«Дела давно минувших дней…»

В прошлый четверг вечером жена вдруг сказала:

— Коля, я завтра не поеду на дачу. Мне надо быть в одном месте. Давай в другой раз.

Я сделал недоуменную гримасу и спросил с деланным недовольством:

— Какое такое место? А кто меня две недели уговаривал? А зачем я отгул брал? Они, между прочим, на дороге не валяются. Я их по двойным сменам зарабатываю.

Галя поджала губы:

— Ничего-ничего. Когда тебе с дружками пиво пить приспичит, так ты эти отгулы тратишь не считая.

— Так все-таки, что это за «одно» место? Мне прям интересно!

— Ой! Да это все сестра моя двоюродная. Завтра у нее суд. Дура она набитая, хоть и богатая. Еще с детства ей все было мало. Все чего-то ждала, искала. Вот и нашла…

— А в суде она по какой линии?

— Обвиняемая по экономической статье. Мошенничество или что-то в этом роде.

— Ну и родственнички у тебя!

— Да-да, конечно. Давай твоего дядю Петю вспомним.

— Не тронь мою честную семью. Дядя Петя редкой души человек. Просто не от мира сего.

Так мы с Галей поговорили, но я совсем не огорчился. Ну ее, дачу эту! Не крестьянин я! Не люблю в земле ковыряться… Позвоню-ка лучше Славке-физику. В забегаловке на набережной свежие раки появились, а пиво там всегда отменное, хоть и дорогое.

Но утром в пятницу Галя, мудрая моя женщина, взглянув на меня всепроникающим оком, сказала спокойно, но безаппеляционно:

— Так я тебя одного и оставила! Все равно ничего путного по дому делать не будешь. Меня отвезешь. Я себя плохо чувствую, а славки твои перебьются. Хватит уже свои пивы пить и раков есть!

Досадно мне стало, но выступать не решился — уж больно сильно в прошлый раз провинился. Вспоминать стыдно.

Когда приехали, Галя сразу направилась в здание суда, а я еще минут десять машину пристраивал. Потом тоже зашел. Зал не очень большой, народу собралось много, и было душно. Бросил взгляд на подсудимую, отвернулся и направился к выходу… Но что-то меня остановило. Постоял, подумал, в голове мелькнула «правильная» мысль… Не может быть! Я вернулся и снова посмотрел на подсудимую, но уже пристально. Тут она вдруг взглянула на меня и улыбнулась. И я вспомнил всё! Сколько бы лет не прошло, эти глаза невозможно забыть!

Дело было в восьмидесятые. Я, тогда веселый, довольно способный, но наивный еще студент Киевского политехнического института, ехал в поезде Кисловодск — Киев в столицу Советской Украины. В купе со мной оказался пожилой здоровенный и самоуверенный председатель колхоза из-под Фастова с лицом кирпичного цвета. Он непрерывно мучил меня народными нравоучениями в его собственной интерпретации, и ужасно мне надоел. Я периодически сбегал от него в тамбур покурить и начал подумывать, как бы мне его более или менее вежливо отшить. И вот, после остановки в Ростове, в купе появилась ОНА. Вошла, что-то сказала, улыбнулась председателю, потом мне, и… воссиял свет, а меня словно парализовало. Она была не просто красивая женщина, а очень красивая! Кроме того, это, как говорят, был «мой» типаж: жгучая брюнетка с холодными серыми глазами.

Я плохо понимал, что она говорит, краснел, потел и, в конце концов, под каким-то предлогом вышел из купе отдышаться. Покурил в тамбуре и только тогда начал приходить в себя. Окончательно из ступора меня вывели два веселых мужика лет тридцати в хороших костюмах. Они тоже курили в тамбуре. Попросили спички, рассказали парочку неприличных анекдотов. От их внимания не ускользнуло появление прекрасной феи в моем купе, и они не преминули пошутить по поводу моего везения по женской линии. Мужики оказались военными летчиками: один — майором, второй — капитаном. Они возвращались в часть после отпуска в Пятигорске. После непродолжительной беседы я, ободренный историями пилотов об их многочисленных любовных подвигах, вернулся в купе. А там уже шел пир. Председатель достал из своих запасов невиданные по тем временам яства: коньяк армянский, салями венгерскую, гуся домашнего приготовления и прочее. Он уже успел неплохо приложиться к коньячку и, по-видимому, изрядно надоел нашей прекрасной попутчице. По крайней мере, я так понял. Вообще-то Оля изумительно владела языком мимики и жестов, что позволяло ей общаться не говоря ни слова.

Я тоже выпил рюмку, окончательно расхрабрился и начал отважно острить, нахально перебивая председателя. Оля заразительно смеялась и искоса поглядывала на меня. Председатель еще больше багровел и раздувался.

И тут в приоткрытую дверь аккуратно постучали. На пороге объявились — кто вы думаете? Конечно, это были они — майор и капитан. Капитан, многословно извиняясь, объяснил, что в их купе нет чего-то совершенно необходимого в дальней дороге, а также пожаловался на безобразно храпящего попутчика. Окончательно запутавшись в изъявлениях почтения, он просто достал из-за спины бутылку такого же коньяка и сделал комично просительное лицо. Майор согласно закивал и предъявил бутылку игристого. Все было понятно — они хотели в гости. Через пять минут офицеры ВВС совершенно обаяли председателя, да и меня тоже. Оля выпила немного шампанского, пересела от столика в уголок и открыла журнал «Юность». Я краем глаза ловил ее движения, и мне показалось, что она посматривает на меня почему-то слегка озабоченно.

Коньячок потихонечку лился, неспешно текла беседа, но вдруг, как это часто бывает в компаниях, все темы вдруг иссякли, и разговор стал немножко натуженным. Даже председатель это заметил и прекратил рассказывать свои истории о поучительных случаях из сельской жизни. Потом и совсем воцарилось неловкое молчание.

И тут капитан хлопнул себя по лбу и громко сказал:

— Черт возьми, а не расписать ли нам пульку по мелочи для удовольствия и интереса? Нам ведь еще ехать и ехать… — Затем с сомнением посмотрел на председателя: — Или, может, если вы… не это?.

Председатель обиделся:

— Почему ж не это? Мы еще посмотрим, кто это, а кто не это!

Тогда майор хлопнул в ладоши и довольно потер руки:

— Так тогда я сейчас к себе. Там у меня где-то колода завалялась.

Он убыл, а я краем глаза заметил, что Оля смотрит на меня в упор. Я конспиративно скосил глаза. Она состроила скептическую гримаску и показала глазами на дверь.

В коридоре Оля взяла меня за локоть и тихо сказала:

— Коля, ну и охота вам заниматься всей этой бессмысленной ерундой? Я терпеть не могу эти карточные мужские занятия. Если вы не против, пойдемте лучше посидим в ресторане, поговорим.

У меня приятно заныл живот от предвкушения чего-то такого… Затем мы пили качающееся вино из тонких бокалов и говорили, говорили, говорили… Точнее, говорил я. Оля, в дополнение к своим физиогномическим способностям выражения мысли, обладала редким талантом разговорить человека и, что еще важнее — слушать его. Я не помню точно, что я говорил, — очевидно, изложил ей всю свою маленькую биографию, свои взгляды на жизнь и даже описал тайные предпочтения. Она тоже рассказывала, но немного и скуповато: была замужем, но недолго и неудачно. Детей нет — муж не хотел. Сейчас едет к маме, собирается поступать в институт, может даже и в тот, где я учусь. Попросила помочь подготовиться к вступительным экзаменам. Услышав это, я подпрыгнул от счастья: такая женщина просит меня помочь! А она все слушала меня, опустив глаза в бокал, время от времени поглядывая на меня из под своих сумасшедших ресниц, и мы опять говорили, говорили… Это было какое-то волшебство. Мир вокруг, включая подвыпившую толстую официантку в грязном фартуке, стал прекрасен, а напротив меня сидела повелительница чудес, принцесса и милостиво взмахивала мне бархатными бабочками своих ресниц, обещая невиданные милости и безграничное счастье.

Неожиданно, в середине одного из моих пространных темпераментных спичей, Оля взяла меня за руку, слегка пожала и произнесла:

— Было очень хорошо, но уже поздно. Наверное, пора возвращаться к нашим картежникам.

Когда мы вернулись в купе, то застали следующую картину: Председатель восседал горой над столиком. Он был совершенно пьян, невообразимо доволен и пренебрежительно посматривал на своих партнеров. Перед ним лежала куча разномастных денег, но никак не меньше пятисот рублей — огромная по тем моим понятиям сумма. Майор одной рукой чесал голову, другой неуверенно шарил в кармане и совершенно не обратил на нас внимания. Капитан обернулся, посмотрел на меня, на Олю, озадаченно хмыкнул и развел руками. «Это номер», — сказал он, и, сверкнув улыбкой, тоже стал шарить по карманам. Я пытался сообразить, что делать мне. Но Оля молча потянула меня в коридор. Там она взяла меня за руку и сказала:

— Это еще не скоро кончится. Не хочу им мешать, но там невозможно находиться. Пойдем со мной.

И пошла. И я без колебаний пошел за ней. Она уверенно прошла три купе и открыла четвертое. Там было темно и пусто. Волшебство продолжалось…

Когда я проснулся, Оли рядом не было. А я то, открыв глаза, ожидал увидеть ее, провести пальцами по ее лицу, волосам… Но она ушла.

Вернувшись в свое купе, я застал там бардак, воняло застарелыми окурками и кислым перегаром. В углу сидел опухший полуголый председатель. Я спросил:

— Извините, а вы не знаете, где Оля? Я что-то не вижу ее вещей. Ей же до Киева ехать.

— Сошла твоя Оля. — Председатель вздохнул и угрюмо продолжил: — Она казала, что ты знаешь, где искать ее в Киеве. — Он опять вздохнул и вдруг грохнул кулаком по столику: — Ну надо ж как не везет! Пять тыщ выигрывал. Одна карта, всего одна! И все насмарку!

— И что? — спросил я.

— Что-что? Столько же и продул! Все продул!

— Да-а, масштабы у вас тут. А где же товарищи офицеры? — ко мне начал возвращаться разум вместе с иронией.

— Где-где! Тоже сошли.

У меня мелькнула какая-то неясная мысль:

— Вместе с Олей сошли?

— Да! И сдались они такой бабе! Пьянь картежная. Летчики называется. Ты-то где всю ночь шлялся? За проводницами ухлестывал?

— Ну да… Что-то в этом роде.

Я не огорчился. Сошла, так сошла. Значит, ей надо было. Не захотела меня будить. Она же оставила свои координаты в Киеве, мы же договорились. Нет, теперь она не может меня бросить. После того, что было…

В Киеве, не дожидаясь назначенного срока, я отправился по заветному адресу. В хрущевке на Нивках мне почему-то открыли сразу, без звонка. Улыбающийся парень моего возраста спросил:

— Вы к кому? — и, не дожидаясь ответа, цепкой сильной рукой резко задвинул меня внутрь квартиры: — Лейтенант Нечипоренко, уголовный розыск. Вы к кому и зачем? Проходите-проходите.

Я ничего не ответил — от изумления. В пустой комнате за единственным столом, на единственном стуле сидел мужик в костюме и курил.

Не глядя на меня, он спокойно сказал:

— Ну, давай-давай, выкладывай. Что, зачем, почему — не порти мне настроение, а себе — перспективы.

Я испугался и начал путано объяснять, кто я такой и как здесь оказался… У меня был с собой паспорт, вероятно, это и спасло меня от неприятных последствий.

Мужик взял документ, спросил, кто у меня родители, хмыкнул и послал лейтенанта на кухню с моим паспортом. Тот куда-то звонил, диктовал мои данные, долго ждал, а когда вернулся, сказал:

— Нет, это не то. Студент лопоухий.

Тогда мужик в костюме подумал и, глядя мне прямо в глаза, веско произнес:

— Значит так, студент Николай. Ты попал в очень нехорошую историю, но мы тебе поможем. Не будет ничего. Ни протокола, ни задержания с последующим пребыванием в СИЗО, ни статуса свидетеля, в любой момент переходящего в статус обвиняемого. Даже письма в ректорат не будет. А знаешь почему? А потому, что ты хороший парень, комсомолец, и я уверен, что, если твоя знакомая Оля даст тебе о себе знать — хотя это вряд ли — ты немедленно известишь нас по этому телефону. И не дай тебе бог нас обмануть! — Он протянул мне визитную карточку. Затем продолжил: — Кстати, там, в поезде, таких ребят нигде не наблюдал? — и вытащил из кармана две фотографии.

Я посмотрел — на фото были веселые летчики. Коротко рассказал и про них.

— Да-а, — вступил лейтенант. — Вся бригада в сборе.

Мужик в костюме кинул мне паспорт и заключил:

— Помни, что я тебе сказал. Теперь, чтобы через пять минут тебя нигде поблизости не было. Все, вали быстро и не мельтеши перед домом.

Вот так закончилась моя первая любовь. С тех пор я Олю не видел.

Все это я вспоминал сидя в зале суда. Заседание быстро закончилось. Его перенесли на другой день, поскольку не пришел кто-то важный. Олю увели, а мы с Галей поехали домой.

Теперь который день не нахожу себе места. Само собой, воспоминания юности мучат. Первый раз, да с такой женщиной — этого не забудешь. Кроме того, Галя сказала, что у Оли сын есть, и в коридоре здания суда я встретил одного парня… Тут надо пояснить. Дело в том что в моем роду по мужской линии есть такая особенность: все наследники рождаются с одинаковыми глазами — ярко-зелеными. Я вот десять лет назад в Москве встретил парня с глазами такого цвета, замер и тут же выпалил: «Новгородская область, Марево?» А он ответил: «Ефимов?» Троюродные братья оказались.

Так вот, у того парня, из суда, глаза, как у меня, были. Но он меня не заметил…