Подарила жизнь тому, кто хотел отнять мою
html
В тот воскресный день меня снова потянуло к его дому. Хорошо, что напротив находился сквер, где можно было сидеть часами, не вызывая особого подозрения. Присев на лавочку, я положила на колени раскрытую книгу и стала исподволь наблюдать за его окнами. Вернее, смотрела на кухонное окно, так как два других были закрыты жалюзи. Поначалу на кухне никого не было видно, затем появилась его жена — аккуратно причесанная, в светлом халате. Судя по всему, она собиралась готовить обед, так как надела передник и поставила на плиту большую кастрюлю. Глядя на нее, я невольно вздохнула: красивая у него жена. Не издерганная, ухоженная, видно, что ей с ним неплохо живется. Небось дом — полная чаша. На кухне добротная современная
мебель, и машина у них имеется. Не абы какая — иномарка, из дорогих…
Интересно, за что он ее полюбил? Только за красоту? Вряд ли… Они работают вместе, стало быть, у них интересы общие, всегда есть о чем поговорить. Кстати, сын очень похож на нее. Это хорошо, значит, будет счастливым. А вот я похожа на мать…
Продолжить размышления помешало появление того, ради кого я сюда пришла. Он появился из-за угла с большим пакетом, на который был нанесен логотип крупного супермаркета. Магазин находился рядом с их домом, метрах в двухстах, не более.
Захлопнув книгу, я вскочила со скамейки и торопливо направилась к его подъезду, однако он успел войти туда первым. Когда я влетела в вестибюль, двери лифта уже закрывались, но он придержал их рукой. Подождал, пока я войду в кабину, вежливо улыбнулся: «Вам какой этаж?»
— Нажимайте, мне выше… — подавив спазм в горле, сдавленно ответила я.
— Как скажете.
Протянув руку, он нажал кнопку третьего этажа.
Лифт стал плавно подниматься вверх. Чувствуя на себе его внимательный взгляд, я невольно сжалась.
— У вас что, клаустрофобия? — сочувственно поинтересовался он.
— Нет… — слегка мотнула головой я. — Почему вы так решили?
— Да так… Просто вы выглядите испуганной и побледнели…
— Это… это от недостатка кислорода.
— Понятно, — он улыбнулся. — Ну ничего, скоро приедем…
Сказал и озадаченно нахмурился. Лифт остановился, но двери почему-то не открывались. «Вот так раз, — растерянно пробормотал он. — Неужели мы застряли?»
— Похоже. А попробуйте-ка нажать другую кнопку.
Произнеся «С богом!», он нажал кнопку четвертого этажа. Дернувшись, кабина медленно стала подниматься, однако на четвертом не остановилась, а проследовала на самый верх, до двенадцатого. Только и там двери не открылись. После нервного нажатия очередной кнопки кабина, вздрагивая, нехотя спустилась на первый этаж, но выпустить нас по-прежнему не захотела.
— Кажется, мы стали пленниками, — взглянув на меня, с нарочитой бравадой произнес он. — Пора звать на помощь.
Я потянулась к кнопке вызова диспетчера. Он сделал то же самое, отчего наши руки на секунду соприкоснулись. Меня тут же бросило в жар. Господи, какие теплые у него ладони! И пальцы красивые, длинные, как у пианиста. И сам он красивый…
Отдернув руку, я в смятении отступила к стене. «Простите», — смущенно кашлянув, извинился он. Потоптавшись на месте, повторил попытку. Как и следовало ожидать, диспетчер не отозвался.
— Плохи наши дела, — удрученно покачал головой мой товарищ по несчастью. — Диспетчер либо спит, либо выходной.
— Скорее всего второе, — неуверенно пожала плечами я.
— Понятно, тогда будем искать другие пути к освобождению… — Он с силой стукнул кулаком по середине дверей, после чего попытался раздвинуть створки руками. Не получив положительного результата, огорченно вздохнул: — Или я слаб, или он силен. В смысле лифт… Придется просить помощи извне. — Достав из кармана мобильник, он привычно ткнул пальцем в пару кнопок. Услышав ответ, жизнерадостно сообщил: — Лапуль, представляешь, я в плен попал. Вызволишь? — Выслушав вопрос, рассмеялся: — Да нет, не друзья подловили! В лифте сижу. Как в каком? В нашем, на первом этаже… Не один, с хорошенькой девушкой… Почему она должна меня бояться? Мы вполне мирно сосуществуем… Ага… Вот только она плохо переносит недостаток кислорода, так что постарайся побыстрее вызвать аварийную службу. Лады? Умница. Все, жду освобождения…
Отключив телефон, он сунул его в карман пиджака, затем ободряюще посмотрел на меня: «Скоро будем на свободе. У меня такая жена — если со мной что случится, всех на ноги поднимет! Настоящая боевая подруга!»
— Это хорошо, — усмехнулась я. — А почему вы ее лапулей называете?
— А что в этом плохого?
— Не знаю… По-моему, это банально. Так же, как и все эти «рыбки», «кисули», «зайки». Лично мне не нравится.
— Хм… А что нравится? Вот как вас называет ваш парень?
— Мой парень? — я скривила губы. — Никак. Я пока ни с кем не встречаюсь.
— Ни с кем не встречаетесь? — удивился он. — Вот тебе на! Такая красивая девушка, и без поклонника. Да за такими красавицами парни должны табунами ходить!
У меня снова кровь в лицо бросилась:
— Вы считаете меня красивой?
— Очень. Только не подумайте ничего плохого. У меня сын почти ваш ровесник.
— Я знаю… Его Егором зовут.
— Верно. Вы с ним знакомы?
— Да нет… Просто слышала, как его называла ваша жена.
— Выходит, вы живете в нашем доме?
— Опять не угадали. Я… У меня здесь подруга живет.
— Понятно… — коротко кивнул он. — А чем занимаетесь? Работаете? Учитесь?
— Учусь в университете, на втором курсе.
— Похвально. И кем будете?
— Филологом. Как мама. И бабушка…
— Угу… Стало быть, придерживаетесь семейных традиций.
— Да, придерживаюсь… И вообще стараюсь жить так, как живет мама. Она у меня очень хорошая.
— Замечательно. А вы — хорошая дочь.
— Не знаю, только маму я и правда очень люблю. И уважаю. Она ведь одна меня растила, и при этом мы никогда не бедствовали. И ущербной я себя не чувствовала. И обделенной. А все благодаря маме…
— Слушайте, вы так хорошо говорите о матери, что я начинаю завидовать. Мой сын вряд ли сказал бы обо мне нечто подобное. Впрочем, он парень, а мужчины предпочитают не показывать своих эмоций.
— А дочка? Вы хотели бы, чтобы у вас была дочь?
— Дочь? М-м—м… Пожалуй, хотел бы. Но нам с женой пришлось ограничиться рождением одного ребенка. Увы…
Я хотела сказать, что это поправимо, но в это время за дверью послышались голоса ремонтников.
— Ну вот и наши спасители объявились, — весело подмигнул мне он. — Вы рады?
Я не ответила. Меня душили слезы…
Домой вернулась грустная. Мама сразу поняла причину. Подавая мне обед, тихо спросила: «Опять ходила к его дому?»
— Ходила, — отведя глаза, сказала я.
— Так я и думала. Зачем?
— Просто так, — я неопределенно пожала плечами. — Хотелось рассмотреть его поближе.
— Ну и как? Рассмотрела?
— Угу… Даже ближе, чем предполагала.
— Ближе? — насторожилась она. — Погоди, и каким образом тебе это удалось?
— Очень просто: когда он возвращался из магазина, села вместе с ним в лифт.
— В лифт? О боже! И что?
— Что-что?! — я махнула рукой. — Застряли. Почти сорок минут сидели, как узники в одной камере.
— Сорок минут? Вместе?! — в ужасе переспросила мама.
— Да не пугайся ты так! — дернула плечом я. — Ничего я ему не сказала.
— Так вы молчали все это время?
— Не молчали. Он оказался довольно разговорчивым. Спросил, где я учусь, есть ли у меня парень. В общем, ни о чем не догадался.
— Еще бы… — грустно усмехнулась мама. — Ведь он понятия не имеет, что ты все же появилась на свет.
— Я тоже не подозревала о его существовании, — сердито проворчала я. — И если бы не бабушка…
— Что бабушка? Что?! — раздался из прихожей возмущенный голос бабули, и через минуту появилась она сама. Пристроившись в своем уголке, иронично посмотрела на застывшую у плиты маму: — Надеюсь, ты не станешь снова упрекать меня за то, что я раскрыла семейную тайну?
— А что толку? — пожала плечами мама. — Кому от этого легче?
— Мне легче, — упрямо тряхнула седой головой бабуля. — Задурила девке голову, что ее отец покойник, а я молчать должна? Грех на душу брать?
— Да какой грех, мама?!
— А такой! Похоронила человека заживо и считаешь, что права. Нехорошо это, дочка, не по-людски.
— Ну и пусть, — рассердилась мама. — Зато Иришка жила спокойно, а теперь…
— Что теперь? — нахмурилась бабушка.
— Что-что?! — всхлипнув, мама горестно махнула рукой. — Бегает за ним по пятам, выслеживает! А зачем, спрашивается? Чего ей не хватает?
— Да всего хватает, мам, — примирительно улыбнулась ей я. — Просто мне интересно знать, какой он… Чем живет, о чем думает. Разве это плохо?
— Может, и нет. Только тревожно мне… Не хочу я снова в свою жизнь его пускать, ни к чему это. Уж отболело все, позабылось, и вдруг… Отступилась бы от него, а, Иришка? Ведь не нужна ты ему. Ни тогда не нужна была, ни теперь!
— Не нужна, говоришь?.. — прищурилась я. — Ну-ну… А знаешь, что он мне сегодня в лифте сказал?
— Что? — переглянувшись, одновременно спросили мама с бабушкой.
— Что хотел бы дочку иметь, вот что!
— Да? И к чему он это сказал? — растерянно поинтересовалась мама.
— Просто. Я рассказывала ему про то, какая ты у меня классная, а он вдруг и говорит: «Жаль, что у меня дочки нет, сын-то такого никогда не скажет».
— Ты ему обо мне рассказывала? — охнув, всплеснула руками мама. — Зачем?
— Затем. Пусть не думает, что женщина без мужика ничегошеньки в жизни не может добиться. К тому же он все равно не знал, о ком идет речь. Для него я просто посторонняя девушка, так?
— Так, конечно. Только все равно не нужно было заводить обо мне речь. Не нужно заставлять его оглядываться в прошлое, пусть живет своей жизнью. Он ведь и вины своей не помнит. Впрочем, и мне винить его не в чем, я сама сделала тогда свой выбор и ни о чем не жалею. Вон ты у меня какая красавица!
— Смешно, — покачала головой я. — Знаешь, он ведь то же самое говорил. А еще сказал, что за такими, как я, парни должны табунами ходить.
— А ты что?
— Ответила, что у меня пока нет парня.
— И слава богу, — вмешалась в разговор бабуля. — Знаю я этих парней! Задурят девчонкам голову, добьются своего, а потом деньги на аборт суют: на, мол, избавляйся!
— Ну зачем ты так! — недовольно поежилась мама. — Никто насильно меня в постель не тащил. И жениться не обещал, я сама… И потом, не все же такие!
— Не все, — протяжно вздохнула бабушка. — Да только тебе именно такой попался. Собственное дитя приказал извести… Ирод!
— Ладно, перестань…Что было, того уже не изменить.
— Не изменить, — согласилась с ней бабушка.
И только я промолчала… А в следующую субботу снова отправилась на наблюдательный пункт. Почти час сидела в сквере. Наконец увидела, как он вышел из парадного, помахал выглянувшей в окно жене, направился к стоящей на автомобильной стоянке машине. Вскочив со скамейки, я побежала на угол дома — к тому месту, где он должен был выезжать со двора. Остановившись на обочине, стала ждать. Когда он подъехал, сделала шаг навстречу, помахала рукой. Притормозив, он распахнул переднюю дверцу:
— А я вас узнал. Куда путь держите?
— Да так, решила с подругой в центре прогуляться. Подбросите меня до метро?
— Подброшу, конечно же. Садитесь.
— Спасибо… — Забравшись в салон, я пристегнула ремень безопасности, затем с любопытством покрутила головой. — Классная у вас машина.
— Согласен, — улыбнулся он. — Главное — надежная, проходимость отличная. Я долго деньги копил, чтобы ее купить.
— У нас тоже есть машина, — неожиданно для себя зачем-то соврала я. — Попроще, конечно. «Жигуленок».
— «Жигуленок» тоже хорошо. А вы машину не водите?
Ответить я не успела, потому что неожиданно слева послышался мощный удар. Машину развернуло и занесло вправо, выбросив на тротуар. Я завизжала, пытаясь за что-нибудь ухватиться. Затем последовал еще один удар, уже в столб, и в ту же секунду наконец-то сработали подушки безопасности. Одна из них тут же окрасилась кровью. «Папа!» — истошно закричала я. Но он меня уже не услышал.
Я не умерла и даже не потеряла сознание. Отвечала на вопросы подъехавших людей в милицейской форме, следила за тем, как отца укладывают на носилки. Когда их погрузили в «скорую», бросилась следом: «Подождите, я с вами».
— Вы ему кто? — спросил реаниматор.
— Дочь, — ответила я.
— Хорошо, садитесь, — кивнул он. — Вас тоже нужно обследовать.
Дальнейшее происходило будто во сне. Помню, как отца везли на каталке. И лицо у него было какое-то странное, застывшее, будто его вытащили из морозильной камеры. Я бросилась следом, но мне преградили путь:
— Туда нельзя, его будут оперировать.
Долгое время я сидела в вестибюле. Не помню, сколько… Потом ко мне подошла медсестра: «Ему нужна кровь, а у нас такой нет. Редкая группа. Четвертая…»
— Отрицательный резус? — догадавшись, спросила я. — Так берите мою, у меня четвертая, резус отрицательный.
— Это хорошо, — обрадованно кивнула медсестра, — счет идет на минуты, так что придется поторопиться.
— Я готова… — глубоко вдохнув, твердо произнесла я. — Идемте…
Через три недели мы с Тамарой Александровной и Егором забирали отца из больницы. Он был еще слаб, но старался держаться бодро. В машине взял мою руку, легонько сжал ладонь: «Спасибо, что подарила мне жизнь… Дочка…»
Ирина В., 17 лет, студентка