Это грязное слово харассмент

Я работаю в школе, уже третий год после института. Преподаю историю, и, мне кажется, нет на свете науки интереснее. И дети стараются меня не подводить – уроки учат, отвечают, поэтому и двоек я почти никогда не ставлю – не за что. Считаю, что мне повезло – попал в хорошую школу.

У меня всегда было полное взаимопонимание с учениками. Но в последнее время стал замечать, что Алла Струкова, ученица одиннадцатого класса, перестала готовиться к урокам. Пришлось поставить ей две двойки подряд. После уроков полистал журнал – оказывается, она и по другим предметам стала отставать. Дело серьезное, все-таки выпускной класс…

Когда и в третий раз Алла не смогла ничего ответить по истории, я попросил ее остаться после урока.

– Алла, в чем дело? – сухо спросил я, когда девочка села напротив меня за первую парту.

Она подняла на меня глаза, хотела что-то сказать, но вдруг закрыла руками лицо и горько расплакалась.

– Александр Николаевич, я не могу учиться! У нас такая беда дома!

– Господи, что случилось? – по-настоящему испугался я.

– Отец начал сильно пить, мы с мамой просто не знаем, что делать! Стыдно рассказывать, я бы никогда вам не сказала, но двойки получать тоже стыдно. Вы простите меня, я постараюсь готовиться к урокам. Просто… – Алла немного помолчала, пытаясь успокоиться, а потом продолжала: – Отец, когда напьется, не просто ложится спать, а начинает скандалить. Все ему не так – то суп пересоленный, то пыль на телевизоре, то посмотрели на него не так… А на прошлой неделе начал драться. Маму бьет, а мне пока только грозит, но скоро, наверное, и до меня доберется… Какие уж тут уроки! – всхлипнула Алла и снова закрыла лицо ладошками.

Мне стало жаль девочку – она способная, обидно будет, если перестанет учиться. И что ж это за отец такой, раз позволяет себе пьянствовать и на жену руку поднимать, да еще на глазах у дочки?!

В порыве сочувствия я положил руку Алле на плечо, она неожиданно уткнулась лицом мне куда-то в грудь и снова расплакалась. В этот момент распахнулась дверь, и в класс заглянула Вероника – преподавательница музыки. Увидев нас с Аллой, она округлила глаза, выразительно хмыкнула и скрылась, громко хлопнув дверью. Это было очень неприятно. Когда я только появился в школе, Вероника всячески пыталась обратить на себя мое внимание, но потерпела крах. Во-первых, у меня есть девушка, а во-вторых, я не люблю таких настырных и чрезмерно активных дам, как наша «музыкантша». Но теперь-то уж, – как-то отстраненно подумал я, – разнесет сплетню по всей школе. Впрочем, бог с ней, пусть несет – мне нечего бояться. Сейчас нужно решать другую проблему – что делать с Аллой, как ей помочь?

– Алла, может быть, мне прийти к вам домой, поговорить с родителями? – предложил я, протягивая ученице платок.

Она вытерла покрасневшие глаза и помотала головой:

– Нет, Александр Николаевич, спасибо вам большое, но пока не надо. Я буду учиться, обещаю вам! А это все-таки наше семейное дело, я только вам рассказала, больше никто не знает.

Что ж, я не настаивал. В самом деле, иногда семейные проблемы должны решаться только в семье, вмешиваться в таких случаях бесполезно и даже вредно.

Прошло два дня. Я проводил контрольную в одиннадцатом классе по последней теме, и у Аллы Струковой появилась очередная двойка. Я расстроился – ведь девочка обещала подготовиться, да и тема была совсем несложная! Узнав оценку, она подошла ко мне на перемене и проговорила с обидой:

– Александр Николаевич, я ведь вам все рассказала, доверилась, а вы…

Я даже опешил от такой претензии:

– Подожди, Алла, мы не договаривались, что я позволю тебе не учиться и при этом буду ставить хорошие оценки! За два дня вполне можно было подготовиться к контрольной!

– А я не могла! – звенящим голосом выкрикнула она. – Как вам не стыдно! Все знаете и валите меня!

Резко повернувшись, девочка выбежала из класса, а я остался стоять буквально с открытым ртом. «Пожалел несчастную, называется», – хмыкнул я про себя. Похоже, девочка поняла мои слова утешения по-своему: решила, что по истории ей теперь обеспечены нормальные оценки, раз учитель пожалел.

Не успел я додумать эту мысль, как в класс заглянула уборщица:

– Александр Николаевич, зайдите к директору.

Директором у нас была умнейшая женщина средних лет, Наталья Егоровна. Она всегда относилась ко мне с уважением, но в этот раз взглянула холодно и даже не предложила присесть. В кабинете, кроме нее, находилась Вероника. «Готовься к худшему», – сказал я себе, но волнения не было – я ведь ни в чем не виноват.

– Александр Николаевич, я пригласила вас, чтобы разобраться в одном щекотливом деле, – сухо проговорила Наталья Егоровна. – Только что ваша ученица, Алла Струкова, рассказала, что вы ее постоянно домогаетесь. По ее словам, вы пообещали ей хорошие оценки, если она… гм… ответит вам взаимностью, а когда девочка отказала, начали ей ставить двойки.

Я улыбнулся и ответил:

– У Аллы Струковой чрезмерно развита фантазия, по всей видимости. Ничего подобного, разумеется, не было. Я могу идти?

– Ах, не было? – вмешалась Вероника, покрываясь от гнева красными пятнами. – И в пустом классе вы с ней не оставались, и не обнимались на моих глазах? Хоть бы дверь запирали, раз уж так неймется!

– Подождите, Вероника Матвеевна, – поморщилась Наталья Егоровна. – Не надо кричать. Давайте все спокойно выясним. В конце концов, Александр Николаевич – прекрасный учитель, до сих пор у меня и у коллектива не было к нему никаких претензий. Так в чем же дело, Александр Николаевич? – она сняла очки и принялась тщательно протирать их.

Я набрал воздуха и кратко рассказал то, что мне поведала Алла – о пьющем отце, побоях и невозможности учить уроки, а также о моем предложении вмешаться, ее обещании взяться за учебу.

– А почему никто в школе об этом ничего не знает? – прищурившись, спросила Вероника. – Я пожал плечами. – То есть вам девочка доверилась, а нам – не сочла нужным? Может быть, потому, что между вами действительно особые отношения? – Вероника просто захлебывалась от злорадства – наконец-то можно будет вдоволь поиздеваться надо мной, отомстить за полученную отставку! Но директорша ее осадила:

– Вероника Матвеевна! Давайте не будем делать поспешных выводов и голословно обвинять человека! У нас нет таких прав – мы не судьи!

Вероника притихла, а Наталья Егоровна, задумчиво постукивая ручкой по столу, медленно проговорила:

– Сделаем так. Сейчас я позвоню ее отцу и приглашу в школу. Посмотрю, что за человек, поговорю с ним, попрошу предоставить Алле возможность учиться. Потом еще раз побеседую с девочкой. Всего хорошего.

Я вежливо пропустил в дверях Веронику, она, фыркнув, пролетела мимо меня, как фурия, и тут же подхватила под руку попавшуюся навстречу учительницу географии. Оглядываясь на меня, что-то быстро зашептала той на ухо, отведя в сторону. Молодая географичка с ужасом уставилась на меня. Так, похоже, уже сегодня вся школа будет в курсе моих несуществующих «похождений»…

На следующий день, заглянув по просьбе директора к ней, я увидел, как из угла в угол нервно расхаживает высокий представительный мужчина в костюме и белой рубашке с галстуком.

– Что за чушь, не понимаю? – обратился он ко мне. – Директор говорит, что моя дочь вам на меня жаловалась?

– Вы – папа Аллы Струковой? – понял я. – Извините, но девочка утверждала, что вы пьете и издеваетесь над ней и матерью. Объясняла таким положением дел в семье свои плохие оценки – мол, не в силах учиться, дома нет условий…

Мужчина побагровел и резко сдернул галстук:

– Позовите ее, пожалуйста, – прохрипел он, принимая стакан воды, заботливо поданный Натальей Егоровной.

Пять минут, пока мы ждали Аллу, прошли в молчании. Наконец, раздался осторожный стук, и в дверях появилась Алла. Увидев отца, она изменилась в лице и хотела было скрыться, но тот не зевал: цепко схватив дочь за руку, втащил ее в кабинет, но сказать ничего не успел: девчонка немедленно залилась слезами:

– Папочка, прости меня! И вы, Александр Николаевич!

– Быстро рассказывай, почему нахватала двоек! Папа у тебя плохой, да? Пьет, да, обижает тебя? Ах ты, неблагодарная, да мы с матерью только для тебя и живем, все самое лучшее – для дочурки! И в Париж возили, и на море каждый год… Да у нас дома только птичьего молока нет! – захлебываясь от возмущения, восклицал отец Аллы. – Да я вообще не выпиваю, у меня непереносимость! Опозорила отца, довольна?

Алла заливалась слезами и просила прощения. Оказывается, месяц назад девочка познакомилась с парнем, на несколько лет старше себя, встречалась с ним каждый день после уроков, гуляла до позднего вечера, вот и запустила учебу. Увидев, что я к ней отнесся с сочувствием, решила разыграть из себя несчастную жертву. А после очередной двойки разозлилась…

– Иди в класс, Алла, – вздохнув, сказала Наталья Егоровна. – Мы с тобой потом поговорим.

– С ума сойти! – не мог успокоиться ее отец. – Никогда бы не подумал, что моя дочь на такое способна. Вот стыд… Вы простите, Александр Николаевич, я понимаю, как все это неприятно…

– Неприятно, но не смертельно, улыбнулся я.

Мужчина распрощался и ушел, а Наталья Егоровна задумчиво проговорила:

– Чего-то в этом роде я и ожидала. Все-таки недаром тридцать лет в школе проработала. Ну, а что же нам с девочкой-то делать? – обратилась она ко мне. – Может быть, пусть родители переведут ее в другую школу, раз так все сложилось?

– Да зачем же так круто, – возразил я. – Все-таки одиннадцатый класс. К чему срывать ученицу? В новой школе ей будет трудно. Мне кажется, она исправит оценки и возьмется за ум. Родители с ней дома поговорят. Да и сейчас уже, по-моему, она жалеет о том, что натворила.

Алла осталась в школе. Чтобы догнать одноклассников, ей пришлось заниматься дополнительно – все-таки почти месяц ничего не учила по всем предметам! Вероника передо мной извинилась, причем на педсовете, при всех учителях, – ведь она успела уже почти всем рассказать о моем «непристойном поведении». А я теперь стараюсь не вступать в доверительные беседы с шустрыми старшеклассницами-акселератками.