Онлайн-журнал о шоу-бизнесе России, новости звезд, кино и телевидения

Александр Курляндский: «Если бы не Папанов, продолжения «Ну, погоди!» могло и не быть»

0

Интервью с популярным детским писателем, юмористом и драматургом.

— Остроумие — опасный дар. Я понял это еще в шестом классе, когда выпустил сатирический журнал. Красиво выведя на тетрадном листе его название «Клизма» и девиз «Назначение клизмы — прочищать застои и запоры в мозгах людей», я нарисовал карикатурки на учителей. Журнал, изданный в единственном экземпляре, имел оглушительный успех: одноклассники передавали его по партам и тряслись от смеха. Подозрительное веселье привлекло внимание классной руководительницы, она подошла и захапала журнальчик! «Кто это сделал?!» Я сознался, и учительница вызвала в школу родителей…

— Курляндский — очень звучная, историческая фамилия. Так и хочется прибавить к ней «герцог». Ваши предки были не голубых кровей?

— Я не из графьев. Дедушка мой — портной, из Перми. Помню, как он шил и примерял на заказчиках костюмы. И запах пара помню, когда он отпаривал пиджаки и брюки. Мы жили тогда в малюсенькой квартирке, переделанной отцом из какого-то складского

помещения, где потолки были почти над самой головой. По тем, послевоенным, временам это была неслыханная роскошь. У нас всегда было много народа, родственников, знакомых, друзей. Не то что сейчас: квартира больше, а друзей меньше — раз-два и обчелся.

Мои отец и мать познакомились в техникуме связи, где учились. Отец долго ухаживал. Первое предложение стать его женой мама отклонила: у нее был жених. Но отец был упорным человеком, и через полтора года состоялась свадьба. Вот так мне пришлось появиться на свет. Папа не упускал случая повеселиться, а мама была безумно красивой и очень серьезной — я, как видите, пошел в папу.

— Инцидент в школе не отбил у вас охоты шутить?

— Нисколько. Когда поступил в Московский инженерно-строительный институт, я сразу стал издавать стенгазету, писать сценарии капустников. Как-то мне сказали: «На первом курсе такой остроумный парень учится! Не хочешь его привлечь?» Говорю: «Давайте его сюда». Приводят — а я уже знаю этого юмориста: он, я и еще один первокурсник вместе дежурили в народной дружине. Так вот, во время дежурства он не молчал ни секунды — травил анекдоты и громко хохотал. Так я познакомился с Аркадием Хайтом, с которым потом долгие годы писал рассказы, сценки, пьесы и, само собой, сценарий «Ну, погоди!».

Ну, Погоди, кадр из мультфильма

— Первый мультфильм про волка и зайца, который снял Геннадий Сокольский, был ближе к польским мультфильмам, которые нам тогда нравились…

Ну, Погоди, кадр из мультфильма

…но смачность мультсериала Котеночкина была ближе людям.



— А когда вы решили, что вашей профессией станет не строительство, а юмор?

— Когда получил первый гонорар. Мы с Хайтом сочиняли сценки для те­атра МГУ «Наш дом». Его руководитель Марк Розовский работал в юмористической радиопередаче «Веселый спутник» и однажды попросил нас написать что-нибудь веселое для его

программы. Безумно смеясь, мы за час написали две миниатюры. Одну отдали Марику, а вторую послали в «Крокодил».­ Через две недели позвонил Розовский: «Приезжайте за гонораром». По 30 рублей, кажется. Аркадий тогда учился на последнем курсе, а я работал по распределению мастером и получал 90 рублей в месяц. А тут за час непрерывного хохота заплатили 30! Отец хвастался моими достижениями: «Я всегда острил бесплатно, а Сашка за это еще и деньги получает!» Так мы потихоньку начали печататься, предвкушая, как отработаем три года по распределению и станем профессиональными литераторами. И тут гром среди ясного неба — меня призывают в армию лейтенантом. Я попал под тайную выборочную мобилизацию людей с высшим образованием.

— И куда вас отправили служить?

— Не скажу. А вдруг вы шпион? Хотя ладно, через 50 лет, наверное, уже можно сказать. Мы строили всякие секретные объекты и под Москвой, и в брянских лесах. Тогда назревал военный конфликт США с Кубой, и меня даже на Кубу могли отправить, но я в тот момент, как назло, заболел воспалением легких. А несколько человек из моей части туда летали и потом так весело описывали свое путешествие, что я им ужасно завидовал. Аркадий приезжал ко мне в воинскую часть по выходным, мы что-то придумывали, творили…

—То есть служили — не тужили и к тому же почти не отклонялись от намеченного курса на писательство?


— Еще как тужили! Служба ломала все наши планы. Поскольку меня взяли строить закрытые объекты, я должен был после срочной службы остаться в армии на 25 лет! Но после кубинского кризиса было смягчение какое-то, и мне удалось выскользнуть оттуда. А многие мои товарищи по части, которых так же внезапно призвали, так всю жизнь и прослужили, вышли на пенсию полковниками. И, как мне кажется, довольны. Вообще-то тогда это был хороший вариант. Вместе с лейтенантскими погонами мы все получили солидную зарплату — 370 рублей.

— Бешеные деньги по тем временам, да?

— Огромнейшие. Это был оклад руководителя лаборатории в научном институте. И людей, не собиравшихся прекращать свою строительную деятельность, такой поворот, конечно, устраивал. Но я-то мечтал другим делом заниматься. Вскоре после демобилизации я в компании общих друзей познакомился с будущей женой Инессой. Хотя она знала меня еще до нашей первой встречи. В институте, где учила свой немецкий язык, ей было дано задание перевести наш с Хайтом рассказ. Рассказ был напечатан то ли в «Юности», то ли в «Клубе 12 стульев». Судьба, наверное… Помню, чтобы пригласить ее в ресторан, продал замечательную польскую ветровку.

— А ведь планировали зарабатывать литературой из расчета за час смеха 30 рублей!

— Конечно, мы очень быстро поняли, что все будет не так радужно и что нервотрепки в этой работе еще больше, чем смеха. Если что-то не пропускали, мы с Хайтом переживали и жутко ругались с редакторами. Мы были жесткими, злыми и никогда не шли на компромисс.

А замечания могли оказаться самыми идиотскими. Однажды, уже в середине шестидесятых, мы с Аркашей писали сценарий эстрадной программы для Смоленска, но одним прекрасным утром в гостинице возник наш друг Эдуард Успенский. Эдик сказал: «Я получил срочный заказ на кремлевскую елку». Это была первая смешная советская елка! У нас были пираты, роботы, огнедышащий Змей Горыныч. Когда мы прочитали сценарий членам ВЦСПС (Всесоюзного центрального совета профессиональных союзов. — Прим. «ТН»), они нам выдали три листа замечаний — то не так, это не этак… И седьмым или одиннадцатым пунктом шло: «Дети любят шутку, смех». Что они хотели этим сказать?! Мы же как раз и сделали смешную историю. Но елка в итоге все равно получилась. Ковер, который был постелен в зале, после каждого представления выносили сушить — дети писались. И я склонен считать, что от смеха.

— В те годы вы больше для взрослой аудитории писали?

— И писали, и сами часто для нее выступали. Как-то Яков Костюковский, который в те годы был мэтром, пригласил Хайта, Успенского, Аркадия Арканова, Виктора Славкина, меня и других молодых авторов почитать свои произведения на вечере в ЦДРИ (Центральный дом работников искусств. — Прим. «ТН»). Обычно нас слушали с бешеным восторгом, но тут происходило что-то странное. Мы зло и весело обличали лживую заевшуюся власть, а зал безмолвствовал. Когда Славкин при гробовом молчании зрителей дочитывал свой рассказ, Арканов повернулся ко мне и шепнул: «Успех превзошел все ожидания». Во время его выступления тоже не раздалось ни

единого смешка, и мало того, кто-то из зала после очередной его шутки насмешливо крикнул: «Сострил!» Только потом мы узнали, что выступали перед заведующими клубами, приехавшими из разных уголков страны на семинар. А обычно-то на наши концерты приходила прогрессивная интеллектуальная пуб­лика, люди одних с нами взглядов. После того дивного вечера заведующие написали жалобу в министерство культуры — заместитель министра вызвал нас на ковер и заставил повторить это выступление. История вышла неприятная, но губить нас в казематах не собирались — скорее нужно было поставить галочку, что, мол, провели воспитательную беседу. Замминистра, пытаясь смягчить ситуацию, даже стал рассказывать, что не так уж слуги народа далеки от народа, что вот и сам он человек простой и на служебной машине ездит не всегда — может воспользоваться и общественным транспортом. «Я такой, как все». И тут давно кипевший от злости Эдик Успенский выдал: «Как все? А пайки?!» Но то выступление было чуть ли не единственное, где нас не поняли. И в «Союзмультфильм» нас пригласили уже как очень популяр­ных авторов.

—  «Ну, погоди!» был вашим дебютом в мультипликации?

— Да, только самые первые мультики про волка и зайца не были похожи на всем знакомый мультсериал. Снял их режиссер-дебютант Геннадий Сокольский для альманаха «Веселая карусель». Там идея была та же — погоня волка за зайцем, но выглядели герои иначе. А заяц вообще был маленьким ребенком, которого мама-зайчиха возила в колясочке. На «Союзмультфильме» заподозрили, что история с такой погоней будет иметь успех и о ней можно снять много выпусков, но доверить это новичку, видимо, побоялись. Тогда за дело взялся Вячеслав Котеночкин. Помню, посмотрев первый выпуск, сделанный Котеночкиным, мы с Хайтом и Феликсом Камовым, нашим соавтором, вышли из зала в полном молчании. Нам казалось, что это жуткий провал. Нам в то время очень нравились польские мультфильмы, которые были сделаны более изящно. Но мы же не могли диктовать свой вкус режиссеру! Ведь в этой части все решает он и художник. Я, когда пишу, могу представлять себе героев одними, а режиссер их сделает какими-то совсем другими. По­этому всегда страшно первый раз смотреть мультфильм по своему сценарию.

На киностудии "Союзмультфильм"

На киностудии «Союзмультфильм» с Вячеславом Котеночкиным (крайний слева, сидит) и Кларой Румяновой. Конец 1960-х. Фото: Из личного архива Александра Курляндского



— Когда вы поняли, что «Ну, погоди!» — это не провал, а совсем наоборот?

— Когда мы написали сценарий третьей серии. В стране быстро началась «нупогодимания», и мы поняли, что на самом деле это идеальное режиссерское попадание. Помню, как в редакции журнала «Юность» мы поспорили с Викторией Токаревой. Она утверждала, что «Ну, погоди!» никто не знает, мы же говорили: «Вот спроси у первого встречного, и он ответит: «Конечно, смотрел!» Чтобы не быть теоретиками, действительно вышли на улицу ловить первого встречного — и сразу наткнулись на подвыпившего Юза Алешковского, выходившего из ресторана Дома кино. Мы не знали его лично, но у нас были общие знакомые. Вика не стала отступать от плана и спросила Юза про «Ну, погоди!». Писатель удивленно взглянул на нее, сказал что-то остроумно-неприличное и ушел. Так что спор никто не вы­играл.

Феликс Камов, с которым мы написали сценарий первых семи серий, эмигрировал, и «Ну, погоди!» прикрыли. Но когда Анатолию Папанову вручали в Кремле какую-то награду, Николай Викторович Подгорный спросил его: «А почему «Ну, погоди!» не выходит?» — «Так один автор в Израиль уехал». — ­ответил Папанов. Подгорный удивился: «Но многие же и остались!» А потом добавил: «Учтите, мне этот фильм нравится, моим детям…» И совсем тихо: «И товарищам тоже». Когда Папанов рассказал это на «Союзмультфильме», все поняли, о каких товарищах говорил председатель Президиума Верховного Совета, и мы с Хайтом стали придумывать новые приключения волка и зайца. Нупогодишную популярность мы всегда воспринимали с иронией: ну есть и есть. Капустники, рассказы, детские пьесы были для нас важнее. К мульт­фильмам мы относились скорее как к ремесленной работе. Хотя я понимаю, что не каждый способен придумывать смешные трюки в нужном количестве и качестве.

— С Папановым и с Кларой Румяновой, которые озвучивали героев вашего мультфильма, вы были знакомы близко?

— Папанова я видел всего однажды, на записи. Он был очень подвижным, веселым, рассказывал анекдоты — я его представлял куда более тяжелым человеком. А с Румяновой мы были знакомы, но не близко. Просто улыбались друг другу, когда пересекались. ­Как-то я пригласил ее на премьеру одного из выпусков «Ну, погоди!» в Дом кино. И ей на том вечере подарили цветной телевизор. Это я предложил сделать, но попросил не раскрывать, что инициатива от меня исходила. Кажется, Румянова была рада подарку.

— А с Хазановым, который говорил за Кешу в «Возвращении блудного попугая»?

— С Геной мы по­дружились в 1960-е, он пришел в театр «Наш дом». Мы с Аркадием ему написали пародию на Николая Озерова, комментирующего футбольный матч, а потом вывели на профессиональную орбиту — предложили Леониду Утесову взять его

на должность конферансье. Как сейчас помню просмотр у Утесова. Мы привели Гену, и он прочитал нашу пародию на Озерова, потому что ничего другого у него не было. Оркестранты хохотали. Утесов попросил: «Изобрази мне глухого». Хазанов отвернулся, подошел к роялю и переспрашивает: «А?!» Утесов громче, уже с раздражением повторяет: «Я же тебе говорю, изобрази мне глухого!» Хазанов опять: «А?!» Музыканты очень смеялись. И когда мы с Валентином Караваевым делали «Возвращение блудного попугая», я предложил Гене его озвучить. И ужасно этому рад. Хазанов его озвучил просто блестяще, добавил краски, которых без него не было бы. Если хотите, расскажу, как этот фильм появился.

— Хочу, конечно!

— Было начало 1980-х, мы с Аркашей уже работали по отдельности. И ко мне на «Союзмультфильме» подошел режиссер Валентин Караваев, с которым мы были шапочно знакомы. Валя говорит: «Я хотел бы с вами пообщаться, может быть, мы что-нибудь ­придумаем».  ­Пошли пить чай (или  ко­фе), и Караваев сказал, что он в запуске. Тогда на «Союзмультфильме» у каждого режиссера был запуск — заранее определенное время, когда он может снять свой фильм. У одного запуск в феврале, у другого в июне и так далее. Не получилось снять в нужное время — ну извини, год жди следующего запуска. И мы придумали очень неплохой фильм. Представьте, в старинный поезд садятся пассажиры в костюмах начала ХХ века, а среди них герой, которого мы условно назвали Чарли Чаплин. Состав медленно едет — и вдруг с биплана на него сбрасывают бомбу. В составе раненые. Уже понимаешь, что это Первая мировая война началась. Потом зритель видит, как за окном меняются пейзажи… Вдруг оказывается, что пассажиры уже в другой одежде — явно времен Второй мировой войны. Потом проносятся более поздние события, приметы других войн. А поезд мчит все быстрее, быстрее, уже какие-то абстрактные картины мелькают за окном, и наш Чаплин хочет остановить этот поезд, дергает стоп-кран, но ручка остается у него в руке. Он долго бежит в голову состава, а когда открывает последнюю дверь, видит, что нет локомотива — только рельсы… Но этот сценарий не пропустили, началось вечное: «А кто эти пассажиры? Наши или не наши?» И тогда Валя предложил: «Давай сделаем с тобой какой-нибудь детский фильм. Знаешь, я как-то видел на улице в стае воробьев попугайчика. Наверное, вылетел из форточки и не смог вернуться назад. Может, про заблудившегося попугая?» Мы стали крутить, вертеть историю, и не было ощущения, что это стоящая идея. Ну, он вылетел из окошка, сел на дерево — и что? И тут меня осенило, я запел: «Роди-ительский дом, нача-ало начал…» В этот момент стало ясно, что сценарий напишется.

Одних мультипликационных ре­жиссеров, отдав сценарий, просишь: «Покажи хоть что-нибудь!» — «Знаешь, нечего показывать, еще лишь самое начало». Звонишь с той же просьбой через месяц или через два, а он отвечает: «Так уже все сделано — какой смысл тебе сейчас смотреть? Подожди до премьеры». Валя был из другой категории, он хотел обсуждать со мной эскизы, звал смотреть все этапы работы. Когда я увидел, как попугайчик двигается и какой у него характер, понял, что фильм получится отличный. А потом я написал про Кешу свою первую книгу. До нее только сценарии были разные — мультфильмов, для «Ералаша», для «Фитиля», а тут мне позвонил гендиректор издательства «Самовар» Саша Шевченко — нас когда-то познакомил Успенский. Саша предложил: «Давайте вы нам что-нибудь напишете». Я немножко подчистил сценарий «Вы не были на Таити?» и принес им. И они меня так разнесли! Саша

и их литературный редактор сказали, что это никакая не литература, что нельзя просто взять сценарий и назвать его повестью. Я ушел совершенно побитый и стал думать: «Ну что, плюнуть мне на них? Работы у меня хватает, как-нибудь проживу». Но самолюбие взыграло, и я придумал историю про то, как Кеша родился на каком-то острове, как он оказался в городе и его привезли к больному Вовке. Совсем иначе ее написал, ведь в книгах не такой подход к слову, как в сценарии. Приношу работу в издательство, там обрадовались: «Это другое дело!» Так я стал детским писателем-бумагомарателем. Вторую книжку написал про кота Василия, назвал ее «А нас и здесь неплохо кормят!» и посвятил любимому коту Сюзику. Третью — «Прелестно!» — про Ворону.

— Сюзик? Странное имя. Сюзи — я понимаю…

— Нам Успенский сказал, что это девочка, вот мы и назвали котенка Сюзи. У Эдика тогда окотилась кошка, и он активно пристраивал потомство. Мы с женой не были кошатниками и сначала отказались. Но Эдик начал звонить Инессе. Он говорил ей страшные вещи: «У вас нет детей, вам обязательно нужен кто-то, о ком вы будете вдвоем заботиться! Иначе Сашка от тебя уйдет. Возьмите котенка». Но жена не поддалась. Тогда Успенский просто приехал ко мне в мастерскую с крохотным пушистым созданием в руках — и я влюбился с первого взгляда! Предупреждать жену по телефону, что приеду домой не один, я не стал. Она бы точно сказала, что не пустит котенка на порог. Мне надо было сначала ей его показать. Во дворе нашего дома я встретил приятеля, и он пригласил меня к себе, в соседний подъезд. От него я и позвонил жене: «Мы тут пьем чай, может быть, ты тоже заглянешь?» Она зашла, увидела котеночка, и ее даже убеждать не пришлось. Сюзик прожил с нами 13 лет. Мы в нем души не чаяли. Я вел с ним «Спокойной ночи, малыши!», он ездил со мной в Дом творчества. Мы приезжали в лес, он носился по кустам, но стоило крикнуть: «Сюзик, домой!» — он сразу несся обратно и прыгал в машину. Через год после того как Сюзика не стало, мы взяли котенка похожей расцветки — искали именно такого. Назвали Лисей. Но это действительно оказалась кошка — обошлось без сюрпризов. И хоть Лися и не такая уникальная, как Сюзик, мы ее все равно очень любим.

Александр Курляндский с супругой

— Эдик Успенский звонил Инессе. Он говорил ей страшные вещи: «У вас нет детей, вам обязательно нужен кто-то, о ком вы будете вдвоем заботиться! Иначе Сашка от тебя уйдет. Возьмите котенка». С женой Инессой и кошкой Лисей. Фото: Арсен Меметов

— И ей тоже книгу посвятили?

— Нет, сейчас я пишу в основном взрослые вещи.

— Многие считают вас детским автором…

— Напрасно. У меня есть и повести, и пьесы. Например, «Алмазная история» — про человека, нашедшего в своем организме алмаз. Или «Водочный фонтан в Тюмени» — как в Тюмени забил водочный источник и что из этого вышло.

— Значит, и такое вы пишете?

— Да. Конечно, это юмористические произведения. Серьезное — не мое. Не мое совершенно. Ирония, юмор, сатира — вот мой жанр. И когда получается, говорю себе: «Ай да Сашка, ай да молодец!»


Александр КурляндскийАлександр Курляндский

Родился: 1 июля 1938 года в Москве

Семья: жена — Инесса Чуковская, преподаватель немецкого языка, переводчик

Образование: окончил МИСИ им. Куйбышева

Карьера: вместе с Аркадием Хайтом писал юмористические рассказы и монологи для известных исполнителей. В 1968 году с Хайтом и Феликсом Камовым начал писать сценарий мультсериала «Ну, погоди!». Автор и соавтор сценариев мультфильмов: «Баба-яга против!», «Великолепный Гоша», «Возвращение блудного попугая», «В зоопарке — ремонт» и др. Автор сценариев для киножурналов «Ералаш» и «Фитиль». Автор пьес для детей «Шестое чувство», «Под одной крышей», «Тандем» и детских повестей «Вы не были на Таити?», «Чуки-куки» и др. Автор развивающего учебника для начальной школы «Кеша и его друзья в поисках клада»

Загрузка...