Снова осень

Мне было примерно двадцать пять, когда моя традиционная сезонная хандра переродилась в самую настоящую депрессию — с бессонницей, апатией, потерей аппетита и прочими «прелестями». Но хуже всего было, когда небо затягивали серо-свинцовые тучи, из которых на землю летела нудная и бесконечная водяная пыль. Такие дожди я люто ненавидела, а вместе с ними — себя и весь окружающий мир. Да, осенью всегда было плохо, но в этом году — хуже всего. Судьба устроила мне подлянку — по графику отпуск выпал на октябрь. Когда я об этом узнала, тут же побежала к шефу разбираться.

— Круглова, — тот сразу пошел в контратаку, — вы два года подряд летом отдыхали, а в этом осенью отдохнете. У нас в летние месяцы и так работать некому, у всех дети, а вы девушка свободная…

Окончание фразы многодетный шеф произнес как будто бы даже с легкой завистью, но мне было плевать на интонационные нюансы, я еле сдержалась, чтобы не нахамить директору, а потом еще долго глотала злые слезы в кабинке туалета. Да подавитесь вы своей свободой!

В последний перед отпуском день я не стала засиживаться на работе, как обычно, а ровно в 18:00 выключила компьютер и поднялась из-за стола. Натянув плащ, сказала громко: «Всем пока!»

— А куда ты поедешь? — бесхитростно спросила самая молодая из сослуживиц, Анечка.

— Еще не решила… — небрежно ответила я. Соврала. Уже давно решила: никуда не поеду. Все двадцать четыре дня сиднем просижу в четырех стенах своей «панельки». И не потому, что мне никуда не хочется. Как раз очень хочется — до судорог, до головокружения. Куда-нибудь в жаркие страны, в лето. Но на лето денег нет, а ехать из осени в осень — какой смысл?

Вечером позвонила мама, поздравила с началом отпуска (было бы с чем поздравлять!) и задала все тот же вопрос:

— Придумала уже, куда поедешь?

— Ты же знаешь, я дубленку купила. Теперь на мели.

Мама денег не предложила, зато «помогла» советом:

— А в деревню не хочешь махнуть?

— Ну что я там одна буду делать? Без деда…

Деда я обожала. А он меня. Все летние каникулы я проводила в деревне, и с этими упоительными, под завязку наполненными радостью днями ничто не могло сравниться.

Вот уже десять лет, как деда нет… С вечера наколол дров, попарился в бане, надел чистое исподнее, опрокинул после баньки соточку самогонки, захрустел малосольным огурцом и лег спать. А утром не проснулся. Я ездила в деревню на его похороны. Рыдала так, что потом три дня ходила опухшая, будто пчелы покусали…

Как всегда, при воспоминании о дедушке в носу защипало, а в горле возник противный ком. Я очень редко курила, но это был как раз тот случай, когда можно позволить себе несколько затяжек. Вышла на балкон и поморщилась от отвращения: весь горизонт — сплошной частокол заводских труб. А внизу, прямо под окнами — болото в обрамлении чахлых рябин.

«Может, и вправду поехать в деревню? — мелькнула мысль. — Все лучше, чем этот кошмар».

На следующее утро я тряслась в электричке. День был субботний, вагон, в котором я ехала, — совершенно пустой, и мое уединение нарушали только «коробейники», уныло рекламирующие свой товар: «Супер-клей. Всего сто рублей!», «Покупайте супер-пластырь! Бактерицидный! Водостойкий! На натуральной основе», «Супер-фонарики! Незаменимая вещь для дачников и автомобилистов!»…

— Девушка, иконки не нужны?

Может быть, оттого, что продавец не стал пиарить свой товар хвастливой приставкой «супер», я открыла глаза и поманила его рукой:

— А какие у вас иконки?

Не совсем трезвый, но довольно опрятный дядька присел рядом:

— Разные.

«Как рада я, что с детства одно узнала средство: коль хочешь в жизни счастья, молись своей святой…», — всплыла в памяти строчка песни из фильма про трех мушкетеров.

— А Святая Елизавета есть?

Дядька разложил картонные прямоугольники веером, словно собираясь играть в карты, и выхватил один из них:

— Вот, держите.

Я заплатила сто рублей и, дождавшись, пока коробейник отойдет, посмотрела на иконку. Лицо у святой Елизаветы было строгим и укоризненным. Она будто спрашивала: «Как же ты, девонька, дошла до жизни такой?»

«Да как-то так…» — мысленно ответила я и открыла кошелек, чтобы спрятать иконку. Но передумала — мне показалось кощунственным отправлять святую в компанию к визиткам парикмахерши, химчистки и телемастера. Поколебавшись несколько секунд, просто сунула в карман куртки.

В дедовом доме не было нежилой затхлости и запустения — мать с теткой сюда наведывались регулярно. Нашлись и комплект чистого белья, и съестные припасы, и газа — почти полный баллон. Ничего, жить можно!

Выпив чаю и сжевав пару каменных пряников (готовить было лень), я отправилась в лес. Он был смешанным, но смешался как-то неправильно, неравномерно. Большие участки старого соснового бора, почти без подлеска, чередовались с березовыми и дубовыми рощицами. В бору осенняя тоска неожиданно отступила, здесь не было признаков увядания, и если бы не прохладная погода, можно было подумать, что вернулось лето. Дубы, в отличие от берез, крепились — листва с них еще не опала и почти не пожелтела. «Хорошо, что я сюда…» — додумать я не успела, потому что за спиной оглушительно хрустнула ветка. «Волки!» — выпрыгнули из подсознания детские страхи. Резко обернулась — передо мной стоял мужчина. Молодой, лет тридцать или чуть больше. Худощавый, высокий. Светлоглазый и светловолосый. В джинсах, клечатой фланелевой рубашке и жилетке. В одной руке палка, в другой — большая корзина.

На сканирование незнакомца ушли доли секунды. Похоже, обычный грибник. Можно не бояться.

— Привет, — сказал парень. Лес — продолжение деревни, а в деревне все здороваются, даже незнакомые.

— Здравствуйте… — ответила я и даже сделала шаг навстречу — захотелось заглянуть в корзинку. Заглянула — и восторженно ахнула: — Сколько грибов! А я уже целый час хожу, и ни одного не видела.

— А вы под ноги смотрели? — рассмеялся незнакомец.

— Нет. А надо? — улыбнулась и я.

— А попробуйте.

Я опустила взгляд: «Ой, мамочки! Какой красавец!» — буквально в пяти сантиметрах от моей правой ноги над пожухлой травой гордо возвышался здоровущий боровик.

Парень подал мне нож и посоветовал:

— Вы рядом посмотрите. Белые обычно семьями растут.

Через минуту я держала в руках четыре крепеньких гриба:

— Смотрите, действительно семья: папа, мама, сын и дочка.

— А с чего вы взяли, что это дочка? — указал незнакомец на самый маленький боровичок.

— Мне так захотелось. Пусть будет идеальная семья, — я поднялась с корточек и положила грибы в корзинку парня.– Этих для жарки мало, а больше собирать не буду — все равно класть некуда.

— Ты местная? — легко и как-то очень естественно перешел парень на «ты».

— Нет. В отпуск приехала. У меня здесь дед жил, дом остался…

— А я на выходные. Люблю осенью по лесу побродить. Специально здесь домик купил, вместо дачи. Кстати, меня зовут Олег.

— А меня — Лиза.

— Лиза, раз у нас такая грибная складчина получилась, может, поужинаем вместе?

На ужин была целая сковорода жареных грибов, рассыпчатая картошка и соленые помидоры из маминых припасов в сопровождении дорогой «городской» колбасы и бутылки красного вина. Впрочем, пили мы совсем мало, больше ели и разговаривали. Во время случайно образовавшейся паузы я неожиданно для себя спросила:

— Олег, у тебя дети есть?

— Сын, в декабре семь будет.

— А жена?

— Жены нет…

— Прости… — вспыхнув, пробормотала я.

— Ты подумала, что… Да нет, с ней все в порядке, жива-здорова. Только она — бывшая. Жены бывшими бывают, а дети — никогда.

— С сыном часто видишься?

— Раньше часто, сейчас не очень. Жена замуж вышла, в Москву переехала. Скучаю по Антохе ужасно…

Я бросила взгляд на настенные часы и поднялась.

— Хочешь уйти? — спросил Олег.

— Нет, хочу остаться.

Я всегда была скромной и даже слегка зажатой. Раньше мне никогда не пришло бы в голову сказать такое практически незнакомому мужчине. Но сейчас вдруг почувствовала, что не могу ответить иначе.

Утром меня разбудили барабанящие по крыше капли. И первая мысль: «Дождь. Как же я люблю дождь!» Я так удивилась, что открыла глаза и увидела перед собой глаза Олега — светло-серые, теплые и удивительно родные.

— Привет, — сказал он и погладил меня тыльной стороной ладони по щеке.

— Привет… — мой голос был хриплым от ощущения абсолютного счастья.

— Дождь… — улыбнулся он. — Все экскурсии отменяются, поэтому предлагаю весь день провести в постели, а вылезать из нее, только чтобы поесть.

— А есть обязательно? — засмеялась я и уткнулась носом ему в подмышку.

Мы все-таки проголодались, и за завтраком (а может, это был обед или даже ужин) он спросил:

— Мы встретимся, когда ты вернешься после отпуска?

Ждать встречи двадцать три дня? Нет, это совершенно невозможно! Я не смогу!

— А можно я поеду вместе с тобой?

На следующее утро Олег подвез меня к дому.

— Мне пора, — сказал он и стал меня целовать. Я отвечала на поцелуи исступленно, будто целовалась последний раз в жизни. Наконец сама его оттолкнула (чего мне это стоило!):

— Езжай, а то на работу опоздаешь.

— Какая у тебя квартира? Я приеду в семь.

— Я буду тебя ждать…

Доставая из кармана ключи, я нащупала картонный прямоугольник. Святая Елизавета уже смотрела не с осуждением, а с пониманием и даже как будто с одобрением.

— Спасибо, — шепнула я и, войдя в квартиру, первым делом поставила иконку за стекло в сервант. А потом вышла на балкон. Небо было затянуто свинцово-серыми тучами, моросил нудный осенний дождь, а на сердце было так… словно мне снова десять лет, и дедушка жив, и я приехала к нему на все летние каникулы.

— И никакое это не болото, — сказала я вслух. — Это очень даже красивый пруд. Такая удача: в городе — и пруд прямо под окнами.

Кажется, я, наконец, полюбила осень…