Анна Плетнева: друзья детей говорят: «Ваша мама – горячая штучка!»

— В августе ваша 14-летняя дочь Маруся сняла клип на вашу новую песню «Асталависта». Кто к кому пришел с творческим предложением?

— Идея была моя. Эта песня – совершенно не запланированный ребенок. Родилась случайно, и перед отъездом в отпуск в Турцию мы записали ее на студии. На отдыхе я подумала: а не снять ли клип? Лучше же, когда песня сопровождается картинкой. Откладывать идею в долгий ящик не хотелось, но снимать в Турции было некому. Я предложила это сделать Марусе, благо она мечтает стать режиссером. Однако дочь ответила: «Ни за что! У меня тут куча дел, мне надо плавать и загорать». И тогда я предложила ей серьезный гонорар – 200 долларов.

— Она пыталась торговаться, просила триста?

— Нет. Тут же загорелась, сказала, что такого прекрасного оператора, как она, еще поискать, и ринулась в бой! Но она не ожидала, что это будет так долго и сложно. Работа заняла  целых три дня, сняли 12 часов видео, Маруся сожгла себе пятки – этот момент мы оставили в конце ролика. Дочка там причитает: «Ай, мои ноги, мои ноги!» Ее пяточки мне жалко, но я очень рада, что она получила этот опыт, поучаствовала в довольно серьезном деле.

— Это были первые деньги, которые она заработала?

— Да! Хотя я своим детям постоянно рассказываю, что свой первый гонорар получила в семь лет и с того времени серьезно работала и имела постоянный доход, ни один из троих не стремится повторить мой подвиг. Но у Маруси сразу изменилось отношение к деньгам! Уже прошло больше месяца, однако она до сих пор не потратила все деньги. Бережет их, экономно тратит на девчачьи вещички, которые ей нравятся. Сейчас она стала очень самостоятельной и ездит к подругам одна на такси, говоря: «Мама, я расплачусь сама». Ей очень нравится самостоятельность.

— А старшая где-то подрабатывает?

— Варя сейчас очень усердно учится во Франции, и ей не до этого: она решила стать медиком. Единственная ее работа – на выставках кошек. Она помогает семье, которая держит питомник, и ездит с ними на выставки в европейские страны как переводчик – у нее же свободные английский, французский и немецкий. Но делает это безвозмездно – ради практики и потому, что ей разрешают ухаживать за кошками, которых она обожает.

— Как вы сами тратили деньги, которые зарабатывали с первого класса?

— У меня, советского ребенка, не было никаких сомнений, что всю зарплату я должна отдавать маме и папе. Ни разу не оставила деньги себе! Иногда я зарабатывала очень много, больше родителей. Я танцевала в балете «Останкино», мы регулярно гастролировали за границей и по всему СССР, получая недетские гонорары. Могла привезти рублей 150, с гордостью вручала их родителям, и это было для них огромным подспорьем. Когда папа копил на первые «жигули», и я внесла свой вклад. У моих детей, конечно, не возникает желания заработать деньги и отдать их маме. (Смеется.) Но у них совершенно другая жизнь…

— И гораздо более обеспеченные родители!

— Честно говоря, не очень понимаю, как привить детям желание помогать родителям, – конечно, не сейчас, но, может быть, в будущем. Надеюсь, они сами решат в какой-то момент, что это нужно делать.

— Мне кажется, просто дозреют, когда вырастут. Ведь совсем не обязательно бить ребенка палкой и не кормить досыта, чтобы он понял: надо зарабатывать деньги, надо помогать старшим.

— Возможно. Я ведь и сама росла девочкой избалованной и со всех сторон окруженной любовью. Просто окружающая действительность была настолько суровой, что полностью защитить от нее меня, нашу семью мама с папой не могли.

— Когда вы в 20 лет начали выступать в группе «Лицей», наверное, вообще себя чувствовали миллионершей?

— Ой, как мне нравятся эти представления о заработке артистов, особенно в продюсерских коллективах! (Смеется.) Хотя «Лицей» был невероятно популярен, очень долго я получала по сто долларов за концерт. Конечно, в конце девяностых это были большие деньги. Особенно учитывая мои грустные семейные обстоятельства… За месяц до того, как меня взяли в группу, папа ушел из жизни, мама потеряла работу и никак не могла найти новую. Пенсий бабушки и дедушки мало на что хватало. И мы все – я, мама и бабушка с дедушкой – не один год жили на мои гонорары. Так что сильно шиковать не получалось – ведь на эти деньги надо было еще отлично выглядеть, частенько покупать концертные костюмы. Временами концертов было очень мало, и тогда жилось совсем тяжело. Но все равно я все 8 лет проработала в «Лицее» с удовольствием.

— Как мама и бабушка с дедушкой отнеслись к тому, что их ненаглядная девочка стала кормить всю семью? Сопротивлялись, плакали: «Будем жить впроголодь, но ничего у тебя не возьмем»?

— Рек слез не помню, все были позитивно настроены и не то чтобы сильно меня жалели – да я и сама себя не особо жалела: считала ситуацию стимулом для движения вперед и вверх. У нас в семье каждый очень старался внести тот вклад, который мог, – ведь не только финансы важны. Когда я родила Варю, няню позволить себе не могла, а на гастроли начала ездить, когда дочке было две недели – контракт был такой… И чтобы я могла работать, заботу о Варе взяла на себя моя мама. Надеюсь, если вдруг в будущем что-то случится и я не смогу зарабатывать, мои дети тоже будут помогать мне. Только на самом деле я не представляю себе такую ситуацию – настолько привыкла быть независимой, уверенной и отвечать за всех.

— В вас же много как ответственности, так и безответственности – ну, той, за которую в школьных дневниках ставят «двойки» по поведению и вызывают родителей к директору…

— «Плохая девочка», что вы хотите! (Смеется.) Когда меня приняли в октябрята, я этим гордилась, мне очень нравилась моя октябрятская звездочка. Но еще мне нравилась иностранная жевательная резинка – дефицит, о котором мечтало большинство советских детей. И однажды, гуляя после школы в парке Коломенское (дом и школа были рядом с ним), я увидела иностранца и поняла, что у него может водиться жвачка. Конечно, нечего было и думать, что он подарит ее просто так, – надо было предложить взамен что-то другое, не менее ценное. Несколько минут меня раздирали противоречия, но в итоге любовь к жевательной резинке победила. Я подбежала к заграничному дяденьке и стала кричать, жестикулировать, тыкать пальцем в октябрятскую звездочку… По крайне неудачному стечению обстоятельств данную сцену увидел проходивший неподалеку директор школы! Какой был скандал! Тогда это был не обычный проступок, а чуть ли не политическое преступление «для самых маленьких». Меня поставили на учет в детской комнате милиции! Потом я тоже непрерывно бедокурила, но переплюнуть эту историю не получалось, пока мне не исполнилось 15 лет.

— А что случилось в пятнадцать?

— Меня посадили в каталажку в Англии. Конечно, это была не совсем настоящая тюрьма, а что-то вроде нашей камеры предварительного заключения, и провела я там всего три дня… А все потому, что папа мечтал, чтобы я прекрасно владела английским, и отправил меня в колледж в английской глубинке. Я тосковала по Москве, по друзьям и родным, учиться совершенно не хотела, и семья, в которую меня поселили, мне страшно не нравилась.  Два месяца я терпела, а потом удрала от них в Лондон! Познакомилась с польским парнем, работавшим в Великобритании водителем… И тут мы приближаемся к моменту, благодаря которому я познакомилась с английской системой правосудия. На пустой дороге парень дал мне порулить! Я немного умела водить, но прав у меня, разумеется, не было – ни российских, ни британских. Однако меня это не остановило: я в восторге заняла водительское сиденье и дерзко помчалась… по привычной нам, русским, полосе!!! То есть, по английским меркам, по встречке. Успела проехать совсем немного – раньше, чем мой новый приятель успел спохватиться, нас остановили стражи порядка. Кстати, в КПЗ мне понравилось больше, чем в английской семье и в колледже, – весело, ново, вдобавок симпатичные доброжелательные полицейские… Но главное, меня депортировали на родину!

— Представляю, как «тепло» вас встретили родители!

— Не представляете! Мама с папой меня целовали, обнимали и рассказывали, как соскучились. Ни слова упрека не было произнесено. Вообще, что бы я ни делала, они не ругали меня, не читали нотаций, а только гладили по голове и говорили, что их доченька самая лучшая.

— Это правда невероятно.

— Мама сейчас утверждает, что проводила воспитательные беседы и даже повышала голос, но я не помню ни единого случая.

— Насколько вы переняли родительское отношение к воспитанию, а дети унаследовали вашу способность хулиганить?

— Восхищаясь мудростью, добротой и терпением моих мамы и папы, признаюсь, что сама совсем другая. Мне всегда надо твердо высказаться, если что-то было сделано не так, разобрать ошибки, да еще и наказать. Может, потому, что я росла одна, а у меня детей трое. Если им прощать все на свете, как прощали мне, наступит полный хаос. В многодетной семье все-таки нужна дисциплина. И характер у меня не столь мягкий, как у мамы. Я по гороскопу Лев и называю себя «царь зверей, король зоопарка»: с одной стороны, я взрывная, а с другой – хочу все контролировать. Конечно, с благими пожеланиями – чтобы уберечь детей от ошибок.

К моим «достижениям» в области ужасных выходок пока ближе всего подошла Варя. Или потому, что она больше Маруси и Кирилла похожа на меня, или потому, что ей как старшей пришлось выдержать все мои педагогические эксперименты. Например, в годы ее раннего детства я свято верила, что ребенку лет до пяти вообще нельзя говорить «нет». Когда родилась Маруся, я спохватилась, что старшая дочка растет даже более избалованной, импульсивной и необузданной, чем я, но уже было поздновато. И по сей день если дерзкой, свободолюбивой Варе сказать «нельзя», она обязательно сделает наоборот. Приходится выкручиваться. Ее переходный возраст был кошмарен! Она убегала из дома по ночам, я ее то пыталась удержать, то искала и ловила. Наконец не выдержала этих издевательств и однажды сказала: «Все, хочешь уходить – пожалуйста». Сложила ее вещи в чемодан и выставила его за дверь. Была зима. Моя девочка взяла чемодан и ушла в ночь в одних тапочках. Закрыв за ней дверь, я в ту же секунду позвонила предупрежденному заранее охраннику и попросила его незаметно следить за Варей. Она где-то бродила кругами, а под утро совсем замерзла и вернулась домой. Каких сил мне стоило сказать ей тогда «уходи»! Как я выдержала эту ночь!.. В прошлом году, когда Варе исполнилось 16 лет, нам стало легче находить общий язык – но тут она уехала учиться во Францию.

— С Марусей проще?

— Она видела, как я плачу и переживаю из-за старшей, всегда очень жалела меня и говорила: «У нас бутерброд. Вы с Варей – как кусок хлеба и кусок колбасы, а я между вами, как масло». То есть мы со старшей дочерью твердые и давим на нее с двух сторон, а она мягкая и пластичная, принимает нужную форму ради бутербродной гармонии. Сейчас у нее тоже переходный возраст, ей тоже хочется дерзить и поступать мне назло, но она помнит, как выглядели поступки сестры и как я страдала, и держит себя в руках. Она большая умница. Но с ней вышла другая история. Марусе всегда не хватало внимания: оно уходило на Варю, потому что она «зажигала», и на Кирилла, потому что он был маленьким. А Маруся была хорошей девочкой, ничем меня не напрягала, и с ней я позволила себе расслабиться. Скажешь ей «моя радость», поцелуешь перед сном – ну и все. Она страдала из-за недостатка моего внимания, а я не замечала! Но два года назад мы поехали кататься на лыжах, и в поездке у Маруси пошла носом кровь. На другой день история повторилась. И на третий тоже. Первые два дня я реагировала спокойно: кровь из носа – дело житейское. Потом занервничала: кровотечения были нешуточные. На четвертый день случилась та же беда, и я понеслась с нею в клинику. Марусю обследовали, взяли кровь на анализы, а потом врач отвел меня в сторону: «Девочке не говорите, что вы знаете. На самом деле у нее в носу болячка, и она ее расковыривает, чтобы вы с ней сидели и за нее переживали». В первый день ей понравилось, что я занимаюсь только ей, и она решила хоть так привлечь мое внимание! У меня чуть сердце не разорвалось, когда я это поняла… Я прозрела и с тех пор, конечно, больше времени провожу только с Марусей.

— А Кирилл устраивает праздники непослушания?

— Он избалованный, потому что младшенький. Меня спасает, что он, как и я, Лев по гороскопу, и я очень хорошо знаю, что происходит у него внутри, вижу все его манипуляции. Если что-то идет не так, как ему хочется, он входит в раж, визжит, кричит! Никто, включая мужа, не может привести его в чувство – только я. Как львица, беру своего львенка за шкирку, встряхиваю его, рычу: «Быстро прекрати!» Интуитивно-звериный метод, не все подобное одобряют, но с сыном только он работает.

— Вы как-то рассказывали, что вообще никогда не комплексовали по поводу внешности, но дочка в этом смысле пошла не в вас. Это вы о Варе или о Марусе говорили?

— О Марусе. Она у нас невероятная красавица – говорю не как мама, а объективно. У нее идеальная внешность, с ней невозможно спокойно по улице пройти – люди оборачиваются! Однако у нее огромные сомнения по поводу лица и фигуры. Пугает меня мыслями вслух: «Ну ничего, вырасту и нос поуже и покороче сделаю. И жир откачаю…» Не знаю, как ее привести в чувство, как убедить, что она невероятно привлекательна! Мои объяснения не работают. Может, она сама должна прийти к этому? Или услышать от кого-то еще? Пока она не слышит никого… Откуда растут ноги у неуверенности, не знаю. Но ставлю себя на место своих детей и думаю, что им тяжело. Для них сейчас внешность имеет колоссальное значение, а мама – певица и очень яркая женщина. И все их друзья фанатеют от меня, говорят: «Ну, ваша мама – горячая штучка!» И я думаю: а что, если Маруся комплексует из-за меня?

Ох, как все это непросто. Я в детстве очень комплексовала из-за мамы, но по другой причине. Она была очень полной, и я ее стеснялась. Когда она меня откуда-то забирала, я старалась, чтобы никто ее не увидел. Вот какая была глупая! Боялась, что буду такой же полной, и папа сказал мне: «Чтобы быть стройной, надо после еды 20 минут стоять у стеночки». Не возбранялось и ходить после приема пищи, но сидеть и тем более ложиться он не рекомендовал ни в коем случае. Папа следил, чтобы я выполняла это правило, и я сама старалась не отлынивать.

— Это ваш детский секрет красоты и стройности. А что делаете сейчас, чтобы, как говорила Баба-яга из мультфильма, «свежее быть и красивше»?

— Главный спонсор вечеринки – гиалуроновая кислота. (Смеется.) Большое счастье, что сейчас доступны инъекционные и лазерные процедуры – я их много перепробовала.  Что касается фигуры, когда одновременно танцуешь и поешь, это самым невероятным образом сказывается на мышцах пресса. Вообще я всегда в движении и периодически пробую что-то новое. Хорошо играю в настольный теннис, но полтора месяца назад стала через день заниматься им с тренером, и он сказал, что для непрофессионала я играю просто невероятно и успехи у меня немыслимые. Возможно, я даже буду участвовать во вполне серьезных соревнованиях! А пока играю с друзьями на деньги. Только с мужчинами – женщины не рискуют. Но и мужчин я постоянно обыгрываю. Возможно, через годик переключусь с настольного тенниса на что-нибудь другое. Считаю, надо постоянно пробовать, учиться новому, к чему-то стремиться! Потому что, как писал Льюис Кэрролл, «нужно бежать со всех ног, чтобы только оставаться на месте. А чтобы куда-то попасть, надо бежать вдвое быстрее!».

ДОСЬЕ:

Родилась: 21 августа 1977 года в Москве

Семья: муж Кирилл, бизнесмен, дочери Варвара (17 лет) и Мария (14 лет), сын Кирилл (11 лет)

Образование: окончила факультет скульптуры Академии художеств им. Ильи Глазунова и Академию им. Маймонида по специальности «эстрадно-джазовое пение»

Карьера: с 7 лет танцевала в детском балете «Останкино». В 20 лет пришла в группу «Лицей», была ее участницей с 1997 по 2005 годы. В 2006 году вместе с Алексеем Романовым из группы «Амега» основала группу «Винтаж». Самые известные песни: «Ева», «Плохая девочка», «Сильная девочка», «Подруга», «Белая». В 2020 году стала финалисткой шоу НТВ «Маска» в образе Попугая.