Бари Алибасов: «Благодаря пожару в своей квартире я женился в пятый раз»

— Вы совершенно напрасно так думаете. В июле, не самом хлебном, по мнению музыкантов, месяце, я дома был в общей сложности дня три, а все остальное время провел на гастролях. Причем играли мы не на корпоративах, как принято у многих групп. У нас были полноценные концерты, что гораздо сложнее с точки зрения организации. Группе в этом году исполняется 25 лет, мы четверть века планируем широко отметить, соберем на сцене тот самый, золотой состав «На-На»: Володя Политов, Слава Жеребкин, Володя Левкин и Володя Асимов. Зажжем публику! Так что я не жалуюсь ни на отсутствие гастролей, ни на финансовое положение — все у нас отлично. Хотя спокойной мою жизнь, конечно, не назовешь. Приключения продолжаются. 

Три года назад произошло событие, сильно повлиявшее на мою судьбу: в квартире, где мы сейчас разговариваем, произошел сильный пожар. У меня тогда жил кот по имени Арни, донской сфинкс, а представители их породы — существа абсолютно лысые, и им все время хочется где-то погреться, вот я и купил ему электрическую грелку. Причем помню, что, когда принес покупку домой, сказал своему администратору: «Помяни мое слово, будет пожар, не вызывает у меня доверия эта конструкция». Так и случилось. Проснувшись однажды ночью от неприятного запаха, я обнаружил, что грелка горит. И пока соображал, как потушить огонь, все занялось ярким пламенем. Первым делом я, естественно, кинулся искать Арни, но он, видать, куда-то забился и боялся вылезти. Я чуть не погиб тогда. Ну не мог я его в беде оставить, потому что это был друг, каких мало, совершенно мировой кот. Таких деликатных, умных и интеллигентных особей и среди людей-то не очень много найдется, не то что среди животных. Я сильно его любил. Звал, искал, пока не свалился без сознания. Меня спасли, доставили в клинику и несколько часов промывали организм, выгоняя из легких гарь и угарный газ. А кот так и погиб, задохнулся. Это, наверное, была самая тяжелая потеря в моей жизни. До сих пор глаза увлажняются, когда я о нем вспоминаю. Я, возможно, несправедлив по отношению к моим родителям, но даже их уход не был для меня таким ударом…

— Как ни странно это звучит, были у того пожара и положительные стороны. Например, благодаря ему я женился — в пятый раз. Когда меня выписали из больницы, я вышел на улицу и вдруг осознал, что жить мне теперь негде. Квартира представляла собой плачевное зрелище, ее надо было ремонтировать, и я переехал к своему сыну Бари. У него просторная жилплощадь, а обитал он тогда в ней один — разошелся с очередной женой. В гостях у него я и встретил девушку по имени Лилиана. Она когда-то работала у меня, была моей помощницей. Бари с ней подружился и, когда у нее возникли проблемы с жильем, пригласил пожить несколько дней у него. 

— Так и есть, по паспорту она Виктория Максимова, и наверняка ее так и зовут на работе или в компаниях, где она бывает. Но для меня она Лилиана. Потрясающая девушка. Для нее не составляло никакого труда вставать каждый день в шесть утра, чтобы провожать меня на работу. Я взрослый, поживший уже человек, четыре раза женат был, но меня подкупило, когда я первый раз вышел с утра на кухню, а там — накрытый стол. Немудреное меню — чай и овсяные печенья, — но меня это так умилило, что я тут же решил на ней жениться.

— По утрам они предпочитали спать после своих ночных обязанностей, а я не придавал этому значения, убегал пораньше по своим великим делам. Да и как-то не задумывался никогда о том, что кто-то мне должен завтрак накрывать, жил себе и жил, пока не обнаружил, что бывает и такая трогательная забота и что это, оказывается, приятно. Я присмотрелся к Лилиане и увидел, что она замечательный человек — очень покладистая, нетребовательная. И началось у нас безмятежное совместное существование.

— Нет, конечно, не последняя.

— Точно вам говорю! Открою маленькую тайну: мне кажется, что моя благоверная стала на сторону поглядывать. Нет, никаких предосудительных действий с ее стороны я 

пока не замечал, но чутье мне подсказывает: она думает о других. И ее трудно в этом винить: девушке 28 лет, ее окружают молодые ребята, актеры, красавцы, близкие ей и по духу, и по возрасту. Я несколько раз бывал в ее компаниях и недоумевал: почему она до сих пор со мной, когда вокруг столько интересной молодежи? Они живут одними и теми же чувствами, эмоциями. К тому же коллеги, а актеры друг друга всегда лучше поймут. 

— А что я, по-вашему, должен вот прям сейчас харакири сделать, что ли?  Уйдет — значит уйдет. Хотя думаю, не завтра, пока у нас все прекрасно.

— О каком возрасте вы говорите? Я в себе уверен как никогда и чувствую себя гораздо более раскрепощенным и привлекательным, чем 30 лет назад. Хотя не буду лукавить, что совсем не ощущаю свой ­возраст. О здоровье приходится думать, я сейчас даже не о походах к врачам говорю. Какие-то элементарные вещи вынужден делать дольше. Шнурки, например, завязать не всегда запросто получается. Но жизнь с годами стала более осмысленной. Чем ближе к смерти, тем тщательнее надо вокруг себя порядок поддерживать. Организовать архив, чтобы после того, как я уйду, люди не рылись там в ужасе, а могли найти то, что им надо. Работа-то будет продолжаться и после того, как я всех покину. А завещание я уже давно составил. И, как мне кажется, по справедливости все разделил. С Вовой Политовым и со Славой Жеребкиным я работаю четверть века, они участвовали в создании всей музыки, что я для них писал, ну и кому она должна принадлежать? Конечно, им. А сыну все остальное — жилье, накопления. Справедливо? Думаю, да.

— А что тут мрачного? Чувствую, что мне недолго осталось. Собственно, нам всем это предстоит. Человек, едва родившись, уже движется к смерти. Раз изменить этого нельзя, значит, нужно смириться и быть готовым к исходу. Тогда не страшно будет жить. Знаете, чего мне остро не хватает в людях? 99 процентов населения планеты совершенно неадекватно воспринимают окружающую действительность. Они считают, что будут жить вечно, ищут праздника и мечтают о фейерверках, фонтанах и круглосуточном счастье. А почему, собственно? Реальность-то другая. И вот если человек перестанет купаться в иллюзиях, привыкнет работать и довольствоваться тем, что есть, — он будет в шоколаде. Я и сам этими принципами руководствуюсь, и своего сына Бари этому учу. Кстати, он перенял мою жизненную философию и даже сделал ее своей профессией. В настоящее время Бари работает бизнес-тренером, ездит по всей стране, рассказывая людям об объективном бизнесе. Обычно на таких тренингах чему учат? Как по-быстрому срубить миллион баксов. Но никто не учитывает, что в реальности такие деньги сосредоточены у тысячной доли процента населения земли, остальные остаются на обочине. Где основания, что именно ты окажешься в кучке миллиардеров? Нет их. А люди верят, что могут внезапно разбогатеть, живут в мире иллюзий. Бари рассказывает правду, и именно поэтому у него такой успех.

— Да, наверное. У Барика уже жен было вагон и маленькая тележка. Я никогда не давал себе труда запоминать их имена. Зачем? Если я точно знаю, что через полгода ее уже не будет в доме моего сына. И потом восстанавливать в памяти: «А помнишь, твоя 84-я жена, как ее звали-то, Дуня, Глафира или Фрося…» Ну была и сплыла, как говорится. Да они, эти жены, и сами догадывались, какое место занимали в жизни сына. Однажды мы сидели в ресторане вместе с Бариком, его очередной супругой и одним нашим приятелем. И приятель спрашивает у моего сына: «Почему твой папа к твоей жене никогда по имени не обращается? Ты что, не познакомил их?» И она сама, умница, ему отвечает: «Он не знает, как меня зовут, поэтому и не называет. Наверное, думает, что я не последняя его невестка». Так и случилось, конечно. Детей он пока ни с одной из жен не завел. Правда, однажды пришел ко мне и сказал, что его жена забеременела. Меня очень расстроил тот факт, что произошло это как-то случайно, спонтанно. Я ему говорю: «Беременность планировать надо тщательно, обследоваться, мало ли что». А он: «Мы все равно ребенка будем любить, каким бы он ни родился!» Не одобряю я такого легкомыслия. В общем, высказал ему все, а потом у них выкидыш случился, и разошлись они. Так что я как в воду глядел, не время было тогда им детей заводить. А если честно, хотелось бы, конечно, чтобы Барик мне внучка подарил. Внуки — это замечательно, это абсолютно идеалистическая, но, безусловно, рациональная картина. Потому что, глядя на внуков, ты понимаешь: вот они, твои гены, и ты уже не уйдешь навсегда в небытие, а значит, будущее есть. 

— На даче? Ни в коем случае! Я сейчас смотрю на сумасшедших, которые говорят: «Ой, у меня дача, и мне там хорошо!» И думаю: «Ты больной?» Ковыряться в земле, грядочки вспахивать! Мне эти огородики хуже горькой редьки. Меня, наверное, трудно представить в кирзовых сапогах, фуфайке и кепке, но там, где я родился, — в Семипалатинской области в Казахстане — именно так все и ходили. Я рос в окружении коров, гусей, уток, кур, лошадей и баранов. В феврале, в самую стужу, когда происходил окот, ягнят вместе с их мамками затаскивали в дом, чтобы не простудились, и все это прямо у тебя в комнате мякало, бякало, ело и тут же гадило. Навоз был моей средой обитания. Корова задирает хвост, и мы с пацанами наперегонки бежим к ней: я первый, чур мое! Потому что навоз в степи заменяет и топливо, и строительный материал, и удобрение. Я ненавидел ту жизнь. Надо корм животным дать, убрать за ними, огород полить, а летом коров пасти. А жара — за сорок. И никто не думает о том, что я, мальчишка, там буду жрать, выпасая стадо, которое выгоняют с рассветом черт-те куда и только вечером обратно гонят. А земля вся высохла, выгорела, солончак 

сплошной — как бетоном залито, ралли можно проводить. И надо гонять стадо по этому бетону в поисках захудалого кустика, чтобы скотина пожрала что-нибудь. А вечером, когда солнце садится, ты гонишь их домой — весь в цыпках и трещинах, из которых кровь сочится, кожа задубевшая, сгоревшая на солнце. Пить хочется, а вокруг на километр ни капли воды, кроме одной-единственной лужи, через которую месяц туда-сюда стадо ходит, и она загаженная вся, а пить хочется — мочи нет, и ты встаешь у лужи на колени и эту воду глотаешь. И мечтаешь о том дне, когда можно будет с пацанами в футбол погонять или на речку сбегать. А чуть подрастешь, начинаешь о танцах грезить. Помню, когда старший брат пытался отлынивать от работы, чтобы на танцульки сбежать, сестры не давали ему штаны — они у него единственные были, как и у всех нас тогда. Замочат в колодце, все — штаны мокрые, не в трусах же идти. Танцы отменяются, приходится огород поливать. Как вы думаете, буду я после этого дачу себе покупать? Только в городе, и чтобы на километр кругом асфальт и ни одного деревца!

— Я довольно рано понял, что все вышеописанное — далеко не предел моих мечтаний, так жить нельзя. Еще в школе создал первый музыкальный ансамбль, мы гастролировали по близлежащим колхозам и, кстати, пользовались успехом. Организовал драмкружок, сам ставил там Чехова и Фонвизина, сам же играл в своих постановках, даже костюмы сам себе шил. Из школы меня, между прочим, несколько раз исключали — уж очень неуживчивый был и слишком часто рубил сплеча. Да и кулаками помахать не дурак был. Но в результате образование получил и отправился в ближайший город — Усть-Каменогорск, чтобы стать архитектором. Других вариантов не наблюдалось, в городе было всего три института: педагогический, зооветеринарный и строительный. Про мое тогдашнее отношение к животным вы уже в курсе, дети вызывали у меня примерно те же эмоции, оставался только последний. Но постигать тонкости бетонных перекрытий я, положа  руку на сердце, совершенно не хотел и вновь принялся за самодеятельность: организовал студенческий театр, который потом постепенно превратился в ансамбль «Интеграл». Мы стремительно набирали популярность, обросли толпами поклонников, и началась у нас развеселая гастрольная жизнь. Хорошие, кстати, деньги зарабатывали: по 60 рублей в месяц — в 1968 году для студента это было целое состояние. Но однажды мы совершили ошибку — взяли в наш мужской коллектив красивую солистку. И, разумеется, переругались из-за нее в пух и прах. Я так расстроился, что бросил все и ушел в армию. Добровольно, заметьте. Вернувшись, опять принялся за старое, собрал новый «Интеграл», но только уже без девчонок. 

Экспериментировал от души: на наших концертах была и «цветомузыка», как ее тогда называли, и пиротехника, что вообще по тем временам было неслыханным новаторством. 22 года просуществовала группа, и все было прекрасно — поклонницы, деньги, слава. У меня работали Юрий Лоза, Сергей Челобанов, Женя Белоусов, Андрей Разин и многие другие артисты. Но в какой-то момент я почувствовал, что рок больше мне неинтересен, простора для экспериментов в этом направлении я не видел и решил сделать абсолютно новый продукт — набрать солистов в бойз-бенд. Так появилась группа «На-На», которую представлять никому не надо. 

— Да, со всеми без исключения. Мы звоним друг другу, общаемся, в гости ходим. Вот только месяц назад Вова Политов ездил в гости к Володе Асимову — он живет в Испании, на берегу моря. У Асимова там несколько домов и квартир, так что тесниться не пришлось. Володю Левкина тоже из виду не упускаю, он живет в Москве, занимается своими проектами. Но вообще у нас всегда было железное правило: мы никогда не лезли в личную жизнь друг друга. Нам и так хватало общения: мы гастролировали по восемь-девять месяцев в году. Вряд ли даже в семье существуют отношения ближе, потому что люди все равно расстаются хотя бы иногда — один на работу идет, другой в детский сад. А мы просто как сиамские близнецы жили, сплетясь в одно целое, и этаким многоголовым туловищем мотались десять лет по стране. Очень большой срок для группы. Много ли вы знаете, особенно в России, коллективов, существующих дольше? А у нас получилось, и по сей день умудряемся сохранять нормальные отношения, даже, видите, работать вместе будем на радость нашим поклонникам.

— И я вам скажу, на это невероятно сложно было решиться. Лет пять назад, помню, я очень переживал, что вот умру, а квартира так и останется такой, какой я ее сделал в начале 1990-х, когда только купил. А вы можете себе представить уровень тогдашнего ремонта! Ничего вообще не было в стране — ни магазинов строительных, ни рабочих нормальных. Я выключатели из Таиланда возил, чтобы стены прилично выглядели. Но тем не менее все худо-бедно держалось, и я никак не мог собраться с духом все переделать. Спасибо судьбе — сгорело все к едрене фене, и отступать стало некуда. Но сначала предстояло самое сложное — вывести запах, который остался в квартире после пожара. Любой погорелец вам скажет, что это совершенно непосильная задача. Но я сумел: привлек специалистов, современные технологии — и, как видите, у меня тут гарью и не пахнет. Затем стал продумывать дизайн жилища. С одной стороны, нужно было сделать все максимально удобно. В преды­дущем варианте квартира состояла из множества очень маленьких комнаток, то есть не было ни одного большого помещения, где бы могли собраться гости, а их у меня бывает и по 50 человек. Сесть всем вместе за одним столом не получалось, чокаться приходилось из другой комнаты. Поэтому первым делом я запланировал себе большую гостиную. А во главу угла вставала глобальная концептуальная идея. Я по своей сути провокатор — и в музыкальном плане всегда что-то нестандартное изобретал, и в жизни к этому стремился. Мне важно заставить людей смотреть на обычные и привычные вещи совершенно другим взглядом, с треском ломать стереотипы. Что все хотят видеть в доме? Ровный пол, потолок и стены, соединяющиеся друг с другом под прямым углом. Стереотип настолько устойчив, что люди даже не осознают, что еще совсем недавно, какой-то миллион лет назад, человечество жило в пещерах, а то и вовсе в ямах, и помещение было круглым, никаких углов. И я придумал смешать стены, пол и потолок в единое целое. Вот в гостиной, например, видите, углов нет вообще. Есть иллюзия атомного взрыва в отдельно взятой комнате. В кухне потолок многоуровневый, и по всей квартире много разных закоулков, которые как бы изменяют конфигурацию пола, нигде не оставляя прямых углов. И мебель везде разнокалиберная: то низкая, то высокая — тоже для того, чтобы нарушить равновесие, которое всегда устанавливается в квартире между стенами и полом. 

Я сделал заказ дизайнерам и получил 14 проектов. Один мне очень понравился. Представьте себе свалку. И если залезть внутрь нее, в самую середину, — получится примерно то, как по замыслу дизайнера должна была выглядеть моя будущая квартира. Супер! Но проект был нереализуем чисто технически. И тогда на моем пути встретилась дизайнер Лена Крылова, которая в результате все и сделала. А еще один волшебник — Сергей Марков — спроектировал самую главную комнату. Это экологически безупречное помещение с лечебным эффектом — в комнате соляные стены и воздух, который регулируется по влажности и температуре. Там стоит кабина с сауной, есть камин, аквариум с рыбками и прозрачные стены, внутри которых бегают и булькают пузырьки воздуха. В этой комнате можно сидеть бесконечно, дышать чистым воздухом, смотреть на огонь, воду, рыбок и слушать звуки природы. 

— К сожалению, пока нет. Да что там экокомната, я с женой-то практически не пересекаюсь. Она работает за троих: театральные постановки, съемки в сериале, кинокомпания «Ералаш» — она там учит детей актерскому мастерству, готовит их к съемкам. А про меня и говорить нечего. Но я не жалуюсь. После того злополучного пожара жизнь у меня пошла такая интересная и насыщенная, и даже ремонт в радость, а уж работа и вовсе одно удовольствие приносит. Я иногда шучу, что ради такого счастья стоило собственноручно поджечь квартиру. Вот только Арни жалко, его не вернуть…

---

Бари Алибасов