Я тебя ненавижу!

Мне приснился бывший муж. Точнее, один из бывших мужей. Всего у меня их, в смысле бывших, было трое (так уж получилось), и для удобства я их нумеровала: № 1, № 2 и № 3. От Второго и Третьего я ушла сама. Нет-нет, они оба были целиком и полностью порядочные люди — непьющие, нескандальные и незанудные, и жили мы хорошо, просто в какой-то момент я вдруг понимала, что одной мне будет лучше. Не рубила сплеча, не рвала по-живому, а осторожно предлагала, ценя мужское самолюбие и не вполне еще остывшие чувства: «А давай некоторое время поживем врозь? У меня сейчас такой период, когда нужно побыть одной». То есть расставались как бы на время, а получалось — навсегда. И разводились цивилизованно — без африканских страстей и дележа имущества. Так что формулировка «давай останемся друзьями» со Вторым и Третьим сработала на все сто процентов: после развода мы перезванивались, поздравляли друг друга с праздниками и выручали по мелочам.

От бывшего № 1 я не уходила — он бросил меня сам после двадцати лет совместной жизни. Ушел к молодой и красивой. И поэтому я его ненавидела! Сначала ненависть была похожа на зимний ураганный ветер: сшибала с ног, забивала носоглотку и легкие колючей стужей так, что нельзя было дышать! Спустя неделю ураган поутих, дышать стало возможно, хотя и трудно — все было выморожено, как будто изнутри меня обкололи новокаином. Еще через месяц ненависть стала походить на узкие лаковые туфли на два размера меньше, чем нужно по ноге. Жить с этим было можно, а думать о чем-то другом — нет. Но верно сказал кто-то из мудрецов: «Все течет, все меняется…» Любые туфли разнашиваются, кровавые водянки превращаются в ороговевшие бесчувственные мозоли… За восемь лет моя ненависть стала привычной и разношенной, как старые домашние тапки. Просто иногда посылала импульс: «Я тебя ненавижу» — и при этом ощущала чувство, похожее на удовлетворение.

Примерно раз в полгода бывший № 1 напивался и тогда звонил мне и начинал рассказывать, какой плохой женой я была. Вместо того чтобы бросить трубку, я кричала в ответ, что это он был никудышным мужем, испоганил лучшие годы моей жизни, и вообще, права была моя мама… Минут десять мы орали друг на друга, а заканчивалось это шоу всегда одинаково: я его посылала, после чего раздавались короткие гудки.

 Вот этот Первый мне и приснился. Не теперешний (точнее, не восьмилетней давности) — бородатый, погрузневший, с пегими от седины волосами, а тот, из юности… Во сне я ехала в троллейбусе. На остановке дверь открылась и вошел он — молодой, худющий, длинноволосый… Вошел и сел на заднее сиденье. Я (неизвестно какого возраста) подошла и села рядом.

«Ты тоже здесь?» — обрадовался он и, притянув меня за воротник, поцеловал. А потом вдруг исчез. Я заметалась по салону: «Вы не видели парня в клетчатой рубашке?» Пассажиры безучастно качали головами, и только старуха с нечетким, как на плохой фотографии, лицом сделала замечание: «Зачем вы шумите?»

— Здесь парень был, высокий такой!..

— Его больше нет, — сказала старуха с размытой физиономией. И добавила злорадно: — И больше никогда не будет.

Нет и никогда не будет — значит, умер. Когда я во сне осознала это, закричала…

Проснулась оттого, что Павел тряс меня за плечо: «Ты кричала. Кошмар приснился?»

— Да, — ответила я и открыла глаза.

— А что именно?

— Бывший муж, — созналась я.

— Значит, бывший муж — ночной кошмар, а будущий — дневной, — хохотнул Павел.

Чувство юмора у него, конечно, было своеобразное, но хоть какое-то было, и это радовало. А насчет будущего мужа — чистая правда. В свое время (после развода с Третьим) я дала себе установку: больше никаких замужеств! Но Павел был правильным, как диктант отличника, и любил, чтобы все было «по-людски». Через полгода знакомства он стал настаивать, и я согласилась. В конце концов, какая разница? При моем брачном анамнезе одним штампом больше, одним меньше — значения не имеет.

— Успокойся, дружок, и постарайся уснуть, — сказал Павел и обнял меня.

Я пригрелась в теплом кольце его рук, но уснуть не могла. Первый бывший никак не шел у меня из головы. Привычно пульнула в пространство мысль «Я тебя ненавижу!», но легче почему-то не стало. Засыпающий Павел чутко уловил мой вздох, вспомнил советы психологов (когда человеку плохо, порой ему достаточно просто выговориться) и участливо поинтересовался: «А который муж тебе приснился?»

— Бывший, — не стала уточнять я.

— Понятно… А как мальчики?

Я видела, что Павлу смертельно хочется спать, но он был готов разделить со мной бессонницу. Хороший человек… Надежный, как форт Нокс, и основательный, как памятник Юрию Долгорукому. Если я когда-нибудь с ним расстанусь, то мы обязательно останемся друзьями…

Мальчиками Павел называл моих сыновей — двадцатишестилетнего Сашу и девятнадцатилетнего Сергея. Сережа служил в армии, а Саша имел хорошую работу и был удачно женат на девушке с квартирой.

— Мальчики? — переспросила я. — У них все нормально. Саша звонил, сказал, что купил машину. Японскую, кажется… Сережа пока ездит на казенном танке, но у него тоже все в порядке.

Павел стал рассказывать о собственной службе в армии, и его рассказ оказался отличным снотворным. Вскоре я спокойно уснула и о бывшем № 1 больше ни разу в ту ночь не вспомнила.

Наша свадьба была назначена на 8 сентября, а 20 августа позвонил старший сын.

— Мама, папа разбился!

У меня тут же занемели пальцы. Я ненавидела Первого, но смерти ему не желала.

— Жив?

— Да… Я только из больницы. Врачи говорят, что жизнь вне опасности. У него перелом руки и что-то с позвоночником…

Жив. И слава богу! А остальное не мои проблемы.

Впоследствии оказалось — мои. Перелом оказался пустяковым, а вот позвоночник был травмирован серьезно. От талии и ниже все парализовано. Работать Первый бывший мог (он отличный программист), а вот жить самостоятельно — нет. Полупарализованному человеку нужна сиделка. Но при чем тут я? Пусть эта (я прекрасно знала, как зовут его гражданскую жену, но даже мысленно не произносила ее имени) за мужем и ухаживает!

Впрочем, это я так думала, а эта думала иначе. И поделиться своими думами явилась ко мне. Конечно, я, как интеллигентный человек, в квартиру ее впустила и даже предложила выпить чаю.

— Вы должны меня понять, Ольга Борисовна, — торопливо говорила эта, грея ладони о чашку с чаем. — Я очень люблю Максимочку, но жить с калекой… Я же еще молодая, у меня вся жизнь впереди, я еще хочу устроить свою личную жизнь…

Подразумевалась, что я уже старая, вся жизнь у меня позади, а думать об устройстве личной жизни в сорок восемь лет по крайней мере глупо…

— Ладно, что-нибудь придумаю, — пообещала я. — Берите печенье. Очень вкусное печенье, швейцарское…

Эта ушла, а я стала думать. Саша — хороший мальчик и, конечно, согласится забрать к себе отца. Но сын с утра до вечера на работе, невестка через два месяца должна родить, и ей некогда будет ухаживать за парализованным свекром. Нанять профессиональную сиделку? Это, конечно, вариант, но плохой. Я успела пообщаться с лечащим врачом и с завотделением. Врач считал, что

у Первого вероятность на всю жизнь остаться калекой — семьдесят процентов против тридцати. Зав-оптимист отпускал на возможное восстановление двигательной деятельности аж сорок процентов. Впрочем, тридцать — тоже немало. Но эти проценты сработают только при условии, если Первому будут регулярно делать массаж, а главное — заставлять его выполнять необходимые упражнения. Во всем, что не касается работы, Первый — лентяй. Никакая сиделка его не заставит делать упражнения. А я еще как заставлю! Он

у меня как миленький пойдет, но прежде

я отыграюсь за все старые обиды!

Павел был в шоке. Никогда я еще не видела его таким растерянным.

— Как это «забрать к себе»? И почему ты?

— Больше некому…

— А как же я? Ты передумала выходить за меня замуж?

— Если хочешь, мы поженимся.

— Я и к полигамии отношусь не очень, а полиандрию вообще не приемлю, — нервно хмыкнул он и пояснил, будто я была полной идиоткой: — Полиандрия — это когда у одной жены несколько мужей.

— У моего бывшего весь низ парализован, — напомнила я.

— Все равно жить втроем — это не по-людски… Что люди скажут? — Павел трепетно относился к общественному мнению.

— Я заберу Первого и буду за ним ухаживать, — твердо сказала я.

Последовала долгая-предолгая пауза.

— Извини, но я так не могу, — созрел Павел. — Ты должна меня понять…

— Я тебя понимаю…

— Надеюсь, мы останемся друзьями?

— Ну конечно, — заверила я. — Конечно, мы останемся друзьями.

От больничного корпуса к воротам, за которыми был припаркован микроавтобус, я везла Первого в инвалидной коляске.

— Куда ты меня везешь?

— К себе…

— Я к тебе не поеду! Отвези меня домой…

— Там за тобой некому будет смотреть…

— А Леночка?

— Она молодая и должна устраивать свою личную жизнь.

— Это она тебе так сказала? Ну конечно, она… Вот стерва!

— Бачылы очи, що купувалы, — полезла из меня застарелая ненависть.

— Бачылы… — неожиданно легко согласился Первый и произнес сердитой скороговоркой: — Характер у Леночки не сахар… Но ты… С тобой просто невозможно было жить! Ты всегда поступала по-своему!

— Я и сейчас поступаю по-своему.

— Я не поеду к тебе!!! — крикнул Первый.

— Тогда можешь встать и уйти, — ударила я по болевой точке.

— Ты — рыжая сволочь!

— От сволочи слышу! Еще одно слово — и отвезу к твоей этой… Леночке…

— Нет уж, вези к себе! Я тебе устрою вырванные годы! Еще миллион раз пожалеешь о своем благородстве! Господи, ну откуда ты взялась на мою голову?! Ты же не женщина! Ты хроническая болячка, вроде язвы: только решил, что избавился, а она снова начинает жрать тебя изнутри…

Я остановилась и, перегнувшись, заглянула ему в лицо. Первый был к этому не готов и не успел погасить блаженную улыбку.

— Я тебя тоже ненавижу, — сказала я.

Ни разу за последние восемь лет я не чувствовала себя такой счастливой!

 

Ольга Д., 48 лет