Онлайн-журнал о шоу-бизнесе России, новости звезд, кино и телевидения

Малолетний провокатор

0

html

Леночка влетела в учительскую. Глаза заплаканные, руки дрожат: «Я не выдержу этого! Они издеваются надо мной! Они хотят избавиться от меня!..»

— Леночка, успокойтесь! В каком классе у вас сейчас был урок? — как можно спокойнее спросил я, подав ей воды.

— В 9-Г, — пролепетала она, всхлипнув.

Ну, все понятно! Вам достался самый трудный класс в школе. С ним даже опытные учителя с трудом справляются.

А мне-то что делать? — никак не могла успокоиться молоденькая учительница.

Искать подход к каждому ученику. Особенно к лидерам. Заинтересовать ребят своим предметом. Сделать так, чтобы большинство учеников были на вашей стороне. Если вы, конечно, хотите стать настоящим педагогом…

Хочу, — еле слышно отозвалась Лена.

Когда у вас будет следующий урок в этом классе?

Послезавтра. Второй…

Вот и отлично, — ответил я, заглянув в свое расписание. — У меня как раз окно, так что могу посидеть на вашем уроке. А еще — рассказать о каждом ученике.

Ой, большое спасибо! Я слышала, вас все дети любят. Даже самые трудные.

Ну, любят — это громко сказано… А хотите, я расскажу, как сам чуть не вылетел из гимназии — этой самой, между прочим, — шесть лет тому назад?

Вас хотели выгнать? — Лена округлила и без того огромные кукольные глаза…

Это было самое начало моей работы. После университета я попал по распределению в эту престижную гимназию. Сразу же мне дали классное руководство в 8-Б (класс вроде нашего 9-Г). Но я не волновался: был уверен, что смогу удержать свой авторитет в любой ситуации.

Вхожу в класс. Разговоры стихают… Тридцать пар глаз выжидающе смотрят на меня.

Здравствуйте. Меня зовут Борис Анатольевич. Очень рад, что буду у вас классным руководителем и учителем истории, — произнес я на одном дыхании.

А мы не очень… — громко произнес сидящий за последним столом паренек.

Класс взорвался смехом. А я почувствовал, как внутри все закипает, и подумал: «Да, неплохое начало!»

Тогда, похоже, у вас нет выбора, — попытался перевести все в шутку. Продолжил уже серьезно: — Я постараюсь, чтобы уроки истории не были однообразными и скучными… — Пробежав взглядом по классу, я заметил, что всего несколько учеников слушают, а остальные поглощены передачей друг другу какого-то листка. — Вижу, что у вас есть более интересное занятие, — сказал я и подошел к полному парню, к которому как раз попал листок. — Можно посмотреть? — спросил миролюбиво.

Парень вдруг стал серьезным, смял в комок листок и вручил мне. Разгладив бумагу, я прочитал несколько высказываний о себе, среди которых слово «дебил» было самым мягким.

Но я пытался держать себя в руках. Поднял глаза и наткнулся на презрительно-наглый взгляд мальчика, сидящего в углу.

Как тебя зовут? — поинтересовался.

Для тебя Кирилл, — процедил он.

Не припомню, чтобы разрешал обращаться к себе на «ты»! — парировал я. — Я, конечно, понимаю, что тебя сейчас меньше всего интересует то, что происходит на уроке. Но хотя бы не мешай товарищам!

Кирилл закатил глаза и многозначительно хмыкнул. На том уроке мне еще несколько раз пришлось делать ему замечания.

«Первый раз в первый класс?» — услышал за спиной женский голос, когда на перемене вышел из класса. Обернувшись, наткнулся на приветливо-сочувственный взгляд миловидной женщины средних лет.

Меня зовут Лидия Павловна, я учительница биологии. Как первый урок?

Наверное, ужасно… Я вступил на тропу войны с одним пренеприятным парнем.

С Петренко? — усмехнулась она.

Точно! Он сумел развалить весь урок и почти довел меня до белого каления.

Сложный парень. Не вы первый становитесь его мишенью. Помню, раз мне даже пришлось выйти из класса, чтобы сдержаться и не сделать какую-нибудь глупость. Кирилл любит играть на нервах, провоцировать… Но не отчаивайтесь: вы справитесь! Главное — не идите у него на поводу, — подбодрила она.

На следующий день, зайдя в класс, я увидел на столе лист бумаги с крупной надписью: «Отваливай на фиг!» Еще через пару дней обнаружил в портфеле непонятно как попавшие туда гнилые бананы. И таким сюрпризам не было конца! Вначале я старался не реагировать на эти выходки. Но однажды, придя на урок, прочитал на доске что-то вроде: «Дебилам не место в нашей гимназии!» (понятно, что там стояло несколько иное слово). Это и стало последней каплей.

Ну все, хватит! — я повысил голос, чтобы перекричать громкий смех учеников. — Я знаю, что эти «милые шутки» — дело рук нескольких человек, но я применю принцип коллективной ответственности. Теперь на каждом уроке будут проводиться письменные самостоятельные работы по всему пройденному материалу. С индивидуальными вопросами. И это только для вашего класса. — По классу пронесся гул недовольства. — Если группа, держащая власть, не успокоится, будет еще менее приятно! — Я посмотрел на Петренко.

Меня ты все равно не переиграешь! — прошипел он, выходя из класса.

Через несколько дней было родительское собрание. Я решил поговорить с матерью Кирилла и попросил ее задержаться. Как можно деликатнее сказал, что ее сын создает массу проблем.

Как и любой ребенок в этом возрасте! — ответила она. — Мне приходится много работать, чтобы сын жил не хуже других. А учить и воспитывать — это забота школы.

Не сомневаюсь, — ответил я, понимая, что мама вряд ли будет моим союзником. — Но все же я вас очень прошу: пожалуйста, поговорите с сыном.

Как я и предполагал, в этой маленькой семье отец ушел, когда мальчик еще ходил в ясли, и теперь все подчинено желаниям и капризам сына… Я решил поговорить о Кирилле с директором.

В каждом классе есть чудовище, которое будоражит остальных, — сказал директор. — Вы должны найти на него управу — это вопрос вашего авторитета. Или хотите отказаться от классного руководства?

Нет, не хочу, — заверил я. — С большинством ребят из этого класса у меня складываются прекрасные отношения.

Тогда будем надеяться, что Петренко скоро наскучат его выходки. Ведь ему прежде всего нужна реакция окружающих:  он таким образом самоутверждается…

Но Кирилл с каким-то завидным упорством продолжал меня провоцировать, не обращая внимания на то, что публика все более вяло реагирует на его реплики. Зато мне все труднее и труднее становилось держать себя в руках…

И однажды мое терпение лопнуло.

 

Втот день была запланирована контрольная работа, о которой я предупреждал заранее. В начале урока я попросил закрыть тетради и учебники и достать листики. Мою просьбу выполнили все, кроме Кирилла.

Кирилл, это относится и к тебе, — спокойно сказал я. — Закрой тетрадь и достань, пожалуйста, лист бумаги.

А если не достану, что тогда? — процедил он с презрительной ухмылкой.

Тогда я буду считать, что ты не ответил ни на один вопрос.

А я плевать хотел на то, что ты там будешь считать, кретин! — Он громко засмеялся и, обведя победным взглядом класс, добавил: — Понял?

И тут я не выдержал. Не знаю, как это произошло, но в одно мгновение я схватил его за руку и потащил к двери.

Хватит, сопляк! — я сорвался на крик. — Вон из класса!

Отпусти, козел! А-аа, больно!

Не обращая внимания на вопли Кирилла, я выпихнул его в коридор.

Тебе это с рук не сойдет! — злобно крикнул он, вставая с пола. — Ты еще будешь на коленях прощения просить!

Стоя в дверях, пытался собраться с мыслями… А класс наблюдал за происходящим.

Извините, — прошептал я. — Мне нужно на минутку выйти.

Я зашел в туалет, заперся, плеснул себе в лицо холодной водой, еще раз, и еще, но оно все равно горело…

Что ты наделал, Боря? — спросил я у своего отражения в зеркале.— Как ты мог позволить спровоцировать себя?

Я решил, что самое разумное сейчас — сразу же пойти к директору и объяснить ситуацию. Подходя к кабинету, увидел, как оттуда вразвалочку вышел Кирилл.

Что вы наделали, Борис Анатольевич?! Это непростительно! — воскликнул директор, едва я вошел в кабинет.

Петренко спровоцировал меня, и я потерял контроль над собой, — оправдывался я, как мальчик.

Вы подняли руку на ученика! Отдаете себе отчет, какие могут быть последствия?

Да, я все понимаю…

Кирилл показывал мне следы пальцев на запястьях, — сказал директор. — Он собирается снять побои и подать в суд…

Я промолчал.

Борис Анатольевич, я понимаю ваше состояние, — сказал он уже мягче, — но и вы поймите, что я как директор…

Я все понимаю… — пробормотал я.

Выйдя из кабинета, медленно пошел по коридору… До сих пор удивляюсь, как у меня хватило сил вернуться в класс, объявить, что контрольная будет в следующий раз, и кое-как рассказать новую тему…

Вечером мне позвонила мать Кирилла.

Я этого так не оставлю! Никому не позволю обижать своего ребенка! — кричала она. — Я пойду в суд! Такие, как вы, не должны даже приближаться к детям!

 

Мать Кирилла подала на меня жалобу в гороо и иск в суд. Директор предупредил, что репутация школы и его личный авторитет для него превыше всего, поэтому ни на какие ходатайства со стороны школьного руководства я не могу рассчитывать. В первые дни Кирилл ходил победителем и при каждом удобном случае старался как можно чувствительнее кольнуть меня. Но реакция одноклассников оказалась неожиданной не только для него, но и для учителей. Класс как подменили! На всех уроках дисциплина была на высшем уровне, даже слабые ученики активно работали и готовили домашние задания, а уроки истории превратились просто в конкурс эрудитов: к любой теме была готова масса дополнительных материалов, ученики блистали глубокими познаниями (правда, как выяснилось позднее, это несколько человек перелопачивали Интернет и раздавали одноклассникам распечатки)… А Кирилл… На него класс просто перестал реагировать! Как-то ко мне подошли несколько ребят и заявили:

Борис Анатольевич, весь класс на вашей стороне! Мы всем докажем, что вы самый лучший учитель и классный руководитель. Никому не дадим вас в обиду! А по поводу Петренко наш класс решил так: его просто нет — и все!

Ребята, большое вам спасибо за поддержку, — сказал я растроганно. И добавил уже более строго: — Надеюсь, что, когда все утрясется, успеваемость и дисциплина не слишком резко упадут?

Нет, не слишком резко! Плавно… — захихикали ребята. — Мы будем контролировать процесс!

Ну, тогда я спокоен! — улыбнулся я. — Оказывается, вы самый сильный и дружный класс в школе. Только вот… всегда нужно уметь прощать. Это я о Кирилле говорю. Ему сейчас труднее всех, потому что гордость не позволяет парню признать поражение. А коллективное презрение — это очень сильное наказание, может быть, даже чересчур жестокое…

А как он с вами обошелся!.. — возмущенно начала отличница Рая.

Мы вас поняли, — перебил ее рассудительный Николай. — Мы теперь вообще многое поняли…

На следующей перемене меня пригласили к директору.

Ваши ученики передали мне петицию и копии ходатайств в гороо и в суд — со всеми подписями. Зачитывать не буду, но скажу, что ребята вас ценят довольно высоко. Но еще раз напомню: если дело все-таки дойдет до суда…

Я помню, Филипп Федорович, все прекрасно помню…

Вот и хорошо. Но опыт мне подсказывает, что эта история скоро забудется…

Я уже собирался уходить домой, когда в кабинет истории заглянула мать Кирилла. Женщина заметно нервничала.

Добрый вечер. Мы можем поговорить? — спросила с порога.

Конечно! Проходите.

Она села на предложенный мною стул, стараясь скрыть волнение.

Борис Анатольевич, я сегодня забрала иск из суда и жалобу из гороо.

Почему же? — Новость меня удивила.

Вчера к нам домой приходили одноклассники Кирилла Они все объяснили. Мне, конечно, обидно, что вы подняли руку на моего сына, но я знаю, что он может быть просто ужасным…

Кирилл действительно бывает несносным. Но это никоим образом не оправдывает меня, — вздохнул я. — Признаюсь, мне стыдно, что позволил мальчишке вывести себя из равновесия…

В этом много и моей вины. Я слишком многое позволяла Кириллу… — Глаза ее заблестели. — Всегда была на его стороне. Наверное, чрезмерно люблю сына и боюсь потерять его расположение и доверие. Понимаю, что неправильно воспитываю Кирилла, — сказала она и расплакалась.

Мы проговорили с мамой парня почти до позднего вечера…

На следующее утро мой класс встречал меня у входа в школу.

Мы знали, что все обойдется! Мы вас никуда не отпустим! Мы бы боролись до конца! — кричали они наперебой.

Спасибо, ребята, спасибо большое! — растроганно повторял я. — Пойдемте в класс, сейчас звонок будет…

Знаете, а мне очень жалко маму Кирилла, — услышал я тоненький голосок одной из девочек.

Да, ей не позавидуешь! — поддержала другая.

После уроков я подошел к Кириллу. Он в одиночестве стоял под лестницей и курил. При моем приближении инстинктивно спрятал сигарету за спину. Я сделал вид, что ничего не заметил.

Кирилл, послушай… Я хочу извиниться перед тобой за то, что тогда не сдержался и применил силу.

Силу? Вы называете это силой? — В глазах подростка сверкнула злоба. — Я никогда не прощу вам того, что вы меня унизили! Никогда! И не думайте, что вы меня победили! — с каким-то отчаянием в голосе добавил он.

А я и не собирался тебя побеждать! И не считаю себя победителем. Поверь, мне очень стыдно… за себя. — Я развернулся и пошел по коридору, чувствуя на себе его пристальный взгляд.

По дороге столкнулся с Колей, сказал:

У меня к тебе просьба. И ко всем. Будьте помягче с Кириллом… Ему надо помочь не потерять себя.

Сомневаюсь, что ему что-то поможет… Но добивать Кирилла его же оружием мы не будем. Это я вам обещаю!

Вскоре об инциденте практически забыли. Кирилл вел себя спокойно, никаких выходок не позволял. Как-то ко мне зашла его мама.

Мне нужно посоветоваться с вами. Кирилл очень переживает свое унижение, он стал таким взвинченным… Может, перевести его в другую школу?

Возможно, это выход… Ему действительно тяжело находиться в коллективе, влияние на который он потерял. Только, думаю, инициатива о переводе должна исходить не от вас, а от него. Постарайтесь подтолкнуть его к этому решению.

…После зимних каникул Кирилл перешел в другую школу. Сейчас он, кстати, учится в колледже. Его мать до сих пор нередко обращается ко мне за советом.

А с ребятами из бывшего 8-Б, моего первого класса, часто перезваниваемся, встречаемся, общаемся по электронке…

 

Борис М., 29 лет

Загрузка...