Малолетний провокатор
html
Леночка влетела в учительскую. Глаза заплаканные, руки дрожат: «Я не выдержу этого! Они издеваются надо мной! Они хотят избавиться от меня!..»
— Леночка, успокойтесь! В каком классе у вас сейчас был урок? — как можно спокойнее спросил я, подав ей воды.
— В 9-Г, — пролепетала она, всхлипнув.
— Ну, все понятно! Вам достался самый трудный класс в школе. С ним даже опытные учителя с трудом справляются.
— А мне-то что делать? — никак не могла успокоиться молоденькая учительница.
— Искать подход к каждому ученику. Особенно к лидерам. Заинтересовать ребят своим предметом. Сделать так, чтобы большинство учеников были на вашей стороне. Если вы, конечно, хотите стать настоящим педагогом…
— Хочу, — еле слышно отозвалась Лена.
— Когда у вас будет следующий урок в этом классе?
— Послезавтра. Второй…
— Вот и отлично, — ответил я, заглянув в свое расписание. — У меня как раз окно, так что могу посидеть на вашем уроке. А еще — рассказать о каждом ученике.
— Ой, большое спасибо! Я слышала, вас все дети любят. Даже самые трудные.
— Ну, любят — это громко сказано… А хотите, я расскажу, как сам чуть не вылетел из гимназии — этой самой, между прочим, — шесть лет тому назад?
— Вас хотели выгнать? — Лена округлила и без того огромные кукольные глаза…
Это было самое начало моей работы. После университета я попал по распределению в эту престижную гимназию. Сразу же мне дали классное руководство в 8-Б (класс вроде нашего 9-Г). Но я не волновался: был уверен, что смогу удержать свой авторитет в любой ситуации.
Вхожу в класс. Разговоры стихают… Тридцать пар глаз выжидающе смотрят на меня.
— Здравствуйте. Меня зовут Борис Анатольевич. Очень рад, что буду у вас классным руководителем и учителем истории, — произнес я на одном дыхании.
— А мы не очень… — громко произнес сидящий за последним столом паренек.
Класс взорвался смехом. А я почувствовал, как внутри все закипает, и подумал: «Да, неплохое начало!»
— Тогда, похоже, у вас нет выбора, — попытался перевести все в шутку. Продолжил уже серьезно: — Я постараюсь, чтобы уроки истории не были однообразными и скучными… — Пробежав взглядом по классу, я заметил, что всего несколько учеников слушают, а остальные поглощены передачей друг другу какого-то листка. — Вижу, что у вас есть более интересное занятие, — сказал я и подошел к полному парню, к которому как раз попал листок. — Можно посмотреть? — спросил миролюбиво.
Парень вдруг стал серьезным, смял в комок листок и вручил мне. Разгладив бумагу, я прочитал несколько высказываний о себе, среди которых слово «дебил» было самым мягким.
Но я пытался держать себя в руках. Поднял глаза и наткнулся на презрительно-наглый взгляд мальчика, сидящего в углу.
— Как тебя зовут? — поинтересовался.
— Для тебя Кирилл, — процедил он.
— Не припомню, чтобы разрешал обращаться к себе на «ты»! — парировал я. — Я, конечно, понимаю, что тебя сейчас меньше всего интересует то, что происходит на уроке. Но хотя бы не мешай товарищам!
Кирилл закатил глаза и многозначительно хмыкнул. На том уроке мне еще несколько раз пришлось делать ему замечания.
«Первый раз в первый класс?» — услышал за спиной женский голос, когда на перемене вышел из класса. Обернувшись, наткнулся на приветливо-сочувственный взгляд миловидной женщины средних лет.
— Меня зовут Лидия Павловна, я учительница биологии. Как первый урок?
— Наверное, ужасно… Я вступил на тропу войны с одним пренеприятным парнем.
— С Петренко? — усмехнулась она.
— Точно! Он сумел развалить весь урок и почти довел меня до белого каления.
— Сложный парень. Не вы первый становитесь его мишенью. Помню, раз мне даже пришлось выйти из класса, чтобы сдержаться и не сделать какую-нибудь глупость. Кирилл любит играть на нервах, провоцировать… Но не отчаивайтесь: вы справитесь! Главное — не идите у него на поводу, — подбодрила она.
На следующий день, зайдя в класс, я увидел на столе лист бумаги с крупной надписью: «Отваливай на фиг!» Еще через пару дней обнаружил в портфеле непонятно как попавшие туда гнилые бананы. И таким сюрпризам не было конца! Вначале я старался не реагировать на эти выходки. Но однажды, придя на урок, прочитал на доске что-то вроде: «Дебилам не место в нашей гимназии!» (понятно, что там стояло несколько иное слово). Это и стало последней каплей.
— Ну все, хватит! — я повысил голос, чтобы перекричать громкий смех учеников. — Я знаю, что эти «милые шутки» — дело рук нескольких человек, но я применю принцип коллективной ответственности. Теперь на каждом уроке будут проводиться письменные самостоятельные работы по всему пройденному материалу. С индивидуальными вопросами. И это только для вашего класса. — По классу пронесся гул недовольства. — Если группа, держащая власть, не успокоится, будет еще менее приятно! — Я посмотрел на Петренко.
— Меня ты все равно не переиграешь! — прошипел он, выходя из класса.
Через несколько дней было родительское собрание. Я решил поговорить с матерью Кирилла и попросил ее задержаться. Как можно деликатнее сказал, что ее сын создает массу проблем.
— Как и любой ребенок в этом возрасте! — ответила она. — Мне приходится много работать, чтобы сын жил не хуже других. А учить и воспитывать — это забота школы.
— Не сомневаюсь, — ответил я, понимая, что мама вряд ли будет моим союзником. — Но все же я вас очень прошу: пожалуйста, поговорите с сыном.
Как я и предполагал, в этой маленькой семье отец ушел, когда мальчик еще ходил в ясли, и теперь все подчинено желаниям и капризам сына… Я решил поговорить о Кирилле с директором.
— В каждом классе есть чудовище, которое будоражит остальных, — сказал директор. — Вы должны найти на него управу — это вопрос вашего авторитета. Или хотите отказаться от классного руководства?
— Нет, не хочу, — заверил я. — С большинством ребят из этого класса у меня складываются прекрасные отношения.
— Тогда будем надеяться, что Петренко скоро наскучат его выходки. Ведь ему прежде всего нужна реакция окружающих: он таким образом самоутверждается…
Но Кирилл с каким-то завидным упорством продолжал меня провоцировать, не обращая внимания на то, что публика все более вяло реагирует на его реплики. Зато мне все труднее и труднее становилось держать себя в руках…
И однажды мое терпение лопнуло.
Втот день была запланирована контрольная работа, о которой я предупреждал заранее. В начале урока я попросил закрыть тетради и учебники и достать листики. Мою просьбу выполнили все, кроме Кирилла.
— Кирилл, это относится и к тебе, — спокойно сказал я. — Закрой тетрадь и достань, пожалуйста, лист бумаги.
— А если не достану, что тогда? — процедил он с презрительной ухмылкой.
— Тогда я буду считать, что ты не ответил ни на один вопрос.
— А я плевать хотел на то, что ты там будешь считать, кретин! — Он громко засмеялся и, обведя победным взглядом класс, добавил: — Понял?
И тут я не выдержал. Не знаю, как это произошло, но в одно мгновение я схватил его за руку и потащил к двери.
— Хватит, сопляк! — я сорвался на крик. — Вон из класса!
— Отпусти, козел! А-а—а, больно!
Не обращая внимания на вопли Кирилла, я выпихнул его в коридор.
— Тебе это с рук не сойдет! — злобно крикнул он, вставая с пола. — Ты еще будешь на коленях прощения просить!
Стоя в дверях, пытался собраться с мыслями… А класс наблюдал за происходящим.
— Извините, — прошептал я. — Мне нужно на минутку выйти.
Я зашел в туалет, заперся, плеснул себе в лицо холодной водой, еще раз, и еще, но оно все равно горело…
— Что ты наделал, Боря? — спросил я у своего отражения в зеркале.— Как ты мог позволить спровоцировать себя?
Я решил, что самое разумное сейчас — сразу же пойти к директору и объяснить ситуацию. Подходя к кабинету, увидел, как оттуда вразвалочку вышел Кирилл.
— Что вы наделали, Борис Анатольевич?! Это непростительно! — воскликнул директор, едва я вошел в кабинет.
— Петренко спровоцировал меня, и я потерял контроль над собой, — оправдывался я, как мальчик.
— Вы подняли руку на ученика! Отдаете себе отчет, какие могут быть последствия?
— Да, я все понимаю…
— Кирилл показывал мне следы пальцев на запястьях, — сказал директор. — Он собирается снять побои и подать в суд…
Я промолчал.
— Борис Анатольевич, я понимаю ваше состояние, — сказал он уже мягче, — но и вы поймите, что я как директор…
— Я все понимаю… — пробормотал я.
Выйдя из кабинета, медленно пошел по коридору… До сих пор удивляюсь, как у меня хватило сил вернуться в класс, объявить, что контрольная будет в следующий раз, и кое-как рассказать новую тему…
Вечером мне позвонила мать Кирилла.
— Я этого так не оставлю! Никому не позволю обижать своего ребенка! — кричала она. — Я пойду в суд! Такие, как вы, не должны даже приближаться к детям!
Мать Кирилла подала на меня жалобу в гороо и иск в суд. Директор предупредил, что репутация школы и его личный авторитет для него превыше всего, поэтому ни на какие ходатайства со стороны школьного руководства я не могу рассчитывать. В первые дни Кирилл ходил победителем и при каждом удобном случае старался как можно чувствительнее кольнуть меня. Но реакция одноклассников оказалась неожиданной не только для него, но и для учителей. Класс как подменили! На всех уроках дисциплина была на высшем уровне, даже слабые ученики активно работали и готовили домашние задания, а уроки истории превратились просто в конкурс эрудитов: к любой теме была готова масса дополнительных материалов, ученики блистали глубокими познаниями (правда, как выяснилось позднее, это несколько человек перелопачивали Интернет и раздавали одноклассникам распечатки)… А Кирилл… На него класс просто перестал реагировать! Как-то ко мне подошли несколько ребят и заявили:
— Борис Анатольевич, весь класс на вашей стороне! Мы всем докажем, что вы самый лучший учитель и классный руководитель. Никому не дадим вас в обиду! А по поводу Петренко наш класс решил так: его просто нет — и все!
— Ребята, большое вам спасибо за поддержку, — сказал я растроганно. И добавил уже более строго: — Надеюсь, что, когда все утрясется, успеваемость и дисциплина не слишком резко упадут?
— Нет, не слишком резко! Плавно… — захихикали ребята. — Мы будем контролировать процесс!
— Ну, тогда я спокоен! — улыбнулся я. — Оказывается, вы самый сильный и дружный класс в школе. Только вот… всегда нужно уметь прощать. Это я о Кирилле говорю. Ему сейчас труднее всех, потому что гордость не позволяет парню признать поражение. А коллективное презрение — это очень сильное наказание, может быть, даже чересчур жестокое…
— А как он с вами обошелся!.. — возмущенно начала отличница Рая.
— Мы вас поняли, — перебил ее рассудительный Николай. — Мы теперь вообще многое поняли…
На следующей перемене меня пригласили к директору.
— Ваши ученики передали мне петицию и копии ходатайств в гороо и в суд — со всеми подписями. Зачитывать не буду, но скажу, что ребята вас ценят довольно высоко. Но еще раз напомню: если дело все-таки дойдет до суда…
— Я помню, Филипп Федорович, все прекрасно помню…
— Вот и хорошо. Но опыт мне подсказывает, что эта история скоро забудется…
Я уже собирался уходить домой, когда в кабинет истории заглянула мать Кирилла. Женщина заметно нервничала.
— Добрый вечер. Мы можем поговорить? — спросила с порога.
— Конечно! Проходите.
Она села на предложенный мною стул, стараясь скрыть волнение.
— Борис Анатольевич, я сегодня забрала иск из суда и жалобу из гороо.
— Почему же? — Новость меня удивила.
— Вчера к нам домой приходили одноклассники Кирилла Они все объяснили. Мне, конечно, обидно, что вы подняли руку на моего сына, но я знаю, что он может быть просто ужасным…
— Кирилл действительно бывает несносным. Но это никоим образом не оправдывает меня, — вздохнул я. — Признаюсь, мне стыдно, что позволил мальчишке вывести себя из равновесия…
— В этом много и моей вины. Я слишком многое позволяла Кириллу… — Глаза ее заблестели. — Всегда была на его стороне. Наверное, чрезмерно люблю сына и боюсь потерять его расположение и доверие. Понимаю, что неправильно воспитываю Кирилла, — сказала она и расплакалась.
Мы проговорили с мамой парня почти до позднего вечера…
На следующее утро мой класс встречал меня у входа в школу.
— Мы знали, что все обойдется! Мы вас никуда не отпустим! Мы бы боролись до конца! — кричали они наперебой.
— Спасибо, ребята, спасибо большое! — растроганно повторял я. — Пойдемте в класс, сейчас звонок будет…
— Знаете, а мне очень жалко маму Кирилла, — услышал я тоненький голосок одной из девочек.
— Да, ей не позавидуешь! — поддержала другая.
После уроков я подошел к Кириллу. Он в одиночестве стоял под лестницей и курил. При моем приближении инстинктивно спрятал сигарету за спину. Я сделал вид, что ничего не заметил.
— Кирилл, послушай… Я хочу извиниться перед тобой за то, что тогда не сдержался и применил силу.
— Силу? Вы называете это силой? — В глазах подростка сверкнула злоба. — Я никогда не прощу вам того, что вы меня унизили! Никогда! И не думайте, что вы меня победили! — с каким-то отчаянием в голосе добавил он.
— А я и не собирался тебя побеждать! И не считаю себя победителем. Поверь, мне очень стыдно… за себя. — Я развернулся и пошел по коридору, чувствуя на себе его пристальный взгляд.
По дороге столкнулся с Колей, сказал:
— У меня к тебе просьба. И ко всем. Будьте помягче с Кириллом… Ему надо помочь не потерять себя.
— Сомневаюсь, что ему что-то поможет… Но добивать Кирилла его же оружием мы не будем. Это я вам обещаю!
Вскоре об инциденте практически забыли. Кирилл вел себя спокойно, никаких выходок не позволял. Как-то ко мне зашла его мама.
— Мне нужно посоветоваться с вами. Кирилл очень переживает свое унижение, он стал таким взвинченным… Может, перевести его в другую школу?
— Возможно, это выход… Ему действительно тяжело находиться в коллективе, влияние на который он потерял. Только, думаю, инициатива о переводе должна исходить не от вас, а от него. Постарайтесь подтолкнуть его к этому решению.
…После зимних каникул Кирилл перешел в другую школу. Сейчас он, кстати, учится в колледже. Его мать до сих пор нередко обращается ко мне за советом.
А с ребятами из бывшего 8-Б, моего первого класса, часто перезваниваемся, встречаемся, общаемся по электронке…
Борис М., 29 лет