Александр Стриженов: «Катя — мой счастливый билет. Мы друг другу приносим удачу»

— В прошлом году я отмечал свое 45-летие и 40-летие… творческой деятельности. Со стороны это могло показаться шуткой. А зря! 6 июня 1974 года мне исполнилось пять лет, и тогда же я вышел на сцену в спектакле Московского Художественного театра. Родители уехали в Ленинград, на гастроли театра, и взяли меня с собой. Как-то в наш номер вошла делегация с Олегом Николаевичем Ефремовым во главе. Он обратился ко мне: «Сынок, надо выручать театр». Так мне досталась роль в знаменитом спектакле «Сталевары». Я выходил на сцену вместе со своим сценическим папой Георгием Епифанцевым в момент выяснения отношений героев Нины Ивановны Гуляевой и Евгения Александровича Евстигнеева. Она давала ему от ворот поворот, и он, чтобы скрыть от товарищей свое мужское поражение, подхватывал меня на руки и с улыбкой нес на авансцену, где моя мама, «крановщица Люба», пела романс. Я ел пирожное и пил лимонад. За это я получал пять рублей и привилегию народного артиста — меня доставляли на спектакль и обратно на черной «Волге». Позже я играл еще и в других спектаклях МХАТа.

— В 13 лет вы сыграли главную роль в фильме «Лидер», который, кажется, посмотрели все школьники Советского Союза. От бремени славы не закружилась голова?

— Нет, потому что вырос за кулисами самого знаменитого театра страны и видел поистине великих актеров.

И слава моего отца в то время была безгранична. Пройтись с ним по улице было совершенно невозможно, узнавали все и везде. Помню свой восторг, когда после папиного спектакля мы выходили с ним из служебного входа и шли через нескончаемый людской коридор. К папе тянули программки, открытки с его фотографией, прося автограф. Именно тогда я понял, что он занимается чем-то важным и серьезным.

Родители, зная изнанку профессии, отговаривали меня поступать в театральный, как это происходит, наверное, во всех актерских семьях, и, возможно, я занялся бы чем-то другим. Но все решил случай. Как-то я встречал маму у служебного входа театра и столкнулся с Розой Абрамовной Сиротой, режиссером и педагогом, которая, как гласит театральная легенда, открыла Смоктуновского.

Она спросила: «Ты поступаешь в театральный?» И я, вместо того чтобы ответить: «Не знаю», твердо сказал: «Да». — «Тогда завтра подъезжай на Малую сцену к часу дня, почитаешь мне программу», — предложила она. Я механически кивнул. Вышла мама, рассказываю о случившемся. Она удивилась: «А разве ты что-то готовил?» — «Но у меня же есть время до утра», — говорю я.

Сирота меня похвалила. И я пошел на туры. Каким видел свое будущее? Я уже пожилой человек, как вспомнить мысли почти 30-летней давности? (Со смехом.) Я много играл в театре, снимался в пяти-шести картинах в год. Время было плодотворное и веселое.

— Кино вам подарило не только популярность, но и жену. Не снимись вы в уже упомянутом «Лидере», судьба вышла бы другой.

— На съемках в Сочи Екатерина Владимировна произвела на меня, 13-летнего, настолько сильное впечатление, что я впервые в жизни написал маме письмо, в котором сообщил, что встретил девушку, на которой женюсь. Мама была заинтригована. Она рассудила верно: раз сын так спешил поделиться чувствами, что пошел на почту, купил конверт и марку, — значит, это серьезно. И с нетерпением ожидала начала своих съемочных дней, чтобы увидеть Катю (Любовь Земляникина тоже сыграла в этом фильме. — Прим. «ТН»). «Как жаль, что вы рано встретились…» — сказала тогда мама, в том смысле, что первая любовь не имеет продолжения, зачастую молодые не в состоянии бережно отнестись к чувствам.

— Саша, но почему сразу «женюсь»? В пионерском возрасте про ЗАГС обычно не думают.

— Не знаю, это необъяснимые вещи. Так случилось! После трех месяцев съемок мы хотели не расставаться никогда. Как время проводили? Как все нормальные дети: в кино ходили, на танцы, в театр, подолгу бродили по Москве. Я провожал Катю домой. Мы отмечались у ее мамы и шли во двор болтать на скамеечке. Часто я забывал про время и не успевал в метро до закрытия. Приходилось возвращаться к себе на Арбат на такси, ради этого я экономил на школьных завтраках. В 15 лет я впервые пришел к будущей теще с цветами и тортом: «Прошу руки вашей дочери, пора нам жить вместе». Она говорила, что это неприлично: «Вы же дети, закончите сначала школу». Я соглашался: «Ну хорошо, подожду» — и через год заводил ту же песню. А когда нам исполнилось 18, мы поставили ее перед фактом: все, подали заявление. А про то, что обвенчались, промолчали: мама работала в ЦК партии, могли быть неприятности. Мы не хотели ее подставлять, но она все равно обиделась, когда узнала.

— Зачем вам, таким юным, понадобилось венчание?!

— Венец казался гарантом того, что это навсегда. Венчал нас протоиерей Валериан Кречетов — настоятель храма Покрова Пресвятой Богородицы в Акулове. Таинство свершилось ночью. Были моя мама, сестра, несколько подруг Кати. Голоса детей отца Валериана и священников слились в божественный хор — было красиво и торжественно.

Через неделю после венчания, 24 октября 1987 года, мы поженились. Гуляли три дня у Кати дома. В стране в то время свирепствовал сухой закон, поэтому пили чудесные алкогольные напитки домашнего производства.

Подруги мамы подарили мне костюм — темно-синий в мелкую полоску. А платье Кате шила Вита, ее сестра, — модельер Виктория Андреянова. Из атласа, в пол, с жемчужными пуговицами, сделанными из ожерелья моей мамы, с воротником как у Марии Стюарт. А на голове — венок… Катя напоминала нежный цветок каллу и очень сильно отличалась от других невест в ЗАГСе «Аист», одетых «в тюль».

— Через год у вас родилась первая дочь. А ведь в то время вы — студент театрального, вокруг красивые, задорные однокурсницы. Как удалось в таких условиях сохранить семью?

— Чтобы союз получился счастливым, надо прилагать усилия, хотя бы из страха потерять любимого человека. Когда родилась Настя, было не до гулянок, я в институте-то перестал появляться. А чтобы не отчислили, приносил в деканат липовые справки о болезни. Мне казалось, что это главное — я приобретаю важный человеческий опыт, необходимый актеру. К тому же моя жена слишком юна, ее надо беречь. Сам мыл и пеленал Настю, пытался дать возможность Кате выспаться. Потом Катя говорила, что это был один из самых счастливых периодов в ее жизни, она купалась в моей любви. Помню, удивилась, что я перестал завязывать ей шнурки. Я сказал: «Но ты уже не беременная, завязывай сама!»

— В каких бытовых условиях началась ваша семейная жизнь?

— Несколько лет шатались по мамам. Они были женщины одинокие: моя — разведенная, а Катина — вдова, каждая жила в трехкомнатной квар­тире.

Снимать не имело смысла, мамы помогали управляться с ребенком, так что институт мы с Катей окончили без потерь. Но все главные периоды жизни дочери мы были рядом. Поэтому между нами такая крепкая внутренняя связь. И мы с Катей это заслужили, нам не в чем себя упрекнуть. Единственное, о чем жалею, — что не присутствовал при рождении Насти. В 1988 году это было не принято. А вот когда спустя 12 лет родилась Александра, я был первым, кого она увидела на этой земле. До сих пор не могу забыть, как она открыла глаза — чик! — и взглянула, пристально, изучающе и совсем не по-детски. Как после этого не поверить в то, что дети приходят к нам из других миров? Знаете, роды с женой — это абсолютнейшее счастье. Хотя, врать не стану, не пошел бы, если бы Катя не попросила. Я отчаянно согласился не подумав. И сразу увидел, как эмоционально разгрузил жену.

Никаких подробностей, которые не надо видеть мужчинам, я и не видел. Но Кате было легче, когда я держал ее за руку и целовал пересыхающие губы.

Обе наши дочери родились на эмоциональном подъеме нашей с Катей любви, когда без ребенка уже никак. Саша — ровесница века, рождена в 2000 году. К тому времени мы кое-чего достигли, поэтому ее детство отличалось от Настиного: были уже и няни, и водители, а на днях рождения выступали не мама с папой, а приглашенные артисты. Но главный принцип воспитания остался тот же — максимальное количество времени мы проводим вместе. Иногда я лучше недосплю, но сам отвезу ребенка в школу. Дети и родители перестают слышать друг друга от недостатка общения. Если на ребенка у вас нет времени, то и ему позже будет не до вас.

— Уму непостижимо, как из юного мужчины сразу вышел отличный отец! Как вам кажется, не повлиял ли тот факт, что вам самому пришлось пережить развод родителей?

— Не думаю, что существуют закономерности и параллели. Отец, хотя и жил отдельно, меня не бросал, и мне совершенно не за что на него обижаться. Пусть он и перестал соответствовать маминому представлению о прекрасном, но при чем здесь я? Мы много времени проводили вместе: ходили в кино, театр, он брал меня на съемки.

С родителями у меня всю жизнь доверительные отношения. Они не по­учали, пальчиком не грозили, верили мне как себе и расстраивались, когда я

не оправдывал доверия. Но кто из мальчишек, покурив украдкой, не заедал запах листочком, думая, что мама не учует? Мама все замечала, и тогда дамокловым мечом над моей головой повисал вопрос: «Для того ли я тебя рожала, чтобы ты убивал здоровье на моих глазах?»

Я рос активным парнем, было многое доступно — золотая молодежь…

В ресторанах ВТО, Дома кино, Союза композиторов и Союза журналистов нас с друзьями знали в лицо. Конечно, это доставляло маме неприятные хлопоты.

Но подробности опущу, не стоит дочерям их знать. (Смеется.)

Больше всего я опасался не порки — ее никогда и не было, а потери дружеского расположения родителей. Такие же отношения у меня с дочерями — от нас с Катей они ничего не скры­вают.

Как отец я делаю все возможное, чтобы предостеречь их от ошибок. Пытаюсь повысить планку амбиций настолько, чтобы моих девочек невозможно было подвигнуть на глупость. Понятно, что это не гарантирует счастья, но я делаю все, что от меня зависит. Это обычный родительский долг, иначе для чего мы рожали детей — не для того же, чтобы видеть их несчастными?

На днях младшая дочь улетела к старшей в Америку, где та работает, и я сказал Кате: «Жаль, что у нас мало детей. Было бы больше, кто-нибудь был бы рядом». А теперь в доме тишина — ни топота, ни грохота, которые обычно несутся из Сашкиной комнаты.

— Настя два года назад вышла замуж. Удалось ли воспринять зятя без ревности?

— Мне смешно называть себя тестем, а Петю зятем, потому что ощущение, что я еще ого-го и мы с Петей почти ровесники. (Смеется.) Люблю его как сына, родительское сердце всегда чувствует, что настоящее, а что нет. Меня радуют их отношения — тьфу-тьфу, постучу по дереву. Спустя 26 лет ребята обвенчались в той же церкви, что и мы с Катей, тоже у отца Валериана. Петя с Настей до сих пор ведут себя как молодожены. В августе, на вторую годовщину их свадьбы, устраиваем круиз вокруг греческих островов, выходим в море большой компанией.

— Какая-то нарисовалась идеалистическая картинка жизни Стриженовых! Разве так бывает, чтобы без скелетов в шкафу?

— В любой семье бывают бытовые проблемы, мы тоже спорим и ругаемся. Но зачем хранить скелеты? Выбрасывайте их лучше на свалку истории. У меня привычка стирать из памяти файлы с отрицательной информацией: кто старое помянет, тому глаз вон.

— Признайтесь, хотя бы раз кто-то из вас собирал вещи и уходил к маме?

— Случалось…

— И кто более несдержан?

— Несправедливо так ставить вопрос. Кто больше довел другого — так точнее. Осваивая режиссерскую профессию, я прочел кучу книг по психологии, все понимаю, но почему-то не всегда полученные знания могу применить к себе. А Катя — вообще несколько лет назад окончила институт гештальта. Я подначиваю ее во время наших бурных споров: «Ты же психолог!» (Смеется.) Даже если мы к чему-то по-разному относимся, все равно друг друга дополняем. Нам до сих пор вместе интересно. Мы давно научились понимать друг друга с полувзгляда. Я начинаю фразу, Катя ее заканчивает. Но так бывает у всех, кто долго живет вместе.

— Вы признавались, что в сценарии нового фильма «Дедушка моей мечты», который выходит на экраны кинотеатров 16 июля, много личного. Герой говорит жене, что главной удачей своей жизни она должна считать замужество. А вы как считаете, жене с вами повезло?

— Катя — мой счастливый билет. Мы друг другу приносим удачу. Если Екатерина Владимировна так же думает обо мне, буду счастлив. В фильме действительно много личного: к примеру, герои картины (их играют Екатерина Стриженова и Николай Добрынин), прожив вместе 25 лет, танцуют, обнявшись, на ночном бульваре. В наших отношениях тоже есть место романтике. Мне до сих пор хочется Катю удивлять. Сюрпризы напоминают о том, что я ее люблю и ценю. Когда мы с ней были детьми, я дарил ей на Новый год подснежники. Просил своих сочинских друзей собрать в горах и передать с проводником. Я встречал поезд, укладывал цветы в корзинку и ехал к Кате. «Шел через лес, встретил 12 месяцев, вот Апрель тебе прислал…»

В этом году на Катин день рождения мы с Настей устроили грандиозный розыгрыш. Зная, что наша мама мечтает оказаться на знаменитой выставке тюльпанов в Кекенхофе, мы сымитировали приглашение от нидерландской принцессы Беатрикс. Пока его готовили, вели с Настей тайную переписку. Я слал ей факсимиле подписи Беатрикс, изображения печати королевского дома, она мастерила. А потом я сочинил текст: «Несравненная Екатерина Стриженова! Узнав о Вашей любви к цветам и желании посетить королевский парк Кекенхоф, ее высочество принцесса Беатрикс приглашает Вас с семьей в Амстердам. В этом году открытие парка приурочено ко дню вашего рождения». И дальше вкладыши: перелет, рейс такой-то, бронь гостиницы напротив Королевского дворца, приглашение на гала-ужин в ресторане с двумя звездами Мишлен.

Все это я распечатал на красивой бумаге с кучей печатей, положил в конверты с коронами. Катя безумно обрадовалась, но сказала: «Как жаль, что мы поедем втроем, Настя-то в Америке…» А наша старшая дочь в это время бронировала билет в Амстердам. Когда мы с чемоданами вышли из аэропорта, она встречала нас с табличкой «С днем рождения, мама». Ах! Восторг!

— Екатерина поверила в розыгрыш?

— Конечно, мы потрудились на славу. Раскололись лишь за праздничным ужином. Наша старшая дочь сказала: «Мама, когда у тебя муж — принц на белом коне, старшая дочь — фея-крестная и мальчик-паж в виде Александры, необязательно иметь в друзьях принцессу. Твоя жизнь и так удалась».

Конечно, можно было не заморачиваться и просто сказать: а давай мотанем в Амстердам! Мотануть можно вообще куда угодно. Но эта история останется в Катиной памяти навсегда.

— Да вы романтик! Такие мужчины очень нравятся женщинам. Что говорите себе, когда замечаете внимание посторонних девушек?

— Состояние платонической влюбленности допускаю, для актрис, например, это отличный стимул в работе, но оно не предполагает секс. Он-то как раз все усложняет. Честно скажу, я очень боюсь потерять Катю. Поэтому мы прозрачны друг для друга: телефоны, электронная почта — все в открытом доступе. Мне всегда бывает жаль, когда распадаются крепкие союзы из-за глупых адюльтеров. Но ничего, кризис сейчас многих придушит, к интрижкам вели излишки, теперь мужчинам придется взяться за ум. (Смеется.) Не стану утверждать, что страсть длится вечно, но, даже прожив с человеком четверть века, можно заново им увлечься. Когда монтировал картину «Дедушка моей мечты», я вдруг увидел жену другими глазами. И — верите? — влюбился заново — в ее актерский талант, женскую красоту. Мне сразу захотелось ей соответствовать, и я сел на жесткую диету, похудел за несколько месяцев на 50 кг.

— Писали, что вы сделали операцию…

— Желчный пузырь мне удалили. Я периодически боролся с весом, голодал, на этом фоне — застой желчи, камни. Но не думаю, что подробности кому-то интересны. Нет худа без добра: я перестал есть мясо. Так и напишите: Стриженов потерял полцентнера благодаря тому, что влюбился в собственную жену. (Смеется.) Катя довольна: она давно хотела, чтобы я похудел, лишний вес вреден для здоровья. Но пока сам чего-то не захочешь, другому не под силу убедить. Хотя я подкаблучник. Обычно принимаю те решения, которые принесут радость жене. Катя мудра — создает впечатление, будто это я управляю процессом. Только дурынды открыто крутят мужчиной и не берегут отношения.

Любовь — это не слова, а поступки. Ее надо подтверждать делами — и утилитарно-полезными, и бес­смысленно-приятными. И не обес­ценивать словами, не пытаться определить, за что любишь человека. Решишь, что за красоту и доброту, и вдруг — пыф! — красота ушла, пришла болезнь, и любимый стал раздражительным. Значит, уже не любишь?

Счастье — это не станция назначения, а способ путешествия. Мне повезло: мое путешествие проходит на хорошей высоте, в замечательных климатических условиях, в прекрасной компании. Мне вообще нравится, что со мной происходит, не хочется думать, какой окажется станция назначения, на которой придется сойти.

Спросите меня, какой я хотел бы видеть старость. А никакой! Я хотел бы оставаться таким, как сейчас. Не хочу стареньким бродить у теплого моря. Покой не для меня, сегодня здесь, завтра там, по долам, по волнам. Главное, чтобы не пришла дряхлость, хочу и в 90 ощущать себя молодым. Чтобы не потух взгляд, не стало скучно жить.

Хочу хотеть жить, работать, веселиться, отдыхать, радоваться, любить… Я человек благодарный и осознаю, что завишу от воли Божией и в том, что со мной происходит, главная заслуга не моя. И это понимание расставляет правильные ориентиры. Несколько лет назад моя мама стала монахиней. Сначала я, как человек светский, живущий стереотипами, испугался. И первое, что спросил у нее, когда узнал: «Что я тебе плохого сделал?» Есть же выражение «подвести под монастырь»… Я тогда не потрудился задуматься о том, что это веление ее души, ее путь, привилегия начать новую жизнь, не имеющую отношения к суете мира.

Мама не келейная монахиня, она не живет в монастыре — каждому дается по силам, возможностям. Монашеский труд — это молитва, не обязательно картошку полоть на монастырской земле. Пережив первый шок и непонимание, теперь я испытываю радость от того, что маме хорошо. Я знаю, чьим молитвам обязан успехами и за какой мы каменной стеной.