что нужно взять определенную паузу и пересмотреть, переформатировать и перезагрузить, что называется, свое существование в профессии. Да и потом, мне всегда было интересно и хотелось рассказывать историю с самого начала, а не только когда приглашают уже в качестве актера. Это не значит, что я перестаю сниматься в чужих фильмах, нет, я с удовольствием это делаю. И более того, хочу каким-то образом совмещать период, когда работаю режиссером своих собственных картин, с периодами, когда я работаю актером в чужих фильмах – с режиссерами, которые мне интересны. Потому что есть много режиссеров и продюсеров, с которыми мне интересно работать как артисту. Сейчас я понимаю, что мне это по силам.

Могу сказать, что это были хорошие несколько лет, когда я сознательно ушел с радаров, чтобы освоить что-то новое для себя. Была произведена необходимая инвестиция в будущее, у меня появилась своя киностудия по производству фильмов. Безусловно, это был риск, но вроде как он оправдывается.

— Работа режиссера — это всегда нервы, стресс, непредсказуемые ситуации на площадке. Признайтесь, кричите на съемочной площадке? Диктаторские замашки случаются?

— Кричать кричу, но диктаторских замашек у меня точно нет. Я всегда с большим уважением, любовью и благодарностью отношусь к своей съемочной группе. Это люди, которые тебе безоговорочно поверили и пошли за тобой в достижении целей и решении задач, которые на самом деле понимаешь и знаешь только ты. Это невероятное доверие людей для меня бесконечно дорого.

— Но сорваться иногда можете?

— Конечно, если кто-то непрофессионально выполняет свою работу или ошибается на пустом месте, но я никогда не перехожу на личности. Если я срываюсь, то окружающие видят, что мне в этот момент действительно обидно, нервы у меня совсем не железные. Люди понимают, что я искренне переживаю и хочу результата, а не хочу за их счет самоутвердиться, показаться сильным, влиятельным начальником.

— Александр Роднянский сказал про вас: «Он не боится быть эмоциональным, не боится играть в открытую. Многие же кинематографисты, особенно молодые, сегодня этого стесняются, боятся открытых эмоций, считают, нужно спрятаться за какой-то византийской системой кодовых сигналов». Ваша открытость и эмоциональность идут вам в плюс или зачастую мешают?

— Я думаю, что как мешают, так и помогают – как и все в жизни на самом деле. Искренность и наивность — это же прекрасные чувства? Но половина людей со мной согласится, а половина скажет: «Ну ты и дурак!» Где-то это помогает, а где-то является абсолютным недостатком и вредит. Как тебе, так и другим. Но, как я понимаю, из уст Александра Ефимовича это скорее положительная характеристика в мой адрес, а за любую положительную характеристику я, естественно, по-человечески благодарен. (Улыбается.)

— Вот раньше, в советские времена, жизнь мерили пятилетками. Какие главные изменения, произошедшие с вами за последние пять лет, вы бы отметили?

— У меня произошло два очень мощных изменения как в личном, так и в профессиональном плане. Во-первых, в прошлом году у меня родился ребенок — это то, что очень сильно меняет человека, по понятным причинам. Также я основал собственную студию и стал осваивать режиссерскую и продюсерскую профессию, конечно, это тоже внесло свои коррективы.

— Пандемия лишила нас многих привычных житейских радостей, люди признаются, что им очень не хватает прошлой беззаботности, того же тактильного контакта, когда люди не боялись обниматься. А вам чего особенно не хватает в наше непростое время?

— Мне просто не хватает допандемийной жизни. Она была, конечно же, в чем-то лучше, чем сейчас. Но одновременно с этим пандемия, как и любое несчастье, наряду со всеми сложностями привносит и что-то положительное. Надо просто идти дальше и развивать то положительное, что нам это время принесло.

— За время пандемии у вас появилась привычка больше времени проводить дома, с родными?

— Когда началась пандемия, первые месяцы я проводил с ребенком, но я и так собирался это сделать, независимо от обстоятельств. Но когда в июне кинематографистам разрешили работать, я, конечно, вернулся к работе.

— Что вам сегодня дает ощущение твердой почвы под ногами?

— Я очень сильно завишу от того, что происходит с моими близкими, в каком они состоянии пребывают. Если у них все благополучно — хорошее настроение, удовлетворенность в финансовом и бытовом плане, счастливые отношения, – то это дает мне твердую почву под ногами. Эмоционально я от этих моментов завишу. Если у меня самого есть хорошая работа, которая меня волнует и как-то развивает, мне хочется ею заниматься, для меня это и есть твердая почва под ногами. Когда у меня есть какая-то перспектива в отношении профессии, когда я знаю, что мне предстоит еще не один интересный проект. Хотя у меня и так график распланирован на два года, но планировать ведь можно и на десять лет, а что будет в итоге, никто не знает. Мы планируем, а на небесах располагают…

— Вы разделяете жизнь на профессиональную деятельность и жизнь как таковую?

— Я знаю нескольких кинематографистов — с моей точки зрения, относительных, – которым это удается разделять. Большинство людей, с которыми я работал в кино, – это действительно сильные и честные кинематографисты, и они все в какой-то степени обречены. Для них личное и профессиональное — единое пространство.

— Если бы у вас появилась очень большая сумма денег и минимум год, вы могли бы себе позволить не думать о заработке, а делать только то, что хотите, – что бы вы выбрали?

— Я буду дальше заниматься кино, это мой ответ на сегодняшний день. Возможно, лет через пять он изменится. Хорошо, я попробую целый год просто бездельничать и заниматься путешествиями, чтением, общением. Но я деятельный человек и не смогу долго сидеть без работы. А вот если у меня будет достаточно денег для того, чтобы рисковать и инвестировать в новый бизнес, возможно, я дам себе такую возможность.

— Поздравляю вас с первым днем рождения дочери, который случился в марте. Какие новые грани вы в себе открыли благодаря отцовству?

— Я бы не хотел говорить об отцовстве, пока это слишком личная для меня тема. Но не в смысле, что мне есть что-то скрывать. Да, это невероятное событие случилось в моей жизни. Но пока мне самому нужно разобраться в нем, понять, что происходит, мне нужно для себя сформулировать, какие перемены произошли внутри меня. А просто говорить какие-то банальные пошлости я не хочу.

— А какие-то мужские увлечения у вас есть — экстрим, спортзал, автомобили?

— Я стараюсь играть в футбол с ребятами, навязываюсь в разные футбольные команды, потому что очень люблю эту игру. К сожалению, это нечасто происходит, так как по графикам мы редко совпадаем. Экстрима мне хватает в профессиональной жизни. От красивых, дорогих машин и каких-то гоночных историй у меня нет зависимости. В основном все мои увлечения связаны с кино, все время посвящено ему, на хобби сил просто не остается.

— А музыке осталось место? Помнится, шесть лет назад вы выпустили музыкальное представление «Большая мечта обыкновенного человека».

— Да, я готовлю новую музыкальную программу, которая должна выйти к концу года, вам первой об этом рассказываю. Мне это направление также очень важно и интересно, потому что музыку я очень люблю.

— Какие еще цели ставите перед собой на ближайшее время?

— Мне предстоит большая работа, которая займет весну и лето (не могу разглашать подробности ввиду обязательств), с большим российским режиссером, где я буду задействован только как артист, чему я несказанно рад. Дальше у меня есть несколько проектов на студии, которыми я тоже намерен заниматься как продюсер. Ну и продолжаю читать новые сценарии. А в следующем году запланированы два больших запуска в качестве режиссера. Так что у меня и на этот, и на следующий год, и вообще на жизнь, серьезные планы! Дай бог, чтобы все получилось.

Досье
Родился: 3 мая 1985 года в Москве
Образование: СПбГАТИ (курс Льва Абрамовича Додина)
Семья: 2 марта 2020 года у Данилы и актрисы Ольги Зуевой родилась дочь Ода Валентина
Карьера: актер, режиссер, продюсер. Актер МДТ-Театра Европы. Снялся более чем в 40 фильмах, среди которых: «Мы из будущего», «ДухLess», «Пять невест», «Легенда №17», «Академия вампиров», «Статус: свободен», «Викинг», «Экипаж», «Хардкор», «Тренер», «Викинги», «МакМафия» и др.

 Фото: пресс-служба фильма «Чернобыль».

Этот и другие материалы из журнала «Теленеделя» можно также прочитать здесь.