Онлайн-журнал о шоу-бизнесе России, новости звезд, кино и телевидения

Александр Петров: «Хотелось все бросить и крикнуть: «На фига мне это!»

0

Накануне большой всероссийской премьеры картины «Гоголь. Начало» исполнитель заглавной роли и один из самых востребованных сегодня молодых актеров рассказал «ТН» о сложностях работы над образом Гоголя, дворовом детстве в маленьком городке и о своем увлечении поэзией.

— Саша, поздравляем с премьерой! Сильно ли волнуетесь, ведь сыграли не абы кого, а самого Гоголя?

— Да нет, совсем не волнуюсь. Не знаю почему. Премьера — это всегда праздник. А «Гоголь» — очень крутая, классная история. Это действительно большое кино и большой прокат — на экраны выйдет целых четыре части. Конечно, мне важно, как люди оценят эту работу. Но я почему-то на 99,9 процентов уверен в том, что зрителям кино понравится. Ведь это еще и детективная история, и зритель до конца не будет понимать, чем же все кончится. Этот фильм как некий парк развлечений, где есть все для того, чтобы получить массу эмоций.


— Что было самым сложным в работе над ролью?

— Роль сама по себе очень специфическая. Это исторические костюмы, парик, в котором актеру всегда трудно существовать, потому что волосы постоянно мешают, особенно когда сильный ветер, плохая погода или, наоборот, когда жарко. Мы снимали в разное время — и снег лежал, и солнце припекало. И естественно, в парике было некомфортно.

А еще мне пришлось отрастить усы, которые я терпеть не могу. С париком они очень гармонично смотрятся, а вот в жизни совершенно мне не идут. И потому все эти долгие восемь месяцев работы над «Гоголем» я не особо любил показываться на людях. И мечтал о том дне, когда, наконец, сбрею ненавистные усы. Наклеить их, кстати, было нельзя, потому что на крупных планах, и тем более на большом экране, было бы очень видно, что усы ненастоящие.



Для роли Гоголя Александру пришлось отрастить усы, которые он терпеть не может. Фото: Пресс-служба телеканала ТВ-3


— Сюжет мистический, да и Гоголь был великим мистиком. На съемках никаких знаков вам Николай Васильевич не посылал?

— Мы не пытались создать достоверно правдивую историю про Гоголя. Хотя сюжет и основан на фактах биографии и произведениях Николая Васильевича, но по большому счету все в нем вымышлено. Поэтому никаких темных сил мы не боялись.

Самый главный знак свыше: «Гоголь» выходит в кинотеатрах, чего изначально не предполагалось. Если бы мне и всем остальным сразу сказали, что это будут четыре отдельных полнометражных фильма, то подготовка к съемкам была бы совсем другая. Давила бы огромная ответственность, все бы тряслись и по 150 раз перестраховывались. А тут все получилось с хорошей долей талантливого хулиганства — как со стороны режиссера, так и артистов.


— Хочется провести небольшие параллели между вами и самим Гоголем. Фильм рассказывает о юности писателя, который служит писарем в императорской канцелярии, страдает от неуверенности в себе и сжигает тираж своей первой книги. Вам самому свойственно сомневаться в своих способностях?

— Конечно. У каждого человека есть огромное количество сомнений, страхов и всего остального. И у меня их тоже хватает, но это нормальный творческий поиск и творческий процесс. Когда я попал в ГИТИС, уже после первого месяца обучения мне хотелось уйти: я понимал, что, возможно, это не совсем мое. Я казался себе очень маленьким человечком в масштабе Москвы. Но таких историй у иногородних первокурсников пруд пруди, у каждого второго, как я потом понял. Возникают сомнения, страхи, от тебя начинают много требовать педагоги, а ты еще совсем зеленый, пока не понимаешь, в какую сторону, в каком направлении тебе двигаться.


— А что помогло не поддаться страхам?

— Мечта, сидящая глубоко внутри, желание стать артистом, сниматься в кино, работать на больших театральных площадках. У меня много этих «мечт», но нужно было перетерпеть трудности. И где-то в конце второго курса я уже начал получать удовольствие от учебы, понял, что освоился. Я был доволен, что удалось переломить ситуацию и побороть страхи.


— Был ли рядом человек, который поддержал вас в сложный период?

— Мне кажется, в такие моменты, как ни странно, нужно оставаться одному, и тогда ты справишься точно. Конечно, в моей жизни появились близкие люди, друзья, которым я очень доверяю. Но вот изначально, строя фундамент своей жизни, ты должен научиться принимать важные решения самостоятельно. Тогда будет проще идти по жизни.

Есть хорошая присказка: если ты действительно искренне чего-то хочешь, то даже горы будут способствовать тому, чтобы желание твое осуществилось. Конечно, если ты не сидишь дома на диване и, попивая чай, думаешь: когда же я полечу в космос? Ну, слушай, старичок, никогда ты не полетишь с дивана в космос.


— Как вам работалось с Олегом Меньшиковым? Было волнение оттого, что рядом — театральный руководитель?

— Нет. Мне всегда хотелось выйти на площадку вместе с крутыми мэтрами, глыбами, вступить с ними в схватку и на экране, и на театральной сцене. Возможно, сказывается мое футбольное прошлое, выработанный спортивный характер и нежелание проигрывать ни в чем. Помню, как еще на первом или втором курсе ГИТИСа встретился на съемочной площадке сериала «Петрович» с покойным ныне Алексеем Васильевичем Петренко. Я играл заключенного по кличке Волк, а он — моего адвоката, и у нас была серьезная сцена в тюрьме. Приходит Петренко, а у меня нет даже доли волнения, наоборот, интересно посмотреть, почему же он глыба, откуда это в нем, и вступить с ним в профессиональную схватку.

Так вот, тогда на съемках с Алексеем Васильевичем я начал импровизировать, поддевать его, добавлять какой-то свой текст, практически бросать вызов. А Петренко был уже в довольно солидном возрасте, для него это обыденная сцена, каких у него в жизни было миллион: ну, молодой пацан, сейчас быстро сыграем. И тут возникает какой-то укол. И он это чувствует. И вдруг — резкий взгляд на тебя, полуживотный какой-то: «Подожди, подожди, ах, вот так, хорошо!» И он тоже начинает импровизировать. В итоге получилась классная сцена, и он поблагодарил меня за это. Алексей Васильевич очень ко мне расположился, многому научил.

Из такой же породы Олег Евгеньевич Меньшиков. Эти люди владеют тем, чему нельзя научить, о чем не рассказывают в театральных институтах, тем, что дается от природы. У Олега Евгеньевича один взгляд, резкий поворот головы, секунда, когда он просто молчит, стоят дороже сотен слов. И это меняет сцену и может изменить фильм. В этом точно есть какая-то магия.



— У Олега Меньшикова один взгляд, резкий поворот головы, секунда, когда он молчит, стоят дороже сотен слов. Фото: Пресс-служба телеканала ТВ-3


— Гоголь родился в Сорочинцах Полтавской губернии, в декабре 1828 года переехал в Петербург. Несмотря на его многочисленные попытки, в актеры его так и не приняли. Вы родились в городе Переславле-Залесском Ярославской области, после школы поступали на экономфак переславского университета, а спустя два года, бросив его, отправились покорять Москву. Получается, вы оба были вынуждены адаптироваться к столичной жизни.

— Естественно. Ты уезжаешь от мамки с папкой, из дома, где ты ко всему привык, где тебя всегда накормят, обогреют. Конечно, меня воспитывали самостоятельным мальчиком, я многое умел делать, но все равно это особенная атмосфера, когда прибежишь откуда-нибудь, а дома мама, бабушка сразу накормят пирогами с черникой.

И у меня был серьезнейший стресс в первые несколько месяцев учебы. Я никому не рассказывал, как мне хотелось уехать обратно домой, хотелось крикнуть: «На фига мне это все!» Занимаясь на подготовительных курсах в ГИТИСе, я представлял себе все несколько иначе. Мы, абитуриенты, восторженными глазами смотрели на педагогов, все было круто и весело, занятия приносили сплошное удовольствие. У нас был чудесный подготовительный курс, мы все сдружились безумно. И тут ты вдруг приходишь на первый курс, где включаешься в совершенно другую игру, в которой участвуют люди, которых отобрали одного из пятисот. Они все должны заявить о себе, и это страшно. Сейчас мы, естественно, по-другому общаемся, и уже курсу к третьему у нас сложился творческий коллектив. Но на первом курсе мы практически все готовы были вцепиться друг другу в глотки, конкуренция страшная. И это хорошо на самом деле. Но тогда я был к такому не готов.

Во время учебы пришлось преодолевать много трудностей, но самым большим препятствием для каждого приезжего человека остается бытовая неустроенность. Я не знал города, не понимал, как куда доехать, для меня была целая проблема разобраться в ветках и переходах метро.

Да и жизнь в общаге не сахар. Первые несколько месяцев в общежитии не хватало мест, и нам снимали квартиру на Чистых прудах. Мы там жили впятером — и девочки, и мальчики. Как-то уживались все в одной комнате, скидывались деньгами, девочки иногда готовили, иногда нет. Потом нас, мальчиков, переселили в двухкомнатную квартиру на Нагатинской, а после нее уже была общага. Там жили втроем в комнате, очередь в душ каждый вечер. Это была настоящая школа жизни, бесценный опыт. Я могу сейчас прийти в ГИТИС и определить по глазам — кто из Москвы, а кто нет. Счастливые и довольные глаза у тех, кто из Москвы, так как, грубо говоря, у них есть мамины пироги с черникой. А приезжие смотрят так, волчонком. И ты сразу понимаешь, что человеку надоело есть сосиски с пельменями.

Например, я очень скучал по ванной, которой не было долгое время. Мечтал полежать в ней хотя бы десять минут. Когда приезжал в Переславль на выходные, ложился в ванную, и меня невозможно было оттуда вытащить. В общаге душ надо было принимать быстро — пять минут, либо идти ночью, когда все спят.

На втором году стало гораздо легче, я понимал, что добился уже каких-то результатов на курсе, появилась другая заинтересованность в профессии, привык к быту и вроде бы все разложил по полочкам. Мне начала нравиться жизнь в большом городе, я уже ориентировался в метро и без карты мог доехать, куда надо.



— Для того чтобы вдохновиться, надо чуть проще относиться ко всему, понимать, что мир вокруг тебя прекрасен. Фото: Михаил Рыжов


— Интерес к театру у Гоголя проявился еще в детстве. В этом «повинен» отец писателя, который был замечательным рассказчиком и писал пьесы для домашнего театра. А кем в детстве мечтали стать вы? И влияли как-то на ваш выбор профессии родители?

— Знаете, как это бывает обычно в семьях, когда ребенок прыгает, бегает, что-то рассказывает смешное, и все сразу: ой, какой талантливый, настоящий артист! Такие разговоры были, но никто никогда не настаивал, выбор был за мной, безусловно.

Родители никакого отношения к моей профессии не имеют. Папа работал электриком, мама – фельдшером, в больнице. Потом, в 90-х, у них появился небольшой бизнес в Переславле-Залесском.

В детстве мама меня учила читать стихи, и когда много лет спустя я пришел в институт, мне это вспомнилось. В актерской профессии есть термин — кинолента видения. Это когда ты запоминаешь большие тексты, в том числе стихотворные, воспроизводя их визуально. То есть ты в сознании снимаешь кино, фиксируешь не слова, а картинки. И вот мама, когда я не мог что-то запомнить, говорила: «Вот смотри, представь вот это, потом вот это, и у тебя поменяются картинки». Не знаю, откуда она это знала, мама никогда не училась ни в каких театральных студиях или институтах.

Потом в школе появилась Ольга Николаевна Шажко, учитель русского языка и литературы, которая начала прививать мне любовь к театру. И у нее была такая фишка, как это модно сейчас говорить: перед каждым занятием она делала лирическое отступление и рассказывала интереснейшие истории о своих учениках, о походах в театр. А уже потом начинался урок. И все такие: а можно еще? Я на всю жизнь это запомнил. И мечтал тогда о том, что когда-нибудь Ольга Николаевна другим своим ученикам расскажет и про меня…

Потом появилась Вероника Алексеевна Иваненко, которая, когда я уже учился на экономиста, привела меня в театральную студию. Она потратила много часов со мной на кухне, разговаривая обо всем, закладывая в меня очень серьезные вещи. Благодаря ей я понял, чем хочу заниматься всю дальнейшую жизнь. Это было на втором курсе экономического факультета. Помню, как мы приехали на любительский театральный фестиваль в город Похвистнево Самарской области со спектаклем «С любимыми не расставайтесь», поставленным Вероникой Алексеевной. Там были педагоги из ГИТИСа, которые занимались с нами сценическим движением, актерским мастерством. Мне это дико нравилось, я испытывал просто сумасшедшее удовольствие от процесса. И тогда я написал смс родителям: «Мама, папа, я буду поступать в ГИТИС. Точка».


— Родители за голову не схватились? Или сказали: дерзай, сынок?

— Родители отнеслись спокойно: ну, попробуй, конечно, классно, но тяжело. То есть не обнадеживали, но и не отговаривали. Для жителей провинциальных городов в принципе поступить в Москве на бесплатное обучение, особенно в театральный институт, где 500-700 человек на место, да еще в мекку театрального мастерства, да на курс Хейфеца — это за гранью возможного, как в космос полететь. Есть такой стереотип: везде все куплено. Но я отвечаю за свой третий этаж, режиссерско-актерский факультет — там ничего не покупается, ничего не продается, сколько бы вы ни пытались. Вам не проломить мастодонтов и динозавров, которые там сидят. И дай Бог им здоровья, особенно Леониду Ефимовичу Хейфецу, которого пытались купить огромное количество раз. Он нам об этом рассказывал. Для Хейфеца всегда был важен не только талант абитуриента, но и то, какой это человек, что у него с сердцем и душой. Он говорил: «Вот как только дверь в аудиторию открывается, я сразу понимаю — будет человек у меня учиться или нет». У него феноменальная интуиция.


— Саша, а когда родители действительно поняли, что вы настоящий артист, и сказали вам об этом?

— Вы знаете, никогда. Такого не было и не будет. И это хорошо. Обычно как у нас происходит: вот кино вышло, посмотрите. Классное? Классное. Понравилось? Понравилось. Ну и все. Но помню, папа рассказывал, как он переживал, когда я поступал и оставался буквально последний этап, один шажок. Если сорвешься, особенно обидно будет, вроде бы уже почти прошел. Папа говорит: «Ты поехал на очередной этап, а я на кухне жарю на сковородке что-то с утра. Стою у плиты, проходит много времени, уже ноги затекают, а ничего не жарится. И тут понимаю: блин, я же огонь забыл включить!» Понятно, что мыслями он был там, со мной. Конечно, родители очень обрадовались, когда я поступил.


— Николай Васильевич испытывал страсть к рукоделию, вязал на спицах шарфы, кроил сестрам платья, к лету сам себе шил шейные платки. А у вас есть какое-нибудь увлечение помимо работы, которому вы можете посвятить хоть немножко времени?

— Сейчас времени нет, но вообще у меня мелкая моторика в почете. В детстве я очень любил футбол, у меня была куча тетрадок, в которые я переписывал футбольные результаты всех чемпионатов и турниров. И переписывал не просто, а выводя каждую буковку печатным шрифтом. Вот такой у меня был бзик. И если я, например, написал не ту буковку, я покупал такую же тетрадочку или находил такие же листы, аккуратненько вырезал один квадратик, вклеивал его и писал нужную букву… Тогда еще не было замазок, а когда они появились, они мне не нравились, потому что было видно, что замазано.


— Да вы аккуратист, в этом есть даже какое-то маньячество.

— Маньячество, ага. В школе этого не было, там я писал, как Бог на душу положит, а вот футболом я жил, поэтому все должно было быть дико аккуратно. Я тетрадочки эти, естественно, пересматривал каждый раз, знал всю футбольную статистику от зарождения футбола, знал, кто с каким счетом, какие кубки, какие команды, чемпионат Европы, чемпионат мира и так далее.

А потом актерская профессия встала на один уровень с футболом. И когда я пришел в ГИТИС, так же аккуратно в тетрадочки начал переписывать тексты. Это и сейчас осталось. На каждый спектакль «Гамлет» я беру с собой тетрадочку, где полностью от руки аккуратно выведено каждое слово. Переписана вся роль, все мои сцены, которых немало.



Сцена из спектакля «Гамлет». Фото: Пресс-служба Театра им. М.Н. Ермоловой


— А стихи свои вы тоже от руки записываете?

— Вот со стихами другая история! Тут мне удобнее без блокнота. Когда я сижу где-то в компании, иногда незаметно беру телефон, и все думают, что я копаюсь там. Параллельно я могу говорить, и потом вдруг начинаю что-то записывать. И вот — стихотворение написано, ты его больше не исправляешь, оно сохраняется у тебя в заметках. И не нужно для этого закрываться в подвале, чтобы никого не видеть и не слышать. Писать стихи я начал совсем недавно, года полтора назад, когда летел в самолете. Вдруг взял мобильный телефон и что-то в него записал, так родилось первое стихотворение, сейчас их 40-45.


— Гоголь в школе писал весьма посредственные сочинения, он был слаб в языках и делал успехи только в рисовании и русской словесности. А у вас какие предметы были в приоритете?

— Ох, честно говоря, я был троечником. Мне нравились русский язык и литература — русский меньше, литература больше. И то я не могу сказать, что был в них очень успешен. Но все же успешнее, чем в других. То есть математика, химия, физика — это было совершенно не мое. Мне нравились лирические отступления Ольги Николаевны, предметы, которые, как я думал, что-то мне дают. Я спрашивал у учителя математики: «Что мне дает алгебра?» А в ответ слышал: «Смотри, Саш, когда ты будешь строить себе дом, у тебя возникнет много проблем, если ты не знаешь геометрию». А я сидел и думал: если у меня будут деньги на дом, то, скорее всего, я найму людей, которые знают геометрию и выстроят все как положено.


— А питомцы домашние у вас есть? Гоголь был очень привязан к своей собачке Джози, подаренной Пушкиным, и когда она умерла, он впал в жесточайшую депрессию.

— Я понимаю причину, по которой Гоголь впал в жесточайшую депрессию. Потому что животные — это искреннейшие создания, которым все равно, кто ты, они просто тебя любят априори, таким, какой ты есть. Да, безусловно, я люблю животных, и у меня есть прекрасный кот, лысый сфинкс.


— Собираясь к вам на интервью, я спросила коллег: «Что вы скажете про Сашу Петрова?» И почти все ответили: «Это тот, который так здорово Маяковского читает?!» Они не роли почему-то в первую очередь вспомнили, а стихи. Как эта история со стихами вошла в вашу жизнь?

— Случайно. Просто пришел на телеканал «Москва 24», который делал серию роликов, где известные и неизвестные люди читают стихи. Собственно, я знал на тот момент только небольшой отрывок из Маяковского, и был всего лишь один дубль. Даже не ожидал такого отклика.

После этого я понял: людям интересна поэзия, и мне захотелось сделать что-то экспериментальное. Так, по сути, родился мой спектакль #ЗАНОВОРОДИТЬСЯ — драматическое шоу, совмещающее в себе театр, музыку и поэзию, где я читаю и свои стихи, и Маяковского. Спектакль идет сейчас на сцене Театра имени М. Н. Ермоловой. Будем играть его в Москве и на других больших площадках, ездим с гастролями по стране. И планы громадные, наполеоновские прямо.



Сцена из авторского спектакля Александра Петрова #ЗАНОВОРОДИТЬСЯ. Фото: Алексей Махов

Мне приятно, что у людей  появляется увлечение поэзией, и особенно приятно, когда мне говорят: «С тебя же все началось!» А вот в детстве я мало читал и к поэзии не питал большой любви. Хотя у меня получалось хорошо декламировать стихи — в школе даже отправляли на разные соревнования. Я был там чуть ли не главный чтец. Помню, мне Рождественский очень нравился. Но любовь та была к декламации, а не к самим стихам. У меня на тот момент были дела поважнее, чем книжки читать: футбол, какие-то посиделки в подъездах, в беседках с гитарами и без гитар, общение с друзьями. Мы постоянно придумывали развлечения, сами себе квесты устраивали, иммерсивные спектакли.


— К 28 годам вы сыграли уже более чем в 40 фильмах. Только в этом году у вас в работе 14 картин. Плюс литературные проекты, театр. Это то, к чему вы стремились, или все-таки хочется немного сбавить темп?

— Конечно, иногда хочется взять небольшую паузу. И, наверное, как раз после насыщенного 2017 и 2018, 2019, 2020, 2021-го… Где-нибудь в 2035-м эта пауза и будет. Мне нравится, как складывается жизнь. Да, съемки бывают дико сложные — иногда лучше мешки с цементом разгружать. Но при всем при том ты получаешь просто сумасшедшее удовольствие от процесса, от того, что делаешь.


— Вы уже несколько лет служите в Театре им. М.Н. Ермоловой. Как получилось, что Олег Меньшиков доверил вам, такому молодому, роль Гамлета?

— Мне кажется, Меньшиков обладает той самой чуйкой, когда решения принимаются быстро и чисто интуитивно. Он меня и в кино тогда еще не видел, увидел только в одной-единственной работе, дипломном спектакле«Божьи коровки возвращаются на землю» в постановке Валерия Саркисова, который мы с однокурсниками принесли в Театр им. М.Н. Ермоловой.

Подумали, вдруг возьмет наш спектакль на малую сцену, которая тогда должна была вот-вот открыться. Спектакль Меньшиков не взял, но зато взял меня как артиста. И тогда Олег Евгеньевич спросил: «Гамлета хочешь сыграть?» Я говорю: «Хочу». «Ну, сыграешь», — улыбнулся.


— В чем ваш источник вдохновения сегодня?

— Это необъяснимо: посмотрел на человека и вдохновился, посмотрел кино и вдохновился, посмотрел на дерево — вдохновился почему-то. Вот сейчас тепло, можно сидеть в летних кафе и наслаждаться тем, что тебя окружает. Для вдохновения не нужно перечитывать 20 тысяч книг или пересматривать 20 тысяч фильмов. Надо просто чуть проще относиться ко всему, понимать, что мир вокруг тебя прекрасен.


«Гоголь. Начало» в кино с 31 августа

Загрузка...