Онлайн-журнал о шоу-бизнесе России, новости звезд, кино и телевидения

Александр Буйнов: «Я безнадежный оптимист!»

0

Про семейную жизнь Буйновых чуть не легенды слагают: и любовь у них на зависть многим, и отношения неординарные, и гостеприимство сногсшибательное — все праздники отмечают ярко, с размахом… О том, как он дошел до жизни такой, корреспонденты «ТН» решили узнать у самого музыканта.

— Александр, в чем секрет вашего семейного счастья? Может, вы муж безупречный? Вот, например, Бернард Шоу считал, что идеальный муж — это мужчина, считающий, что у него идеальная жена.

— А что, пожалуй, соглашусь с ним. Я на самом деле убежден в том, что Аленка — идеальная. Для меня во всяком случае. Ну и я, мне кажется, не подкачал. Я ведь по жизни безнадежный оптимист — Василий Теркин такой, защищенный от любых негативных эмоций. Всегда настроен только на позитивное, ничему дурному не поддаюсь. Честно. Меня невозможно глобально расстроить, огорчить, не говоря уж о том, чтобы обидеть или унизить. (С улыбкой.) А для счастливой семейной жизни такое свойство характера весьма полезно. Ссориться можно сколько угодно — это нормально, адреналин выбрасывается. Главное: что бы ни случилось, мужу и жене спать надо ложиться вместе, в одну постель! Вот рецепт. А ведь люди моего возраста редко так поступают. И зря. (Смеется.) Заявляю без ложной скромности: завидуйте — я мужчина, который спит со своей женой на одной кровати почти три десятка лет, и мне не скучно. Как замечательно по утрам просыпаться вместе!

— А где, в каких семейных традициях ковался характер такого сентиментального оптимиста?


— Почему-то везде пишут, что я родился в старинном городе Ефремове Тульской губернии. Но на самом деле там проживали мои родственники, и я в детстве у них подолгу жил. А место моего рождения — Москва, и, как выяснилось, предки мои по маминой линии также были москвичами, чуть ли не с XVIII века. Великосветскими графьями и князьями не являлись, но среди дворян числились. Многие, особенно из последних, ушли в монашество. Мамина мать, бабушка Дарья Ивановна Косова, была женщина очень набожная. К слову, ее домик в Ефремове стоял на улице Черкесской, которая в свое время была так названа благодаря моему прапрадеду по отцовской линии. По легенде он, участник ермоловской кампании, привез домой с Кавказской войны черкешенку. Здесь крестил ее, они обвенчались и зажили семьей. Отсюда и пошло название улицы.

Там же, в Ефремове, перед Великой Отечественной войной встретились мои родители. Отец — из семьи потомственных кузнецов. Кстати, он мне говорил, что ударение нашей фамилии раньше было на первый слог. Не знаю уж почему, может, от того, что предки буйными были? Отец подростком тоже был кузнецом-подмастерьем, меха раздувал, а после революции стал летчиком.


В общем, родители познакомились в молодежной компании, и отец влюбился в мамку. Постепенно увлек и ее, хотя мать жутко его стеснялась. Она — студентка консерватории, эстетка, красавица, с тяжелыми, рыжеватого оттенка волосами ниже пояса, высокая, за ней все парни ухлестывали. А отец неказистый, почти на голову ее ниже.­ Да еще весь волосатый. Позже они с ­хохотом вспоминали об этом. Мать говорила: «Когда он на пляже разденется, мне стыдно. Смотрю на жениха своей подруги — тот бело-розовый весь, словно поросеночек, а этот — волосатый, как обезьяна». Тогда же никто не знал о тестостероне — показателе мужской силы. Тем не менее Николай Буйнов все-таки покорил неприступную Клавдию Михайловну, и в результате она родила ему четверых сыновей, одним из которых, предпоследним, оказался я. (Смеется.) Когда они ругались, папа называл маму КаМэ, а иногда, на пике ссоры, — Гитлером.

Александр Буйнов

— В моей жизни все выстроено идеально, я ничего не хотел бы изменить. У меня есть все, о чем только можно мечтать: радость творчества, удовольствие от работы и счастье в семье. Фото: Из личного архива Алексндра Буйнова

— Чем же все-таки ваш батюшка привлек внимание вашей матушки?

— Шутки шутками, но отец был ярким мужчиной. Прекрасно развит физически: мастер спорта по лыжному и парашютному спорту, по стрельбе и футболу, по классической и вольной борьбе. Военный летчик, впоследствии герой войны, из армии уволился в звании майора. На лацкане пиджака всегда носил только один орден — Боевого Красного Знамени. После войны окончил Институт физической культуры и стал преподавать физкультуру и военное дело в школах и институтах. Один год мне довелось учиться под его началом, и я увидел: ребята его буквально боготворили. Все упражнения — на брусьях, на кольцах, на турнике — отец показывал лично, даже когда ему было уже далеко за 50. Коронный номер — стойка на одной руке. И это при том, что он на фронте получил ­серьезное осколочное ранение в руку (кстати, осколки так и не были извлечены — врачи сказали, что нельзя трогать).

До моих восьми лет мы жили в Большом Тишинском переулке. Настоящий московский дворик — таких сейчас не сыскать. Бегали по нему босиком, и было безумно весело. Двор объединял два дома, наверное, из купеческих: низ каменный, верх деревянный — и четыре коммунальные квартиры, в каждой комнате своя печка, топилась дровами.­ В нашей крошечной комнатке было пианино, стол, пара стульев, кровать мамки

с отцом и двухъярусные полати под потолок — отец для нас соорудил. Классно получалось — мы, братья, как на корабле, по трапу забирались наверх и там спали.

С пяти лет я самостоятельно, без всяких провожающих, топал в музыкальную школу, причем часть пути надо было ехать на трамвае. Мамка на занятия меня наряжала: ботиночки аккуратные, чулочки на резиночках, коротенькие штанишки, помочи, чистенькая рубашка, беретка на голове и нотная папочка в руках. Разумеется, я все это ненавидел, потому что нормальные пацаны бегали босиком, перепачканные, в шароварах и с голым торсом. А я как клоун ряженый. Думал только об одном: как бы мне проскочить, чтобы никто не заметил. Спасибо Кольке, сыну дворничихи, — подсказал, как спастись от позора. Я стал прятать в сарае свои синие физкультурные шаровары и майку и там переодевался.

Однажды обнаружил за нашим заборчиком самокат на подшипниках — соседскому мальчишке купили. По тем временам роскошь необыкновенная. Ничтоже сумняшеся вынул его через дырку в заборе и, громыхая по булыжной мостовой, понесся в музыкальную школу. Это было такое счастье! После уроков, радостный, подъезжаю к своему двору. Там собрался народ — мать вместе со всеми соседями. Страха я не испытал, потому что не отдавал себе отчета в том, что фактически украл чужую вещь. Я же не вор, просто взял на время, а потом вернул. Но…

В общем, офицерский ремень отца тогда был впервые применен не по назначению. Мама, интеллигентная женщина дворянских кровей, с досады решила, что экзекуцию должна произвести обязательно прилюдно, чтобы все видели: человек наказан! Мне больше всего было обидно не из-за самого факта наказания, а от того,

что моя задница была выставлена на всеобщее обозрение. И ревел я не от боли, а от стыда. Там ведь и девчонки были. К чести соседей должен сказать: никто не смеялся. Все отнеслись с пониманием.

А через какое-то время родители купили мне большой трехколесный велосипед. Мое счастье не имело границ! Один день я гордо поездил на нем по округе, после чего мое великолепное транспортное средство было обменено на кролика, которого я принес домой. Мама в отчаянии вопрошала: «Ну почему ты так поступил?!» — «Потому что он теплый и живой», — сформулировал я ответ. У братьев мой поступок вопроса не вызывал.

— Почему-то вы никогда о них не рассказывали.

— Старшего, Володьки, уже давно нет в живых — погиб в результате несчастного случая, до сорока не дожил. Он был музыкантом, как говорится, Божьей милостью. Реально гений. Окончил Центральную музыкальную школу по классу скрипки, в армии, в полковом оркестре, играл на кларнете, потом на саксе. Но сам себя считал пианистом. И, честно говоря, таких технарей и слухачей я в своей жизни не видывал. Его главным коньком была импровизация. На слух с заглушаемого шумами радио «Голос Америки» он воспроизводил любые джазовые композиции. Я тогда оканчивал музыкалку и пытался повторить то, что он вытворял, но едва мог воспроизвести какие-то несчастные такты. На Володькиной могильной плите отец выгравировал: «Володя Буйнов — пианист-импровизатор».

Другой брат, Аркадий, сейчас на пенсии. Отслужил в дирижерской­ группе Военной академии имени­ Фрун­зе в Москве — он, в отличие от меня, консерваторию все-таки окончил. Помню, пришел домой, бросил диплом на стол перед матерью и сказал: «Вот он, раз ты так этого хотела». И… стал корреспондентом на телевидении. Будучи приверженцем высокого искусства, работал на канале Культура, плотно сотрудничал со Святославом Бэлзой. К моей эстрадной деятельности всегда относился скептически. Периодически вытаскивает меня в Большой театр, в филармонию и стыдит. Я с ним не спорю, просто пытаюсь объяснить: «Аркаша, пойми: я с самого детства заболел этим делом, и мне на эстраде безумно интересно».


А младший брат, Андрюха, одно время занимался чем-то вроде благотворительности — создал где-то в Текстильщиках нечто типа джазового клуба. Туда приходили музыканты, иногда очень приличные, давали мастер-классы. Сам Андрюшка, не будучи педагогом, рассказывал что-то о музыке — образовывал народ, словом. Но потом пришли бандиты и помещение забрали. А я узнал об этом постфактум. Ругал брата, спрашивал, почему мне не рассказал. Но Андрюха объяснил просто: «Саш, мне так не хотелось впутывать тебя, даже когда они интересовались, не прихожусь ли я тебе родственником, ничего им не сказал». А я считаю, что со своей ложной интеллигентностью он проиграл сражение.

По примеру нашего прапрадеда, некогда привезшего в семью черкешенку, Андрей женился на татарке. Тоже отвел ее в церковь, определил в православие, после чего они обвенчались. Живут счастливо, нарожали детишек, моих татарско-русских племянников и племянниц, — все красивые получились.

Александр Буйнов с Жасмин, Филиппом Киркоровым, Лаймой Вайкуле и Николаем Басковым

С Жасмин, Филиппом Киркоровым, Лаймой Вайкуле и Николаем Басковым. День рождения в Париже (2013). Фото: Людмила Слепова



— Интересно, а в мальчишеском возрасте вы хулиганили или были пай-мальчиком?

— Как все пацаны, я увлекался пиротехникой — то взрывал что-то, то ка­кие-то химические опыты проводил. Благодаря чему однажды едва не лишился зрения. Мы с ребятами делали карбидные бомбочки. Раньше на всех стройках можно было найти карбид — камешки, которые используют для газосварки. При соприкосновении карбида с водой происходит реакция — брожение с выделением вонючего сероводорода. Брось в лужу — пузырится. Мы с пацанами набирали этого карбида, клали его в бутылки с водой, закручивали, встряхивали, кидали — и они разрывались. И вот однажды (мне, дураку, было лет тринадцать) кто-то из нас додумался положить карбид под металлическую консервную банку с пробитыми отверстиями. Скопившийся там газ при поджигании горел как газовая горелка. Мы его спичкой подпалили и отбежали смотреть, что получится. Отчего-то не загорелось. Ну и меня, как главного разведчика, заслали проверить, в чем дело. Я подбежал,

склонился и… Короче, взрывом мне засыпало глаза, карбид пошел реагировать со слезами, и получился ожог роговицы, повреждение сетчатки. К счастью, обошлось только потерей остроты зрения.

Однако урок впрок не пошел. В другой раз я приволок домой патрон и, пока мама занималась с младшим братом, положил его на кухне на газовую горелку. Нормально? И ведь здоровенный уже был раздолбай, лет шестнадцати. Естественно, патрон фуганул во всю мощь — в плите дыра, у матери шок, Андрюха в слезах, а я бормочу: «Все в порядке, ничего страшного».

— Чувствуется, взрыватель-минер конкурировал в вашей душе с музыкантом?

— Да, причем музыка явно брала верх. В конце девятого класса я из-за этого практически бросил школу. 15 лет — критический момент в моей биографии, становление: тут и первая любовь, и первая школьная

музыкальная группа. Я тогда был хипповый, длинноволосый, как и все, с ума сходил от битлов, Элвиса Пресли, Билли Холидея. Значит, у нас, ребят, самодеятельная группа, а девчонки из 11-го класса сколотили ансамбль «Липка» и пели на голоса. Вот среди тех «липок» и была девушка, которую я страстно полюбил. И любил вплоть до весны, до того судьбоносного момента, когда случайно на ступеньках МГУ повстречался с Александром Градским. С его легкой руки у нас тут же организовался ансамбль, точнее, бит-группа «Скоморохи». И школа была­ заброшена. Аттестат получал уже после армии — в школе рабочей молодежи. А институт — режиссерский факультет ГИТИСа — я окончил гораздо позже.

Короче, четыре года мы выступали со «Скоморохами» — в школах, вузах, в общагах, на каких-то площадках. В МГУ крутились постоянно, в филармониях работали. Саня играл на гитаре, я — на рояле и органоле, постепенно другие ребята подтянулись — басист, барабанщик. Юность — романтическая пора, когда ничего тебе не надо — ни комфорта, ни денег, ни аппаратуры. Достаточно самодельных динамиков, и лишь бы девчонки на концерты приходили и смотрели влюбленными глазами. Кайф! А на нас еще как ходили — «Скоморохи» считались самой боевой группой московского бита. Я вкусил этот наркотик — энергию зала, но тут как раз пришла пора отправляться в армию.

— Откосить не пытались?

— Не скажу, что шел туда с великим удовольствием, но и не по принуждению. Все-таки отец — военный летчик, герой, братья все отслужили, а я что — бракованный буду? Единственная проблема — зрение. Но ничего, отдал долг родине. Хотя мне предлагали профессора-психиатра, который мог бы за 500 рублей приписать мне какое-то жуткое шизофреническое заболевание, освобождающее от армии. Кстати, многие мои друзья этим воспользовались. Да и ребята-«скоморохи» готовы были выделить мне деньги из нашего общака, хотя тогда это была колоссальная сумма. Но все-таки я отказался. Саня Градский выдал на мои проводы 70

рублей, и мы устроили отходную. С меня торжественно срезали длинные волосы, и я отправился по назначению — в Алтайский край, под Барнаул, в ракетные войска

стратегического назначения.

На прощание парни сказали, что вплоть до моего возвращения они во время концертов станут развешивать мои волосы на инструменте и на микрофоне, что будет свидетельствовать: «Буй всегда с нами!»

Александр Буйнов с Аллой Пугачевой

С Аллой Пугачевой (2012). Фото: Юлия Ханина



— Какая-нибудь девочка плакала у вас на плече, провожая в армию, обещала ждать?

— Видите ли, мать оберегала меня от девчонок, а я ей беспрекословно подчинялся. Помню, в девятом классе, в разгар моей первой влюбленности, она вдруг пришла в школу с тем же отцовским ремнем. Представляете, у меня роман с девушкой, мы с девчонками репетируем — я играю на фортепьяно, они поют. И тут входит мама. С ужасом думаю: «Неужели она сейчас начнет при них меня ремнем охаживать?!» Нет, хватило мудрости этого не делать. Но она так хряпнула им по крышке рояля! Я встал и побрел из зала, мать шествовала сзади. А девушка, с которой у нас возникли чувства, шла чуть поодаль — так и проводила нас до самого дома. Я ей

даже слова не смел сказать. Спасибо, брат Аркадий вмешался. Слышу, шепчет матери: «Ты что творишь? Дай им нормально попрощаться». И мы простились на лестничной площадке.

Короче, я воспитывался в целомудрии. При этом был парнем очень хипповым — и внешне, и мозгами, и вокруг меня девочки роилась. Мои серые армейские будни расцвечивали красиво оформленные цветочками конверты с девчачьими письмами. Разукрашены они были так ярко, что особый отдел просто не мог не обратить на них внимания. Не случайно мне все-таки впоследствии пришлось в него угодить.

Отвечая на письма, я все время прикалывался. Отписывал какие-то невероятные истории, сочинял сюжеты про какого-то Хипа — от слова «хиппи», естественно. Он жил на земле, где ­были цветы, солнце, голубое небо, жизнь, а внизу, под землей, обитали крысы и кроты, которые однажды затащили славного героя в свой андеграунд на всякие пытки. Не знал я, что люди из особого отдела все это читают и ищут в каждой истории какой-то тайный смысл.

Самый неожиданный сюрприз из тех, что принесла мне армейская служба, заключался в моей женитьбе. Мы, мальчишки-солдатики, периодически бегали в ближайшую деревню. И вот перед Новым годом там было решено провести концерт с использованием солдатских талантов и самодеятельного хора из местного гражданского населения. Я — один из организаторов. Репетируем с деревенскими девчонками. Они что-то поют, я на аккордеоне играю, так и познакомился со своей будущей женой. Любовь Васильевна Вдовина была на два года моложе меня: мне — 20, Любане — 18, только что десятилетку окончила. Мы немного пообщались, потом жарко поцеловались, поняли, что влюбились, и побежали в сельсовет расписываться.

— Зачем же было так торопиться?

— А как же! Романтика, замешанная на моем патологическом представлении о порядочности. И ничего удивительного нет в том, что мы с Любаней сошлись: я оторван от дома, от своих подружек, а тут передо мной живая, влюбленная в меня девушка — красивая, черноволосая, с зелеными глазами, походка от бедра. И говор ее деревенский меня нисколько не смущал.

После службы привез Любу в Москву, и… началась обычная история — лодка нашего брака разбилась о рифы быта. Мы же начали семейную жизнь в нашей 28-метровой двухкомнатной квартире, где вместе с нами жили отец, мать, три брата, да еще собака — кавказская овчарка. Ужасно тесно было, но мы все равно веселились —

молодые же, бесшабашные. У меня продолжилась хипповая московская жизнь. Любаню я везде таскал с собой. И все бы хорошо, но жить по-прежнему негде.

Летом-то было нормально: стрекозел прыгает со своей стрекозой — здорово, весело! Между делом я еще поступил в музыкальное училище на дирижерско-хоровое отделение, с Градским мы в Самару на гастроли съездили, чуть-чуть заработали, но дальше… стрекозиная пора кончилась. Наступили холода. Если в теплое время, извините, любовью можно было заниматься хоть на улице — в кустах-деревьях, то зимой с этим не забалуешь. Только и ловишь моменты, когда родителей и братьев нет дома. Короче, жуткая неустроенность. В надежде на то, что со временем все образуется, я, верный муж, провожаю Любку на поезд — съездить домой навестить своих. На перроне Курского вокзала  происходит трогательная сцена из индийского фильма: слезы льются из глаз, мы не можем оторваться друг от друга, и все-таки рыдающая Любаня уезжает. Все, конец фильма… Больше мы с ней не встретились никогда. Разводились заочно. Я почему-то считал себя безум­но виноватым перед ней.

Александр Буйнов с женой

— Увидев впервые Алену, я почему-то сказал: «Если бы знал, что встречу любимую женщину, побрился бы». Почему? Сам не понимаю. Короче, рванул вперед, на амбразуру. Фото: Из личного архива Алексндра Буйнова



— Сложно было отважиться на новый брак?

— Когда создавалась группа «Аракс», студенты приходили к нам на репетиции — просто посмотреть. Среди них была одна красивая девушка — Люда. Мы познакомились, стали общаться, сблизились, ну и как-то закрутились отношения. Честно говоря, создавать с ней семью я не собирался, но все же женился. Пошел на это, что называется, по беременности, когда барышня была на девятом месяце. Никому никогда не посоветовал бы поступать так же.

— Это вы про маму своей дочери говорите?


— Да. Никого не хочу обидеть, но повторяю: из-за беременности жениться нельзя. Это ложное благородство, самообман. Внешне у нас все выглядело пристойно: девушка приличная, москвичка, диссертацию пишет по экономике зарубежных стран, кстати, и матери моей явно понравилась больше, чем первая жена. Проблема заключалась в том, что не успел я прожить, прочувствовать тот самый пресловутый букетный период, не было влюбленности. А «стерпится-слюбится» не получилось. Вот все и пошло наперекосяк. Опять же, я винил во всем только себя.

Когда я уже работал в ансамбле «Веселые ребята», то пережил по-настоящему серь­езный, бурный роман. Людмила пришла к нам солисткой, и у нас воз­никли отношения, которые продолжались три года. Хотя и у нее была своя семья, и я был связан узами брака. Но… Опять же индийский фильм: море страстей, слез и горьких рыданий, естественно, под музыку и песни. Я буквально довел себя до состояния истерии, был на грани нервного срыва.

Поначалу мы встречались тайно, но потом перестали скрываться. Все наше окружение знало о нашей любви и принимало как данность. Правда, все-таки кто-то стукнул в вышестоящие органы. Поскольку наш ВИА входил в структуру Москонцерта, меня вызвали, кажется, в партком — разбирать мою аморалку. И вот стою я как герой картины «Опять двойка», а ответработники что-то мне говорят, отчитывают, укоряют. У меня

в глазах темно, в мозгах пусто, в ужасе жду вопроса: «Что вы скажете в свое оправдание?» Что отвечать на это, не представляю. ­Чувствую, что сейчас либо в обморок упаду, либо в падучей с пеной изо рта забьюсь. Короче, полное отчаяние. Спас меня Иосиф Давыдович Кобзон. Он вдруг встал и своим как всегда спокойным голосом сказал: «Товарищи, давайте выскажем ему порицание и больше не будем ни о чем спрашивать. Вы же видите, как человек переживает, он все продумал, понял и осознал». И с нажимом ко мне: «Да, Александр?!» Я поднял голову, посмотрел в его ясные глаза, закивал. И побежал к своей возлюбленной. Разумеется, мы с ней все равно продолжали встречаться.

ВИА "Веселые ребята"

ВИА «Веселые ребята». Вверху: Сергей Кудишин, Алексей Глызин, Владимир Семин. Внизу: Александр Буйнов, Виктор Сигал (Виктор Чайка). 1985. Фото: Из личного архива Алексндра Буйнова

— Теперь-то понятно, что судьба вела вас к встрече с Аленой. Но почему же тогда при таких-то страстях вы с той женщиной так и не вступили в брак?

— Собирался, но вмешались непреодолимые обстоятельства. Моей Юльке было тогда пять лет. Я, окончательно решив уйти из семьи, приезжаю домой с гастролей, что называется, за носками и трусами. Возлюбленная моя к тому времени ушла из дома, мы с ней снимали квартиру, все уже так серьезно — дело было только за мной. И вот прихожу домой — там теща, жена, ребенок. Не знаю, научили Юльку или нет, но она сказала фразу: «Папа, ты от нас насовсем уходишь?» И… продолжение индийского сериала: все в слезах, в соплях, мне подсовывают телефонную трубку — мол, звони ей, скажи, что ты остался. И я действительно остался. В семье. В дальнейшем вся эта круговерть продолжилась и длилась до тех пор, пока не стало очевидно: так существовать нельзя, и мы с Людой расстались. Но даже когда обстоятельства вынудили нас разойтись, мы все равно продолжали встречаться — раз в год, обязательно в ноябре, в определенное число. Это был день нашей любви.

Александр Буйнов  с дочерью и внуком

— Пятилетняя Юлька сказала: «Папа, ты от нас насовсем уходишь?!» И… я остался в семье. С дочерью Юлией и внуком Александром. Фото: Из личного архива Александра Буйнова



— Встреча с Аленой произошла в период, когда вы уже отошли от той своей любви?

— Да, тот роман сошел на нет, хотя остаточные переживания еще немножко тлели. А семейная жизнь худо-бедно продолжалась. Формальное сосуществование. Те ни к чему не обязывающие отношения я сравнил бы с озером, покрывшимся зеленоватой ряской и постепенно превращающимся в болото, где нет места лебедям, зато лягушки, жабки и всякие пиявки водятся в изобилии. И вдруг в моей жизни ­происходит ядерный взрыв — в нее врывается Алена.

— Каким образом?


— Под Новый, 1986-й, год «Веселые ребята» давали сольный концерт в Лужниках. И Аленка вошла в гримерку со своей подругой, которая была женой директора нашего ансамбля. Увидев ее, я почему-то сказал: «Если бы знал, что встречу любимую женщину, побрился бы». Почему? Сам не понимаю, наверное, хотел показаться оригинальным. Сымпровизировал, словом. Короче, рванул вперед, на амбразуру.

— Так что, это была любовь с первого взгляда или все-таки разум присутствовал?

— Разум включился потом, а тогда… Наверное, все-таки с моей стороны это был кадреж, я, как доминирующий самец в группе, сразу заявил свои права на территорию — подскочил, сказал свою сакраментальную фразу. (С улыбкой.) Ну а дальше — я же парень не дурак — легко и непринужденно стал плести кружева беседы. Аленка была девушкой очень эффектной. И разница в возрасте у нас шикарная — десяточка: мне, значит, 35 лет, а ей было 25. Комсомолка еще, но уже работала врачом-косметологом в знаменитом Институте красоты.

Аленка успела побывать замужем и развестись — ушла от мужа-стоматолога, несмотря на то что он, как она рассказывала, был очень богат и вообще по всем статьям супер-пупер. И мне было очевидно, что простой музыкант вроде меня, тем более женатый и с ребенком, ей не партия. И все же не только сама Алена, но, что порази­тельно, и ее родители, у которых она была единственной любимой дочкой, приняли меня, полюбили. Наверное, разглядели за всем моим балагурством личность, поверили в мое будущее.

Александр Буйнов с женой

— Мне было очевидно, что простой музыкант вроде меня, тем более женатый и c ребенком, такой женщине не партия. С женой Аленой (2012). Фото: Людмила Слепова

— Извините, а где вы с будущей супругой встречались?


— Иногда на территории друзей, бывало, дома у Алены — там большая квартира, ну и, конечно, на гастроли она ко мне приезжала. Это отдельная история. Вот пример. Мы гастролируем по Украине. В один из дней переезжаем из какого-то райцентра в город Сумы. И тут появляется Аленка — вся из себя роскошная, в сине-голубом пиджаке, белых перчатках, при этом с полными сумками, в которых угощение для всех: бесконечное количество всякой вкуснятины, включая ликер амаретто.­ А в стране-то тотальный дефицит. Один наш музыкант, помню, прокомментировал: «Буй, ну все, ты попал». Я удивился: «В каком смысле?» — «Ты чего, — говорит, — если вот так, с харчами, — это заявка». (Смеется.) Прямо как в воду глядел.

Аленка приезжала ко мне в гостиницы, а я жил обычно в номерах, которые мы по аналогии со знаменитой картиной Крамского называли «смерть Некрасова» — две коричневые стены, одна крошечная скрипящая кровать и лампочка, засиженная мухами. В лучшем случае умывальник в углу. Сейчас мы смеемся, что это было самое счастливое время, потому что на той кровати рядом расположиться было невозможно, кто-то обязательно должен быть сверху. (Хохочет.)

В общем, Аленка — обеспеченная женщина, из семьи блистательных медиков, совершала ради меня настоящие подвиги. Вот еще, к примеру, такой эпизод. Руководитель нашего ансамбля Павел Слободкин совершенно справедливо не позволял находиться в автобусе посторонним людям. Только родственникам музыкантов можно было ездить вместе с нами. К Алене он относился очень хорошо, дружил с ней, тем не менее, когда мы сделали попытку загрузиться в автобус вместе, сказал: «Я не могу никому делать поблажек. Если разрешу тебе, значит, и другим нет запрета». В итоге они уехали, а мы вынуждены были добираться своим ходом. Ну что ж. Дождались местного автобуса, расположились там, едем, трясемся по ухабам. Вокруг пассажиры — обычные сельские жители: одни сало на базар везут, картошку, другие живность перевозят — свиней, гусей, кур. И в эпицентре хрюканья, гоготания и кудахтанья — Алена. На каблучках, в белых перчаточках, в пиджачке с фонариками на плечах… Я так переживал за нее, а она потом рассказывала: «Я тогда ничего, кроме тебя, не замечала, ты мне даже солнце затмил». Вот так романтично и доехали. Какая женщина!

— Когда решили радикально изменить свою жизнь, с дочкой объяснились?


— У Юльки был переходный возраст, и, конечно, она из-за всего этого переживала. Я встречался с ней, говорил о том, как сильно ее люблю, напоминал про ту, прежнюю, историю моего ухода, когда после ее слов я остался дома, объяснял, что прошли годы, а ничего в семье не изменилось. Я с ней всегда говорил серьезно, и она меня поняла. Постепенно все как-то успокоилось. Позже, когда дочке исполнилось 17 лет, она стала работать со мной — мы взяли ее вместе с подружкой на подпевки. По инициативе Алены, кстати. Она сказала: «У тебя Юлька такая красивая, с модельной внешностью, возьми ее в коллектив». А дочка и правда была высокая, стройная, тоненькая как ­спичка.

— Как вы поняли, что именно Алена станет вашим безошибочным выбором?

— Чтобы ответить на этот вопрос, надо включить еще одну картинку из моей жизни. У нас с Аленкой уже вовсю любовь-морковь, но я опять рвусь между своими чувствами и долгом по отношению к семье. Мозги вскипают. Алена тогда лихо водила машину и рассекала по городу на отцовской «шестерке» салатового цвета. И вот однажды она подвозит меня до Октябрьской площади, и я говорю: «Мне нужно домой, дальше поеду сам». Выхожу из машины, а она вдруг произносит — точно не помню, но что-то наподобие «мы видимся в последний раз». Ну, я расценил это как обычный эмоциональный всплеск. Ничего страшного, не впервой. А она буквально срывается с места, на дикой скорости разворачивается через всю площадь и исчезает.

Направляюсь к метро, и словно ­что-то меня останавливает. Какой-то ступор, оцепенение. Ощущение, будто я один на целом свете. Постепенно в голове зашевелились мысли. Тупо, по-мужски эгоистично подумал: «Да езжай ты куда хочешь, тоже мне, велика важность!» Потом успокоил себя: «Ладно, как-нибудь наладится». И вдруг на меня снизошло какое-то просветление: я всерьез задумался о своей никчемной жизни, о смысле наших с Аленкой отношений, вообще обо всем. Короче, стою, мыслю мысли, нервничаю, и продолжается это довольно долго — с полчаса, не меньше.

В это время Алена едет и рыдает, а в машине включена кассета — что-то душещипательное поет никому еще не известная Люба Успенская. Аленка совсем впадает в истерику — слезная пелена застилает глаза, дороги не видит. И вдруг… резко разворачивается и едет обратно. «Подъезжаю, — вспоминает, — к площади и вижу, что ты стоишь точно на том же месте, где я тебя оставила». Она выскочила из машины, подбежала ко мне, и мы с ней слились в поцелуе. Снова чувства, слезы — романтика. (Смеется.) Индийский сериал продолжается. Аленка говорит: «Все, я больше не могу, садись сам за руль». Я сел на водительское место, и… мы поехали вместе в нашу новую жизнь.

Честно скажу, то, что сумела организовать моя жена, я никогда не сделал­ бы сам. Она стала профессиональным продюсером и оградила меня от всего лишнего, чтобы дать мне возможность спокойно заниматься творчеством. И вообще полностью изменила мою жизнь, привнеся в нее основополагающую составляющую — счастье.

— Ваши внуки расширили его границы?

— Еще бы! Счастье отцовства с Юлькой я — по причинам, о которых уже рассказал, — особо не осознал, а с Аленкой нам Бог детей не дал. Поэтому детей дочки воспринимаю как наших. Они для меня никак не внуки.


Юлька сейчас работает администратором в какой-то конторе, муж ее — в типографии. Дочка не только сама оставила нашу фамилию, но и мужа уговорила стать Буйновым. Они оба верующие, православные, но адекватные, без ложного фанатизма. Примечательно, что познакомились они с Андреем в храме. Он пришел туда с родителями, и они стали общаться. Оказалось, у него есть какие-то испанские корни, он такой чернявый — в общем, наших, буйновских кровей. Свой союз они скрепили венчанием, после чего нарожали могучую кучку детей — Сашку и сестричек-близняшек Дашку и Соньку, им уже по пять лет. Что удивительно, все они характером похожи на нас с Аленкой.

Внука зовут точно так же, как и меня, — Александр Буйнов. Ему сейчас восемь лет, и он, как и прадед, повернут в сторону спорта — занимается бразильским танцевально-боевым искусством капоэйра и самбо. Недавно грамоту принес — за четвертое место в соревнованиях вручили. Я подколол, спросил: «Сашк, скажи честно, вас, участников, сколько было — четверо?» Он на мой провокационный вопрос отреагировал сдержанно: «Нет, там было 38 человек». — «Ну-у, — оценил я, — тогда ты настоящий молодец!»

Александр Буйнов с внуками

— Детей дочки я воспринимаю как наших с Аленой. Они для меня никак не внуки. Что удивительно, все они характером похожи на нас. С Дашей, Соней и Сашей (2015). Фото: Из личного архива Алексндра Буйнова

— Александр, накануне юбилея принято оглядываться на свою прошлую жизнь, что-то оценивать в ней. Какие у вас мысли на этот счет?

— Мне кажется, что в моей жизни все выстроено идеально. Я никогда не был интриганом, всегда предпочитал смотреть людям в глаза прямо, говорить то, что думаю, и не делать никому подлостей. Я имею в виду и своих коллег, и друзей, и женщин, с которыми меня связывала судьба. Между прочим, хочу заметить, что у меня практически не было случайных интрижек, все отношения с женщинами — а я их могу на пальцах пересчитать, — ­были настоящими, очень серьезными. И я ничего не хотел бы в своей жизни изменить, потому что уверен: все, что мне было даровано судьбой, вело к тому, что я имею сейчас. А сейчас у меня есть все, о чем только можно мечтать: радость творчества, удовольствие от работы и счастье в семье.


Александр БуйновАлександр Буйнов

Родился: 24 марта 1950 года в Москве

Семья: жена — Алена, врач-косметолог, продюсер; дочь — Юлия (41 год), администратор; внуки — Александр (8 лет), Дарья и Софья (по 5 лет)

Образование: окончил дирижерско-хоровое отделение Музыкального училища им. Гнесиных; режиссерский факультет ГИТИСа

Карьера: музыкант, певец, солист групп «Скоморохи», «Аракс», «Веселые ребята», композитор, автор множества сольных альбомов. Киноартист. Народный артист России

Загрузка...