Александр Олешко: «Закулисье – жесткий мир со страшной конкуренцией и мучительной завистью»
Интервью с известным актером и телеведущим.
— Саша, вы производите впечатление эдакого счастливчика: жизнерадостный, веселый, всегда c улыбкой. Многие уверены в том, что на вас работают имиджмейкеры.
— Что делать? Ну не верят люди, что человек может улыбаться не из-за того, что кто-то это срежиссировал, а потому, что хочет видеть в жизни не черные полосы, а белые. Поверьте, я не сумасшедший — черное тоже отчетливо фиксирую, просто не хочу на нем застревать.
Когда-то давно Марина Неелова научила меня одной штуке: «В каком бы состоянии — физическом или психологическом — ты ни был, перед тем как идешь на работу, посмотри на себя в зеркало и почитай своему отражению стихи, вставляя в них свое имя». С той поры я так и поступаю. Встаю утром, подхожу к зеркалу и декламирую: «Ах, Саша, ты прекрасен, и я люблю тебя. И жизнь твоя прекрасна, живи ее любя! Все, что тебе нужно, само к тебе придет, и тот, кто тебе нужен, сам тебя найдет. В добрый путь, хорошего дня!» Действует.
После подобной зарядки внутреннего аккумулятора на улицу выходишь радостно и с улыбкой. А люди думают: «Вот скотина, что ж это он улыбается?!» У нас же большинство ходят с лицами, на которых написано: «Да будьте вы все прокляты!» В аэропортах это особенно заметно. Сотрудники на каждого пассажира смотрят так, словно заведомо знают, что тот убийца или по крайней мере злостный неплательщик налогов. Никогда не поздороваются, не попрощаются, а уж слово «пожалуйста» вообще, мне кажется, выходит за рамки их профессионального лексикона. Только команды дают — как собакам: «Багаж на ленту!», «Руки в стороны!», «Документы!»
Я не понимаю, почему с людьми надо так обращаться. В этих ситуациях всегда говорю: «Будьте любезны, пожалуйста, смягчитесь. Поздоровайтесь с нами, улыбнитесь. Вы же не робот, а мы не преступники…» И знаете, в этот момент с человеком что-то происходит. У него словно перегорают внутренние файлы, и он преображается. Пусть хотя бы на минуту. По-моему, ужасно, что люди не имеют представления о таком понятии, как культура общения, которое включает в себя привычку спокойно и уважительно разговаривать друг с другом, дружелюбно попросить о чем-то, да просто улыбнуться своему визави. Но у нас в ходу принцип «сам дурак» — отношение к другому как к врагу.
Я давно понял: как только человек настраивает себя на радостное отношение к жизни, становится добр, приветлив, доброжелателен, искренне снисходителен к недостаткам других, обстановка вокруг него непостижимым образом начинает изменяться в лучшую сторону: появляется интересная работа, деньги, новое окружение, налаживается личная жизнь… И ничего странного в этом нет: срабатывает закон мироздания. Но люди в большинстве своем как рассуждают? «Вот когда у меня появятся деньги, я стану добрым. Вот устроюсь на хорошую работу — тогда и начну помогать другим…» Но нет, последовательность с точностью до наоборот.
— С таким позитивным отношением к жизни вам, наверное, живется проще, чем людям угрюмым. Или все-таки сталкиваетесь с неприязнью со стороны, допустим, ваших коллег?
— Послушайте, ну что мы будем делать вид, будто телевидение, театр, эстрада — это райская лужайка, полянка, где все порхают как бабочки безгрешные и друг друга любят. Это же неправда. Когда-то и мне жизнь за кулисами представлялась яркой, радостной, глянцево-блестящей, парадной. Точно такой, какой ее и видят обычные зрители. Но в реальности все иначе. Это схоже с театральным занавесом: та его часть, которая повернута к зрителям, — красивая, в блестках, а тыльная сторона — рваная, с истлевшей тканью. Закулисье — жесткий мир со страшной конкуренцией, мучительной завистью, бешеными страстями. «Террариум единомышленников» — очень верное определение.
— Как же вы существуете в этом «змеюшнике»?
— Абсолютно спокойно. Не знаю уж чем поклясться, готов хоть на Библии, во мне нет чувства зависти. Наоборот, если вижу, что не могу сделать что-то настолько хорошо, как кто-то другой, этот человек вызывает у меня восторг и уважение. В душе я ему аплодирую.
— Кому, например?
— Артистам балета. Или Ване Урганту, который умеет шутить уникальным образом. Вот обратите внимание: в программах Ивана многие гости пытаются ему подражать, и всегда это провал, потому что выглядят они глупо. Зачем это делать? Все равно же не получится. Но нет — хотят. Так же, как куча ведущих, которые пытаются ему соответствовать. Но слабо — «недоурганты» они. То же самое и с Андреем Малаховым. Он талантливо работает в другом жанре, но на разных каналах у него множество подражателей — «недомалаховых». Не понимаю этого.
— Неужели никому не подражали?
— Никогда. Я всегда хотел иметь собственное лицо, свой стиль. Другое дело, что я подмечаю у людей какой-то интересный жест, необычную манеру речи, поведения. Собираю эти наблюдения, помножаю на свое и потом выдаю. Но конкретно ни у кого ничего не ворую.
— Интересно, а на ваши пародии кто-нибудь обижался?
— Вроде нет, но реагировали. После того как в программе «Повтори!» на Первом канале я сыграл Елену Малышеву, она мне позвонила и сказала: «Саша, а теперь я приглашаю вас в программу «Здоровье». Я безропотно согласился и стал в оздоровительной передаче… поджелудочной железой. Причем для наглядности на меня надели всякие приспособления, шланги. Ужас! (Смеется.) Но я понимал, что обязан вынести это хотя бы за то, что Елена Васильевна не убила меня сразу после пародии на нее.
А когда я спародировал Дмитрия Нагиева, он написал мне эсэмэску со свойственной ему иронией: «Александр, я даже представить себе не мог, что такой артист, как вы, знает о моем существовании». И приписал: «Кстати, рот я кривлю в другую сторону…» Я не понимаю людей, которые обижаются на пародии. Как можно?! На этот счет есть хорошая фраза: молния стреляет только в очень высокое дерево.
Меня, к слову, пародируют регулярно. И в «Большой разнице», и в «Один в один», и в КВН. Недавно одна команда обыграла то, что я много работаю: «Церемонию вручения премии «Оскар» порывался провести сам Александр Олешко, но, слава Богу, охрана сработала хорошо». Была шутка и позлее — перечисляли российские ругательства, среди которых было и такое: «Сам ты Олешко». В Интернете даже обсуждали эту тему, мол, жестоко так шутить. Не знаю, я к этому как-то легко отношусь. Очень смеялся.
— А если действительно обидно, потом прощаете человека?
— У меня отличная память, я помню все: и хорошее, и плохое. За хорошее всегда благодарен, за плохое никогда никому не мщу, обиды в себе не храню, с тем, кто причинил мне боль, могу потом общаться, даже близко, правда, внутри всегда звучит сигнал: осторожно! Но в целом прощаю. Я давно понял, как важно уметь прощать. Иначе, накапливая в себе обиды, разрушаешь себя. Все эти накопленные непрощенные обиды, словно червь, начинают точить изнутри, вызывая недуги и болезни. И зачем мне это нужно?
— Вы прямо-таки пропагандист оптимизма. Неужели в вашей жизни не бывало периодов отчаяния?
— Почему? Бывали и сейчас бывают. Отчаяние — естественное состояние для любого человека, и я не исключение. Другое дело, как с этими периодами справляться и как из них выходить. Некоторые, отчаявшись в чем-то, начинают пить, или наркотиками увлекаться, или впадают в глубокую депрессию. Некогда, в злополучные 1990-е, я оказался среди людей, которые очень дружили с алкоголем и наркотой. И сам тоже провел однажды над собой подобный эксперимент. Тогда только появлялись ночные клубы, и мне хотелось приобщиться к этому повальному увлечению, к компаниям, ведущим независимый, драйвовый, отвязный образ жизни. Домой возвращался выжатым как лимон, безжизненным. Ни на что больше сил не оставалось — ни на творчество, ни на нормальную жизнь. Не говоря уж о деньгах, которые эта жуткая воронка просто всасывала.
К счастью, мне удалось вырваться. В глубине души я осознавал: это какой-то параллельный мир, не имеющий ко мне никакого отношения. Так что прошел всю эту историю, слава Богу, по касательной — соприкоснувшись с состоянием одурманивания, сообразил, что не способен контролировать собственное сознание. А это не по мне. Стало очевидно: нельзя больше существовать в кошмаре, иначе потеряю все, что набирал с таким трудом и азартом, все, чему учился. И жестко сказал себе: «Стоп!» В одночасье ушел оттуда. Отказался от такой жизни раз и навсегда.
А огромное количество моих сверстников, друзей, которые не остановились вовремя, просто исчезли — в разных смыслах этого слова: одни умерли, другие скурили и пропили мозги, изуродовав свою жизнь, разрушив здоровье, внешность. Такими, помнится, потрясающими красавцами и красавицами были, а несколько лет спустя на них страшно было смотреть… Люди махнули на себя рукой, поддались обстоятельствам, а эта трясина легко засасывает. (Задумчиво.) Когда я хочу себя за что-то похвалить, то первым делом хвалю именно за то, что, погрузившись во все это, сумел не просто вылезти, не замаравшись, но и здоровье сохранить, и внешность, и энергию внутреннюю, которой хватит на десятерых.
Случались в моей жизни переживания и совсем другого рода. Одно время, например, страшно мучился из-за того, что мне казалось: никто меня не любит, я самый некрасивый, бесталанный. Дико комплексовал, рефлексировал. От безответной любви очень страдал. Был в плену диких страстей. В студенческие годы влюбился в одну девушку. На протяжении трех лет практически каждый день утром и вечером писал стихотворения и вкладывал их ей в карман пальто или в сумочку. Как-то она обмолвилась, что любит шоколадку KitKat, и я все деньги, которые у меня были, стал тратить на эти конфеты.
И вот наконец-то добился близости, оказался у нее дома. В один из дней мы вместе занялись уборкой, по очереди выносили на улицу мусор. В какой-то момент ведро понес я. Вытряхиваю и вдруг вижу: на помойке, возле мусорного бака, лежит огромный прозрачный полиэтиленовый пакет, а в нем — мои записочки со стихами. У меня ноги стали ватными. Горло перехватило, я не мог дышать. Не понимал, как такое возможно! Но факт оставался фактом: моя любовь была выброшена на помойку… Я забрал этот пакет, где-то его припрятал, потом тайно перетащил к себе. Дома выбрал несколько наиболее удачных стихотворений, а все остальное сжег. Осталось ощущение, что я получил ожог души. Потом спрашивал свою подругу, как же она могла так поступить. И получил безмятежный ответ: «Но ведь эти эмоции были давно, стихи все мною прочитаны. Зачем к ним снова возвращаться, если впереди целая жизнь?»
— Что вам помогает переживать стрессы?
— Как ни странно, работа. Пусть через усилие, но я всегда преодолевал себя. Вместо того чтобы хандрить и валяться на диване, пялясь в потолок, старался совершенствоваться: хотелось стать лучше прежде всего в своих собственных глазах. И еще меня всегда спасали книги. В детстве я выучил фразу, увиденную на плакате в школьной библиотеке. Не знал тогда, что ее автор, Уильям Вордсворт, был английским поэтом, но мысль, которую он высказал, мне очень понравилась: «Книги — это удивительный мир, в котором мы можем жить, чувствовать и быть счастливыми». С годами я убедился в том, что это сказано исключительно точно.
Я вообще коллекционирую умные мысли умных людей, записываю их. Они помогают жить. Ну, например, бальзаковское высказывание: «К тому, кто умеет ждать, все приходит вовремя». Или вот у Пикуля вычитал: «Помалкивай. Терпи. Выдержи. Победим…» Потрясающе.
Помимо художественной литературы, с увлечением читаю мемуары великих людей. Меня потрясли воспоминания Майи Плисецкой, Галины Вишневской, стихотворения и дневник Ролана Быкова. Когда становится плохо, тяжело, я просто, как барон Мюнхгаузен, вытаскиваю себя за волосы с помощью этих книг. «Письма к сыну» Евгения Леонова читал с карандашом, подчеркивая фразы, загибая странички. Ведь она адресована Андрею, с которым я потом бок о бок почти шесть лет снимался в «Папиных дочках». То есть видел перед собой не только артиста, но и человека, которого знаменитый отец воспитывал этими письмами. И так получается, что отчасти я тоже был воспитан этими же письмами.
— В этом сериале канала СТС вы снимались со своей бывшей женой Ольгой Беловой, которая играет там учительницу физики. Совместная работа стала для вас неким испытанием?
— Нет, никаких ран не было, мы и до этого вместе снимались в каком-то сериале. Более того, играли мужа и жену, у нас там были дети… Не смею утверждать, но мне кажется, в большинстве актерских союзов, которые становятся потом брачными, изначально существует очарование талантом друг друга, которое ошибочно принимается за очарование человеком. Во всяком случае в нашей с Олей семье было именно так.
Мы встретились на старте своей творческой жизни, в Театральном училище имени Щукина — я учился на курс младше Ольги. Мы дружили, восторгались и восхищались друг другом как артистами. Ее вообще называли надеждой русского театра, поэтому впоследствии я называл ее дома Надя, Надежда. Она, кстати, и сейчас замечательно играет в театре Калягина Et Cetera. В училище режим занятий был жесткий, как в армии, мы все время находились в тисках учебного графика, и времени на какие-либо особенные, скажем так, лирические отступления, на то, чтобы разобраться в своих чувствах, не было. Не вызывало сомнений только то, что мы с Олей понимаем друг друга с полуслова, вместе нам хорошо, а также тот факт, что она самоотверженно спасала меня от моей безответной любви. И в итоге спасла. Подарив взамен свою любовь.
У меня наконец раскрылись глаза, произошла химическая реакция, в результате которой мы решили пожениться. На регистрацию еле выкроили время. В ЗАГС буквально забежали, и я ошарашил сотрудницу просьбой: «Наши паспорта — пожалуйста, побыстрее проштампуйте, а то моей невесте надо успеть на свадьбу!» У женщины глаза округлились, и даже ручка из рук выпала: «Не поняла?!» А Оля на самом деле торопилась на спектакль «Свадьба», в котором в этот вечер играла… Жить стали у нее, в маленькой квартире на «Бабушкинской». Сами сделали там ремонт. Почему у нас не задалась семейная жизнь? Толком не знаю. Какой-то конкретной причины не было. Возможно, просто перегорели, растаяли чувства. Пропало в отношениях волнующее ощущение полета. А без этого зачем продолжать жить вместе? Кто-то, возможно, приспосабливается, но мы оказались не из тех. Поэтому спокойно разошлись, оставшись друзьями.
— Вы как-то признавались, что мечтаете о нормальной семье, детях, и объясняли свою холостяцкую жизнь тем, что сложно найти женщину, которая приняла бы и поняла сумасшедший ритм вашей жизни. С тех пор ничего не изменилось?
— Действительно, с личной жизнью у меня все складывалось непросто. Я ведь на самом деле фанатик работы, она забирает у меня огромное количество времени, сил, нервов, энергии. Нормальной женщине с таким, как я, тяжело в быту. Кроме того, не раз возникала проблема, с которой, кстати, сталкиваются многие артисты. Вступая с актером в определенные отношения, женщины часто оказываются под влиянием того образа, который они сами себе нарисовали. И ждут поступков, ищут черты характера того, придуманного, персонажа. А не дождавшись, настойчиво пытаются подогнать тебя, реального, под желанный образ. Придешь домой уставший, невыспавшийся, на разговоры сил нет. И тут обиды: «Что молчишь? Почему не улыбаешься?» Да, все верно, я по сути человек веселый, позитивный, жизнерадостный, но не могу же я улыбаться круглосуточно, как идиот.
Короче, хотя в моей жизни бывали замечательные встречи, та женщина, с которой я решился бы связать свою судьбу, все мне не встречалась. А я все ждал ту, с которой возникло бы абсолютное взаимопонимание, полное совпадение во всем. (С улыбкой.) Кажется, дождался. По-моему, встретил именно такую женщину. Она понимает мой внутренний мир, юмор, настроение, мои устремления. У нас в точности совпадают взгляды на этот мир, реакции. Мы можем одновременно вспылить и через пять минут помириться. Но живем пока без штампа в паспорте и союз наш особо не афишируем. Прежде всего потому, что с самого начала отношений мне было поставлено условие: ни в коем случае не вовлекать мою спутницу в зону моей публичной жизни. Она к этому не стремится, не позволяет мне даже опубликовать наше совместное фото, хотя я был бы рад.
Недавно у нас состоялся разговор на тему детей, и она сказала: «Не дай Бог, если ребенок захочет стать артистом. Первое, что сделаю, как только он об этом заявит, надаю ему по заднице». И по большому счету готов с ней согласиться, я тоже этого не хотел бы. Поскольку профессия наша далеко не самая простая, к тому же суть ее сейчас исковеркана донельзя, то подвергать таким психическим и физическим испытаниям свое собственное дитя не хочется.
— Однако себя подвергли. Давно почувствовали тягу к этой профессии?
— С раннего детства. В четыре года уже сообщал всем: «Я артист!» Танцевал, читал стихи. Собирал соседских ребят и устраивал для них представления. Жил я в чудесном солнечном городе Кишиневе, где мирно сосуществовали люди всех национальностей: молдаване, русские, евреи, украинцы, гагаузы. Все ходили друг к другу в гости, собирались за большим столом, уставленным бесчисленным количеством блюд со всякими вкусностями, выпивали изумительное домашнее молдавское вино и пели замечательные застольные песни. Причем никто не напивался.
Бабушка и мама мои добрые, открытые, шумные, безумно меня любят. Они и сейчас проживают в Кишиневе, жаль только, здоровье подводит… У бабушки была тяжелая жизнь. После войны надрывала себе спину, таская лотки с хлебом на хлебозаводе, потом вкалывала на кожзаводе — вреднейшем производстве. Красивой была, на Любовь Орлову похожа. И мама моя красавица. Всегда ухоженная, следила за собой. Каждое утро — ритуал: припудривание, поплевывание на сухую тушь в коробочке и нанесение этой смеси на ресницы с помощью кисточки, наведение стрелок в уголках глаз, начесывание волос, выбор наряда — каждый раз придумывалось что-то необычное, обязательно туфли на шпильках, и завершающий штрих — подкрашивание губ. Все: мама идет на работу.
С 16 лет она тоже работала на кожзаводе — их было семеро детей, а отец ее умер рано, и нужно было помогать семье. Впоследствии мама перешла на завод холодильников, там числилась госслужащей. Называла себя в шутку конторской крысой. А папа мой работал главным инженером на предприятии, связанном с производством вина. Шутник, балагур, острослов, мастер рассказывать анекдоты и смешные истории… Расстались мои родители вскоре после того, как я пошел в школу. Но поскольку мама никогда не препятствовала моему общению с отцом, мы с ним до сих пор поддерживаем отношения. И с отчимом я всегда нормально ладил. Воспринимал Сашу не как второго отца, а как друга.
Начиная с детского сада я выступал на всех торжественных городских праздниках, неизменно исполняя «День Победы» и «Четыре таракана и сверчок». Почему-то устроители считали, что такой репертуар отлично скомпонован. В школе я был бессменным председателем совета дружины, возглавлял радиокомитет, организовывал все школьные мероприятия, участвовал во всех конкурсах. Мне все время хотелось быть в центре внимания. Но идея стать артистом окончательно оформилась после того, как я попал в цирк. От этого фейерверка света, блеска, разноцветных костюмов, сногсшибательных номеров у меня закружилась голова. Это был переворот в сознании. Я буквально заболел цирком. Родным безапелляционно заявил, что буду цирковым артистом, неважно какого жанра, и, тут же превратив нашу квартиру в цирковую арену, стал готовиться к поступлению в московское цирковое училище.
Чтобы удержать меня от безумства, мама сочинила историю о том, что в советском законодательстве указано: если ребенок уходит из семьи до достижения 18 лет, его родители должны быть арестованы. Меня сковал ужас. И я тут же написал письмо в двух экземплярах: одно отправил в Союзгосцирк, другое — в журнал «Советская эстрада и цирк». В нем я возмущался несправедливостью наших законов, объяснял, что мечтаю учиться на артиста цирка, но не хочу, чтобы за это мою маму посадили в тюрьму, и просил посодействовать в изменении жестокого закона. Вскоре получил ответ, в котором мне разъяснили лояльность нашего законодательства по отношению к тем, кто хочет учиться, и заверили в том, что мама моя от этого не пострадает. Я продемонстрировал маме письмо, она была потрясена моей предприимчивостью и… вынуждена была согласиться.
Таким образом, после окончания восьмого класса я, 15-летний, приехал в училище, куда по правилам набирались дети только после 16 лет. Но я так умолял взять меня, клялся, что буду у них самым лучшим учеником! Упросил-таки, и мне разрешили сдавать вступительные экзамены наравне со всеми абитуриентами. После чего, хотя и со скрипом, я был зачислен на эстрадное отделение. Родители сдались окончательно. Настояли лишь на том, чтобы я жил не в общежитии, а у знакомого — сняли мне у него комнату. Вот так с 1991 года, печально знаменитого путчем, началась моя самостоятельная жизнь в Москве. Четыре месяца спустя было объявлено, что страны СССР больше не существует, и я оказался иностранцем.
Те годы до сих пор вспоминаю с содроганием. Вокруг все пронизано страхом, голодом, озлобленностью, безденежьем. В магазинах пустые прилавки. Давит жуткое ощущение одиночества. Никому до тебя нет дела, каждый выживает в одиночку, как умеет… Но я, сжав зубы, терпел — очень уж хотелось быть артистом. Наконец получил диплом, в котором было написано: конферансье-импровизатор. Стал вести в манеже цирковые представления, на сцене — эстрадные концерты или подыгрывал клоунам. На телевидение попал в качестве ведущего развлекательной программы.
Как-то ко мне приехала мама. Посмотрев на мои актерские достижения, спросила: «Где учился Андрей Миронов?» А этот артист был моим кумиром. Узнав, что в Щукинском, мама велела и мне пойти поучиться туда. За что я ей по сей день благодарен. Так же, как и своему педагогу, художественному руководителю курса, который сумел выбить из меня всю дурь, провинциальность и сделал абсолютно другим человеком… Знаете, в прошлом году мне вручили национальную актерскую премию «Фигаро» имени Андрея Миронова. Для меня это было событие особенное, знаковое во всех отношениях. Дело в том, что награда оказалась неожиданной. Я приехал на церемонию, чтобы вручать подобную премию, только номиналом выше, тому самому педагогу, Владимиру Владимировичу Иванову. И вдруг выяснилось, что и я тоже вместе с учителем получу премию. Представляете, что я испытывал?! Я же о нем вспоминаю каждый день, все его советы помню. Иванов — невероятный человек и блистательный педагог.
— Как это важно встретить в жизни Учителя с большой буквы.
— Еще бы, и мне в этом смысле страшно повезло. Причем не только в институте. Я был знаком с уникальными людьми, впитывал в себя каждую минуту общения с ними. Как-то, помню, Гурченко дала мне замечательный совет. «Уходя откуда-нибудь, никогда не хлопай громко дверью» — вот что сказала она. Конечно, все мы знаем поговорку: «Не плюй в колодец — пригодится воды напиться», но она воспринимается отстраненно, скорее шутливо. А вот та фраза Людмилы Марковны для меня стала весьма поучительной. В нашей среде люди особенно подвержены эмоциям, часто взрываются и сжигают мосты — хлопают дверьми с воплем: «Да пропадите вы пропадом!» И потом кусают себе локти. Поэтому услышать такой совет из уст великой актрисы стоит дорогого.
Я очень хотел понять, как же эти знаменитые люди живут, работают, общаются, и ради того, чтобы докопаться до сути, стал брать у них интервью. Просто для себя. И для меня та-а-акие миры открывались! Алла Ларионова, Лидия Смирнова… Уникальные актрисы, уходящая эпоха, с которой мне довелось соприкоснуться. Так же, как Кваша, Гафт, Неелова, за творчеством которых я наблюдал, когда пришел в «Современник». Никак не мог осознать, что я — и вдруг вместе с ними, небожителями, что они не просто рядом, но знают меня, шутят со мной, разговаривают, то есть приняли в свой круг. До сих пор не могу до конца поверить в свое счастье.
А Ольга Аросева! Когда я начал работать в Театре сатиры, меня предупреждали: «Главное, не попадаться на глаза Аросевой — это гром и молния!» И я жутко ее боялся. А на поверку Ольга Александровна оказалась душевным человеком — отнеслась ко мне как к родному. Я видел, что она не работала в театре — она ему служила. Беззаветно. Трудоголиком была до мозга костей. Если репетиция назначалась на 11:00, это значило, что в 10:30 Аросева уже в театре, настраивается на работу. До последних дней моталась по стране, убеждая всех в том, что останавливаться нельзя ни в каком возрасте. Для меня она являлась абсолютным примером.
Ну скажите, много ли вокруг нас настоящих профессионалов? Крайне мало. Мне кажется, самое губительное из того, что происходит сейчас, — это непрофессионализм во всех сферах. Многие врачи калечат пациентов, есть учителя, образованные хуже учеников, певцы поют, не имея голоса, архитекторы не обладают вкусом… И этот список можно продолжать до бесконечности.
Вот взять хотя бы вашу сферу деятельности — журналистику. Реальных журналистов — единицы, а большинство просто присосались к профессии: свою информацию собирать не умеют — пользуются чужой, во время интервью собеседника не слушают, не понимают, о чем он говорит, ничего про него не знают. Порой доходит до абсурда. В прошлом году в одном издании опубликовали две мои фотографии — на обеих я с одной и той же спутницей. Под одним фото подпись: «Александр Олешко со своей девушкой Викой», под другой, где я с этой же Викой, только на церемонии открытия фестиваля: «…с бывшей женой Ольгой». Нормально? Звоню им, спрашиваю: «Скажите, как это возможно?» Отвечают: «Ну а че, мы из Интернета взяли». Вот и все. Я заметил, эта фраза «Ну и че?» в России знаковая — снимает все вопросы.
Вот вам еще сюжет. На новогодних телесъемках девушка, тележурналистка, заглядывает в гримерку к Кобзону и говорит: «Здравствуйте, Иосиф Виссарионович!» Когда ей сообщили, что отчество певца Давыдович, а Виссарионовичем был Сталин, она безмятежно переспросила: «Да? Как интересно. Ну и че теперь…» Да ниче, продолжайте, любезная, работать в «Останкино», ничего не зная и даже не пытаясь что-либо узнать.
Не понимаю таких людей. Сам стараюсь постоянно работать над собой. Многие считают меня везунчиком, но я c этим категорически не согласен. Везунчикам никуда не нужно продираться, у них все в жизни получается само собой. А у меня ничего не складывалось легко. Зато теперь мне есть чем гордиться. Прежде всего тем, что по большому счету я ни от кого не завишу.
Если закроется та или иная телепрограмма или кинопроект с моим участием, у меня это не вызовет паники, поскольку остается много другой работы и в театре, и на телевидении, и в кино, и на концертных площадках… То есть я над своим везением работаю. И возможно, поэтому ощущаю себя очень счастливым человеком. Уверенно могу сказать: все то, о чем я когда-либо мечтал, осуществилось. И я точно знаю: теперешние мои мечты тоже непременно осуществятся.
Александр Олешко
Родился: 23 июля 1976 года в Кишиневе
Семья: отец — Владимир Федорович, инженер; мать — Людмила Владимировна, госслужащая
Образование: окончил Государственное училище циркового и эстрадного искусства и Театральное училище им. Щукина
Карьера: актер, телеведущий, пародист, шоумен. Служил в Театре сатиры, в театре «Современник». Играет в Театре им. Вахтангова. Снялся в 50 фильмах, среди которых: «Какая чудная игра», «Зависть богов», «Марш Турецкого», «Кодекс чести», «Турецкий гамбит», «Мамы», «Папины дочки», «Мужчина с гарантией». Ведущий программ на ТВ, среди которых: «Минута славы», «Один в один», «В наше время».