Родовое проклятье

Историю о том, что на наш род наложено проклятье, я узнала еще в детстве. Однажды ненароком подслушала разговор взрослых и поняла, что я у родителей не первый ребенок. Был еще мальчик, который умер во время родов. У малыша было двойное обвитие пуповиной, а акушерка оказалась неопытной, и ребенка не спасли. Я не могла понять, причем тут проклятье, и с присущим детям любопытством пытала маму, но она не хотела говорить со мной на эту тему. Зато бабушка, верившая в магию, охотно посвятила меня в семейные тайны.

Оказывается, своего первого ребенка бабушка тоже родила мертвого. Почему так случилось, никто не знает — такая в те годы была диагностика… А когда история повторилась с мамой, бабушка сделала вывод: это проклятье.

— Много на свете злых людей, Людочка, ох, как много, — вздохнула она сокрушенно. — Завидуют они людскому счастью, вот и обращаются к нечистой силе — то приворожить кого вздумают, то порчу на честных людей наведут.

— Мама, прекрати нести всякую чушь и пугать ребенка! — разозлилась мама на бабушку. — В твои времена смерть новорожденных была обычным явлением. Сама посуди: ни врачей, ни обследований, рожали дома или вообще в стогу сена в разгар рабочего дня.

— А ты? Тоже в сене рожала?

— У меня другой случай, это просто совпадение.

— Совпадение, — ворчала бабушка. — Много ты знаешь… Вот поживешь с мое, тогда будешь говорить.

Вечером я поделилась услышанной новостью с Аней, младшей сестрой. Она была девочка впечатлительная, боялась домовых, приведений и уж, конечно, ее страшили всякие истории про нечистую силу. Я хотела ее немного напугать, но слегка перегнула палку, за что получила взбучку от родителей. Узнав, что на нашей семье лежит страшное проклятье, Аня в истерике убежала к маме. Та разозлилась и впредь запретила бабушке поднимать эту тему, тем более при детях. С тех пор родовое проклятье в нашей семье больше не обсуждалось, и к моменту моего замужества я совсем забыла про услышанную в детстве историю.

Своего первенца мы со Стасом ждали с нетерпением. Бабушка научила меня вязать, и к моменту рождения малыша у меня лежала стопочка пинеток, носочков и разноцветных шапочек. Мы с мужем не могли пройти мимо детского магазина, каждый раз вынося из него то погремушки, то распашонки с ползунками. В итоге у малыша собралось приличное приданное, только покупку коляски с кроваткой, по настоянию родителей, мы отложили на потом.

В положенный срок на свет появилась чудесная девочка. Я порхала от счастья, так как хотела именно дочку, Стас не отходил от окон роддома, все ждал, когда мне принесут ее на кормление, чтобы взглянуть из окна на маленький сверток. А за день до выписки врач вызвала меня к себе в кабинет для тяжелого разговора. Во сне у нашей девочки остановилось дыхание. Синдром внезапной детской смерти, когда абсолютно здоровый ребенок умирает в первый год жизни, довольно редкое явление, но имеющее место быть.

Почему это случилось именно с нами? В каждой семье хоть раз случается что-то плохое, и в тот момент рулетка судьбы остановилась на нас. Мы со Стасом, как могли, стойко приняли уготовленную участь и стали жить дальше.

В тот тяжелый период вся семья меня поддерживала. И хотя я убеждала себя, что смерть дочки — простое совпадение, в немых взглядах родных чувствовалось обратное. В воздухе будто витали мысли, что на самом деле является причиной произошедшего, но никто не осмеливался произнести это слово вслух, даже бабушка. Ее лицо почернело за эти дни, стало хмурым, но она ни разу не сказала: «Вот видите, я была права».

Со временем боль притупилась, мрачные мысли стали сменяться радостными, все плохое забылось. Мы со Стасом родили сына, родители души не чаяли во внуке, и все жили большой дружной семьей.

Слова, являвшиеся столько лет табу в нашей семье, прогремели неожиданно. Я чисто случайно наткнулась на Анину переписку в соцсетях. Зашла по ошибке на ее страницу и машинально открыла сообщения, не поняв даже, что я не у себя. Аня вела активный разговор с какой-то знакомой об аборте. Расспрашивала о самой процедуре, интересовалась стоимостью и в конце просила телефон врача. Новость повергла меня в шок — никто в семье не знал, что Аня беременна, да и молодого человека у нее на тот момент не было. В душе затеплилась надежда: может, для какой подруги суетится? Но вечером надежда растаяла как дым, я приперла сестру к стене, и она во всем созналась.

— Аня, как же ты могла на это решиться? — плакала мама. — Неужели ты думаешь, что мы не примем твоего ребенка, если он без отца? Вырастим, да еще как!

— Да как вы не понимаете, что не в этом дело! — бушевала сестра. — У него нет шансов выжить, все равно умрет, как только родится, уж лучше все решить сейчас, чтобы не мучиться девять месяцев.

Мы с мамой не узнавали Аню — куда делась ее сердечность и доброта? Как можно лишать ребенка жизни из-за каких-то глупых домыслов!

— Никакие это не глупости! Бабушка, царствие ей небесное, правильно говорила, что на нашей семье лежит проклятье! Неужели вы сами этого не видите: сначала бабушка, потом мама, потом Люда… Я не хочу быть четвертой! Не хочу носить ребенка под сердцем девять месяцев, привыкать к нему, мучиться в схватках, а потом хоронить. Я уже договорилась с врачом, и даже не пытайтесь меня отговаривать.

Анина проблема находилась где-то глубоко в мозгу, и мы были виноваты, что вовремя ее не заметили. Оказалось, что все эти годы мысль о проклятье не давала сестре покоя, а когда умерла моя дочка, она и вовсе перепугалась не на шутку. Аня ни с кем не разговаривала на эту тему, но успела побывать у двух гадалок, и обе за немалые деньги подтвердили порчу.

Аборт сестра все же не сделала, не успела. Срок уже был приличный, и ей ничего не оставалось, как вынашивать малыша. Мы все вздохнули с облегчением, но не теряли бдительность, боялись, как бы Аня по глупости чего не натворила.

Никто не знал, выживет ребенок или нет, но все ждали этого малыша и верили в лучшее. Одной Ане было ничего не нужно, она пресекала все разговоры про беременность и удивленно смотрела на нас:

— А что толку об этом говорить? Все равно ребенок обречен.

Мы все ждали, когда же в ней проснется материнский инстинкт, но наши надежды таяли пропорционально ее растущему животу. Аня не ходила на обследования, не сдавала анализы, она даже не встала на учет, и лишь угроза врача, что без анализов не принимают в роддом, заставила ее шевелиться. Перспектива рожать дома сестре не улыбалась, и она скрепя сердце поплелась в женскую консультацию за пару месяцев до родов.

УЗИ показало мальчика. Мы с родителями, и даже наш маленький Антошка, весь вечер выбирали имя для малыша. Аня, едва услышав это, с истерикой заперлась в своей комнате. Что нам было делать? Оставалась надежда лишь на то, что когда родится ребенок, и Аня впервые прижмет его к груди, природа возьмет свое.

Однажды сестра загостилась на дне рождения подруги и вернулась домой хорошо навеселе. С трудом стаскивая сапоги, она еле держалась на ногах. Мама, терпевшая все это время ее хамское поведение и перепады настроения, в этот раз не выдержала.

— Ты что творишь, дура! Тебе рожать скоро, а ты ребенка алкоголем кормишь! — Та молча продолжала разуваться. — Как тебе только не стыдно! — расплакалась мама. — Мы тут пляшем все вокруг тебя, утешаем, носимся, как с маленькой, а ты так себя ведешь. Никто из нас ни разу не упрекнул тебя в том, что ты ребенка нагуляла, мы даже не спросили, кто его отец, а ты…

При этих словах Аня разогнулась и колом поставила на мать свои пьяные глаза:

— Нагуляла, говоришь? А я, может быть, специально его нагуляла, и сама не знаю, кто отец! Зачем? А затем, чтобы потом, когда я выйду замуж, нам не пришлось переживать то, что пережили и ты, и Люда, и бабушка. Если в нашем роду не дано выжить первенцам, то пусть он умрет сейчас.

У меня, присутствовавшей при этой сцене, мурашки поползли по спине, мама тоже стояла белая как мел. Оказалось, что проблема намного серьезнее, чем мы думали, и чем все это закончится, одному богу известно.

Родов все ждали, как судного дня. Приданое никто не покупал, Аня мне даже запретила достать с антресоли пеленки и ползунки, оставшиеся от Антошки. В роддом она поехала одна. Когда начались схватки, вызвала такси и с каменным выражением лица села в машину. Это была суббота, мы все просидели эти несколько часов почти не разговаривая, каждый думал о своем.

Я думала о том, что будет, если бабушкины слова окажутся пророческими. Ребенок умрет и вместе с ним — спокойствие нашей семьи. Что тогда делать, как спастись от проклятья, к каким магам бежать? Но ребенок выжил. Мальчик родился крепеньким и вполне здоровым. Врач, которая не понимала наших опасений, утверждала, что нет причин опасаться за его жизнь.

Радовались все, кроме Ани.

— То, что он жив, еще ничего не значит, — говорила она так, будто хотела смерти своему ребенку. — Я читала про синдром внезапной смерти, ему подвержены дети до года, дыхание может остановиться в любой момент, например, через неделю.

Но малыш не умер ни через неделю, ни через месяц. Он активно кушал, развивался как нормальный ребенок и вполне радовался жизни. Мальчика назвали символичным именем Виктор, в честь того, что он победил смерть.

Пока Аня лежала в роддоме, родители быстро переоборудовали ее комнату в детскую. Купили кроватку, игрушки и все необходимое на первое время. Но напрасно мы ждали, что у Ани проснутся материнские чувства, она была так холодна к ребенку, словно он был ей чужим. По ночам мальчик мог долго кричать, прежде чем сестра вставала к нему. Иногда я не выдерживала и сама заходила к ним в комнату, брала Витюшку на руки и будила сестру. Потом мама запретила мне это делать, мол, так она и вовсе от него отдалится. Все ждали, когда же наступит переломный момент, и природа возьмет свое, но так и не дождались. Я больше не могла наблюдать холодное, а порой даже жестокое отношение Ани к своему сыну, и забрала Витюшкину кроватку в нашу комнату. Антошке тогда было три года, он еще не ходил в сад, и я сидела с ним дома. Теперь у нас со Стасом стало двое сыновей, так как основные заботы о Витюше легли на мои плечи. Неудивительно, что слово «мама», которое так мечтает услышать каждая женщина, было обращено ко мне, а не к Ане. Я даже прослезилась в тот момент, но не от счастья, а от жалости к сестре, которая не понимала, что потеряла.

Так и жил наш Витюшка при двух матерях до пяти лет. Деда с бабушкой обожал, Стаса называл папой, меня и Аню — мамой. Я не возражала и старалась делать все, чтобы он не отдалялся от Ани. Рассказывала ему, какая хорошая у него мама, какая она была в детстве. Иногда придумывала срочные дела, чтобы оставить их с матерью наедине. Аня, конечно, оставалась с Витюшей, но не испытывала при этом радости. Она могла постирать ему одежду, накормить, но за все время я ни разу не видела, чтобы она просто так обняла его или поцеловала.

Психолог, к которому мы с мамой ходили втайне от сестры, объяснил, что такое бывает, когда женщина носит нежеланного ребенка. Еще во время беременности она запрограммировала себя, что не любит его. Да, она испытывает за него ответственность, поэтому заботится о нем, стирает, гладит, возможно, даже по-своему любит, но не испытывает к нему тех чувств, которые должна испытывать мать. Вероятнее всего, ей очень стыдно за это, но она ничего не может сделать, как говорится, сердцу не прикажешь. После этих слов мне стало так жалко Витюшку, что я старалась давать ему еще больше своей нежности и ласки, Антон меня даже иногда ревновал.

А потом Аня вышла замуж и сообщила, что переезжает к мужу. Андрей оказался неплохим человеком, нам всем он понравился, да и Аня буквально расцвела после знакомства с ним. Одно волновало: что теперь будет с Витей? Я даже не представляла, как расстанусь с ним. Мелькнула крамольная мысль — а что, если оставить его с нами, а Аня пусть строит свою семью. Но мама категорично заявила, что об этом не может быть и речи, ребенок должен жить с матерью. Умом я понимала, что она права, но сердце рвалось на части, когда я отпускала своего Витюшку.

Вскоре у Ани с Андреем родилась дочь. Наши опасения, что история повторится, слава богу, не подтвердились. Сестра не могла наглядеться на свою Настю, целовала ее без остановки, осыпала нежными словами. Витя был чужим в этой семье, ему не доставалось даже сотой доли тех чувств, которые обрушились на маленькую Настю. Он постоянно просился к нам в гости и не хотел уходить, устраивая иногда целые истерики. Я долго держалась, но, когда он в очередной раз мертвой хваткой повис у меня на шее и зашелся в истеричном крике: «Мамочка, оставь меня с собой!», я поняла, что больше не смогу его отпустить. Стас с пониманием отнесся к такому решению, мама в итоге тоже сдалась, да и Аня вовсе не возражала, мне даже показалось, что она вздохнула с облегчением. А чтобы в будущем не возникло проблем с документами, Аня отказалась от прав на сына, и мы со Стасом официально усыновили Витю.

Сегодня нашему мальчику тринадцать, он растет веселым, смышленым парнем. С моей сестрой видится довольно часто, называет ее мамой Аней. Я вижу, что он несмотря ни на что тянется к ней, но нас со Стасом любит как родителей. Аня с семьей тоже бывает у нас в гостях, она приезжает на все дни рождения Вити, но общается с ним как с племянником — ни больше ни меньше.

Я часто думаю: если бы в детстве я не наболтала сестре про эту ерунду с проклятьем, то все, возможно, сложилось бы иначе. Кому-то наша ситуация покажется дикой, но если не углубляться в рассуждения, то со стороны все не так плохо — у нас со Стасом двое детей, у Ани в семье тоже все хорошо, она обожает дочь и мужа, а родители не нарадуются на внуков. Получается, что все счастливы. Только какой ценой…