Как вправить брату мозги

Угомонившиеся дети смотрели мультики, муж домывал посуду после ужина. Я быстро сложила в пакет полтора десятка пирожков, выскользнула в прихожую и стала натягивать сапоги. «Сейчас спросит, куда это я собралась на ночь глядя», — подумала я, с опаской поглядывая в сторону кухонной двери.

— Куда это ты собралась на ночь глядя? — спросил муж, выглядывая в коридор.

— Какая ночь? — возразила я. — Только восемь часов.

— Так куда? — потребовал он конкретики, хотя сам прекрасно знал ответ.

— Хочу пройтись перед сном…

Степан осуждающе покачал головой:

— Парню двадцать три года, женат уже, ребенок есть, а ты до сих пор нянчишься с ним, как с несмышленышем.

— Я быстро… — Схватив пакет с пирожками и виновато чмокнув недовольного мужа, я выскочила из квартиры.

«Конечно, по большому счету, Степа прав, — думала я, лавируя, как опытный слаломист, между лужами. — Но Антошка только с виду такой взрослый, а на самом деле в голове еще ветер гуляет. Ну что я могу поделать, если беспокоюсь за него…» Я была у родителей поздним ребенком, а брат получился суперпоздним. Мама родила его в сорок четыре (подозреваю, она вначале решила, что начался ранний климакс, а когда поняла, что беременна, то предпринимать что-либо было уже поздно).

Мне было девять, когда мама однажды спросила, смущенно поглаживая живот под фартуком: «Танюша, кого ты хочешь получить в подарок: братика или сестричку?» Я немного подумала и честно ответила: велосипед.

Велосипед мне так и не купили. Наша семья жила скромно, к тому же в недалеком будущем предстояли немалые траты на коляску, пеленки и прочее…

Вопреки опасениям врачей Антон родился совершенно здоровеньким четырехкилограммовым богатырем.

— Какой роскошный малыш! — восторженно ахала тетя Алла, мамина ближайшая подруга, которая к тому времени уже имела двоих внуков. — У вас с Борей прямо как в поговорке получилось: сначала нянька, а потом — лялька.

— Ну что ты, Аллочка, — счастливо смеялась мама, — Танюша сама еще ребенок, я вовсе не собираю нагружать ее заботами о братике. Ну разве что сама иногда захочет поиграть с ним или по двору в коляске покатать…

Незапланированный ребенок — еще не значит нелюбимый. Родители обожали Антошку и, будь их воля, не спускали бы сына с рук, но… Папа, чтобы прокормить увеличившуюся семью, вынужден был подрабатывать репетиторством и после лекций в техникуме шел к ученикам, а мама стала болеть. Вопреки расхожему мнению, что после рождения ребенка женский организм оздоровляется и омолаживается, на маму после родов болячки посыпались как из рога изобилия. И сердце стало прихватывать, и с почками начались какие-то нелады, и по-женски было не все в порядке. Меня, естественно, в ее диагнозы не посвящали, но краем уха я как-то услышала непонятное, но жутковатое словосочетание «выпадение матки».

Когда Антоше было восемь месяцев, маму прооперировали. В течение тех трех недель, что она провела в больнице, папа, взявший на работе отпуск, разрывался между больной женой и детьми.

— Какое счастье, что у тебя начались летние каникулы, — говорил он мне, собираясь к маме в больницу. И, виновато отводя глаза, добавлял: — Тебе ведь не трудно посидеть пару часиков с Тошей?

— Ну что ты, папочка, совершенно не трудно, — горячо заверяла я его. Возложенная на меня миссия наполняла мое сердце гордостью и осознанием собственной значимости.

Мама вернулась из больницы осунувшаяся и сильно похудевшая. Но если бы это были все перемены! Она старательно изображала радость, смеялась, тормошила нас, а в глазах стояли слезы. Этот взгляд, полный отчаянной тоски, в сочетании с фальшивой улыбкой пугал меня больше, чем ее прозрачная бледность и круги под глазами.

Я не подслушивала разговор родителей, просто они забыли закрыть дверь.

— Даже не знаю, что теперь делать. Врачи категорически запретили мне поднимать больше трех килограммов, иначе снова может случиться… —  всхлипнула мама.

— Если я уйду с работы… — задумчиво протянул отец.

— Об этом не может быть и речи. Если уволишься, на что мы будем жить?

— Придется искать для Антоши няню. Мне даже страшно подумать, сколько это удовольствие может стоить.

— Не нужно нам никакой няни, — решительно сказала я, заходя на кухню.

Они даже не отругали меня за то, что подслушивала, — просто посмотрели с недоумением и… надеждой.

— Не нужно няню, — повторила я. — Пока у меня летние каникулы, сама буду маме помогать с Тошкой, а потом…

— А потом посмотрим, — улыбнулась мама, и я увидела, как тоска в ее глазах тает. — Может, мне со временем полегчает, может, в ясли Антона устроим. Поживем — увидим… Спасибо, Танюшка.  Что бы я без тебя делала?..

Первое слово, которое произнес брат, было не «мама», не «папа», а «няня». Сказать «Таня» у него еще не получалось, поэтому он называл меня «няня». И позже, когда «разговорился», продолжал называть так по привычке. Только в шестилетнем возрасте удалось его переучить, но и теперь, в моменты сильного волнения, нет-нет да и прорвется забытое «няня».

Муж прав: няней для Антона была — няней и осталась. Был бы он самостоятельным, может, и перестала бы опекать, но брат хоть и вырос до метра девяноста, ума, к сожалению, не набрался. Мозги у парня набекрень, а кроме меня вправлять их некому. Мама умерла, царство ей небесное, отец три года назад на дачу жить перебрался, а жена… Она так любит Антона, что прощает ему абсолютно все. Впрочем, как и я. Как говорится, нужно бы лупить, да некому.

Дверь мне открыла невестка. Обрадовано ойкнула, но тут же приложила палец к губам: «Тихо, еле Фролушку уложила…» Я чмокнула Лесю в щеку и спросила: «Можно?»

— Конечно, — она поняла, о чем речь.

На цыпочках я прошла в спальню и наклонилась над детской кроваткой. Обладатель редкого имени Фрол, мой полуторагодовалый племянник сладко спал, смешно примяв к носу толстую, как у хомяка, щеку.

— Ты мой золотой, сладенький, красивенький… — шепнула я и суеверно трижды плюнула через левое плечо.

— Ага, — расплылась в улыбке Леся и тоже на всякий случай поплевала. — Чаю хочешь?

— Давай, только по-быстрому, — согласилась я и отдала невестке пакет с пирожками. — Вот эти длинненькие, с мясом и грибами, сами ешьте, а треугольные — с домашним творогом, их Фролке тоже можно… А где Антон? — запоздало поинтересовалась я.

Леся сразу погрустнела.

— Ну… Ты же знаешь, он так рано никогда не приходит домой.

Я знала об этом, но все равно возмутилась: «Ничего себе рано: половина девятого уже. А работа у него, между прочим, в шесть заканчивается. И где он шляется?!»

Невестка пожала плечами и вздохнула: — Он передо мной не отчитывается.

— А должен! Ты его жена, в конце концов! У вас ребенок, в конце концов! Стукни ты хоть раз по столу кулаком, в конце концов!!!

—  Я стукну, а он разведется, в конце концов! — запальчиво воскликнула Леся.

 

Ìы расхохотались и тут же зашикали друг на друга («Тише, ребенка разбудишь!»). Минут через двадцать, так и не дождавшись брата, я засобиралась домой.

— Какая ты, Леся, все-таки молодчина, — сказала я, поднимаясь из-за стола, — ребенок, муж не помогает, а в квартире всегда такая чистота!

— Фрол еще маленький, а Антон дома почти не бывает, так что сорить некому.

— Антон не сорить, а помогать тебе должен, тем более что ребенок… — снова стала заводиться я. — Балбес твой благоверный, эгоистичный балбес, так ему и передай, когда явится.

— Он хороший, — немедленно заступилась Леся за мужа, — просто… несерьезный. Знаешь, я младше его на два года, а иногда у меня появляется такое ощущение, будто он — мой сын. Старшенький… Любимый, но непослушный.

— Знаю… — буркнула я, — мне ли не знать… Была у Антохи одна нянька — стало две. Ты попроси его, как придет, чтобы обязательно мне позвонил…

Брат позвонил только вечером следующего дня.

— Привет, Танюха, Леська сказала, чтобы я тебе позвонил…

— Тебя что, двое суток дома не было?!

— Не понял…

— Я вчера была у вас и попросила, чтобы ты позвонил, когда придешь.

— А, ты вот о чем… Просто вчера уже поздно было, боялся вас разбудить…

— А не кажется ли тебе, братец, что у тебя семья и ребенок и следовало бы возвращаться домой пораньше… А ты ведешь себя, как последний… — хотела сказать «подонок», но сдержалась, пожалела, смягчила до «разгильдяя».

Несколько секунд Антон сердито сопел в трубку. Я так и видела, как он, играя желваками, раздувает ноздри. Не привык мальчик к нотациям… Еще бы, всю жизнь его по шерстке гладили: и родители, и я… Теперь вот жена эстафету подхватила…

— Леська наябедничала? — спросил он.

— Леська тебя только выгораживать может. Но ведь я же не слепая! Взрослый мужик, отец семейства уже, а на уме одни гульки.

— Я Леське не изменяю…

 

Ïамятник тебе за это! И орден на одно место! — сорвалась я на крик. — А все эти бани-бильярды—кабаки — это разве не гульки? А преферансы до утра — это не гульки?

— Я вчера просто в футбол с ребятами немного поиграл, — снова засопел, но теперь уже обиженно, Антон.

— До двенадцати ночи?

— Ну, потом пивка зашли выпить… Это преступление? — пошел в атаку брат.

— Когда дома ждут жена и ребенок — преступление! — отрезала я.

— Занимайся своей семьей, а в мою не лезь! — сорвавшись на юношеский фальцет, выкрикнул Антон. — Надоела!!! Как-нибудь без тебя разберемся!

— Ну и черт с тобой! — Я с такой силой шмякнула телефонной трубкой о рычаг, что аппарат жалобно всхлипнул.

Два месяца я не звонила Антону и не ходила к нему в гости. На душе было тревожно: ведь не так-то просто в один день вдруг взять и перестать «нянчиться» с младшим братом, но терпела, выдерживала характер. Однажды в субботу я вдруг проснулась затемно. И сразу почему-то подумала о брате. Потом мысли перекинулись на невестку и племянника.

«Все—таки я свинья, — самокритично подумала я, — Леська ведь меня ничем не обидела. Тем более Фролушка. Надо бы их сегодня навестить. Вот переделаю все дела и вечерком обязательно схожу».

Сергей пошел с детьми в кино, а я, закончив стирку, стала собираться в гости к невестке. Уже полностью оделась, и тут звонок в дверь. Посмотрела в глазок и глазам не поверила: Антошка, собственной персоной! Как Магомет, который, наконец, собрался прийти к горе.

Впустила брата в квартиру и только тогда заметила, что на нем, что называется, лица нет. Бледный как простыня, зубы чечетку выбивают, взмокшие волосы к мокрому лбу прилипли…

— Что-то случилось? — перепугалась я.

— Леська в ванной… Голевой момент… С подоконника… Прямо об батарею… Он так кричал!

Только после того как я заставила брата выпить стакан воды, смогла добиться от него более-менее связного рассказа. Выяснилось, что Леся решила принять душ и попросила Антона, пока она будет мыться, присмотреть за сыном. А Антон так увлекся футбольным матчем, что не заметил, как Фрол залез на подоконник. Спохватился только тогда, когда сынишка с окровавленным лбом зашелся в  истошном плаче, лежа на полу.

— Где он сейчас?

— «Скорая» в больницу увезла. И Леську тоже. Няня, что делать?! — По заросшим модной щетиной щекам брата покатились крупные слезы.

— Ты почему здесь? — заорала я. — Почему не с ними в больнице?

— Н-н—не знаю… — заикаясь, прошептал брат. — Врач спросил у Леси: «Вы мама?» И сказал, что она тоже может поехать. А мне ничего не сказал. А я дома не могу… Как увижу эту проклятую батарею, об которую он расшибся… Няня, с ним все будет в порядке? Скажи, что все будет хорошо! — Антон привалился лбом к дверному косяку и глухо застонал.

— Звонил туда? — спросила я, натягивая плащ.

Антон кивнул: «В больнице занято, а Леськин мобильный не отвечает. Длинные гудки».

— Беги на улицу и лови такси!

Антон понесся вниз, а я задержалась, чтобы написать записку мужу. Прежде чем выйти из квартиры, решила на всякий случай позвонить невестке и… тут же услышала ее голос.

— Леся, что с Фролом?

— Слава богу, кость не задета. Наложили несколько швов — и все.

— Так вас домой отпустили?

— Врач уговорил на пару дней остаться:  вдруг сотрясение мозга. Говорит, судя по симптомам, вряд ли, но лучше понаблюдать… Тань, можешь привезти нам с Фролкой что-нибудь из одежды?

— Обязательно… Лесь, а почему Антон не мог к тебе дозвониться?

— А я специально трубку не брала, — объяснила она после небольшой паузы, — так на него обиделась! Раз попросила пять минут с ребенком посидеть, а он…

— А сейчас? — перебила я невестку.

— Что сейчас?

— Еще обижена или уже отпустило?

— Ну… — замялась Леся.

— Прошу тебя, пообижайся еще немного! И трубку, если будет звонить, не бери. Учти, это в твоих интересах. У меня тут одна идейка появилась…

Антон нервно курил, прохаживаясь возле замызганного грязью «жигуленка».

— Больница отменяется, — сказала я.

— Почему? — брат поперхнулся дымом и надсадно закашлялся.

— Мне удалось туда дозвониться. К Фролу сейчас никого не пускают: он в реанимации. Врачи говорят, состояние крайне тяжелое… — я врала, внутренне содрогаясь от отвращения к себе и жалости к брату. Но для того чтобы он изменил свое отношение к семье, необходима была нешуточная встряска. Нужно было беспощадно бить по самому больному.

— Будет… жить? — прошептал Антон.

— Врачи не дают никаких гарантий, — жестко ответила я, добивая посеревшего от ужаса братца.

…Лесю с сынишкой выписали на следующий день. С тех пор прошло уже два месяца, а Антон до сих пор не может до конца простить мне лжи. Не звонит, не приходит, а когда я наведываюсь к ним в гости, демонстративно уходит в другую комнату. Зато жена на него не нарадуется и каждый раз начинает мне его нахваливать: «Знаешь, Танюша, Антона как подменили в последнее время. После работы сразу домой бежит, с Фролкой все свободное время возится, мне помогает…»

— Сплюнь, чтобы не сглазить, — советую я и думаю: «Надолго ли?» Сама же себе отвечаю: «Надолго. Такие стрессы бесследно не проходят. Конечно, не исключены «рецидивы», но надеюсь, снова надолго загулять с друзьями брату помешает маячок тревоги за семью, подающий сигналы во вправленных мною мозгах: «Как там они без меня?»

 

Татьяна Л., 32 года, нотариус