Онлайн-журнал о шоу-бизнесе России, новости звезд, кино и телевидения

Я столько не успела сказать тебе, папа

С уходом отца мама словно потеряла смысл жизни, а я… Я чувствовала обиду.

Придя домой, я застаю маму за рассматриванием семейного архива. На журнальном столике бумажная гора: фотографии, старые письма, журналы с папиными статьями и очерками.

— Зачем ты все это достала? — присаживаясь рядом, ворчу я. — Вспомни, что тебе доктор сказал. «Вам нужно отвлечься от пережитого». А ты что делаешь?

— Не ругайся, — морщится мама. — Я лишь хотела взять с собой пару снимков.

— О господи! Но ведь доктор сказал…

— Я помню, — перебивает меня мама. — И считаю, что он не прав. Нельзя заставить человека не думать о прошлом.

— Даже во имя собственного здоровья?

— Даже во имя собственного здоровья.

Пару минут мы молчим. Затем мама поднимает на меня покрасневшие от слез глаза: «Наташа… Может, мне не стоит ехать в этот санаторий?»

— Как это не стоит? — возмущаюсь я. — А путевка? Билет? Да и вещи уже собраны!

— Ну и бог с ними. Разберем…

Я в раздражении всплескиваю руками:

— Что значит «разберем»? Почему?!

— Потому что я не могу сейчас уехать. Скоро поминальный день. Я могилку должна в порядок привести.

— Она и так в порядке, — возражаю я.

— Не в порядке, — качает головой мама. — Нужно еще цветов посадить и скамейку покрасить.

— Не волнуйся, я все сделаю.

— Сама? Обещаешь?

— Обещаю. А перед поминальным днем приеду в санаторий и заберу тебя домой.

— Точно заберешь? — уточняет мама.

— Конечно заберу, мам! Можешь ехать спокойно.

Мама только вздыхает, а в глазах — такая тоска, что у меня невольно сжимается сердце. Притянув к себе, я нежно целую ее в висок: «Прости… Мне ведь тоже трудно смириться с его уходом…»

В ближайшую субботу я иду на кладбище. В пакетах — коробки с рассадой бархатцев, банка с краской, кисти. А еще любимые папины конфеты и печенье. И, конечно, свечи, которые я купила вчера в церкви. Заодно заказала панихиду. Так просила мама.

На кладбище не так пустынно, как обычно. Рядом с могилой папы — могила тридцатилетней женщины. Рядом возится какой-то старик. Я вижу его впервые. Подойдя, здороваюсь. Он приветливо кивает и тут же снова наклоняется над могилой, поправляя зажженную свечу. Как видно, ему не хочется ни с кем общаться. Открыв калитку, я прохожу внутрь оградки, ограничивающей папино последнее пристанище. Поставив пакеты на землю, подхожу к памятнику, целую прикрепленную к нему фотографию:

Здравствуй, папа…

Папа… Как редко я произносила это слово! И ждала, чтобы он заметил, как важно для меня его присутствие в моей жизни. Похвалил, сказал ласковое слово. Или просто выслушал. Но этого не было. Не знаю, почему. Может, потому, что он был все время занят. Когда папа работал дома, к нему запрещалось подходить. Если я пыталась отвлечь его каким-то вопросом, он взрывался: «Сколько можно повторять, когда я работаю — меня не трогать!»

Но я только хотела спросить… — жалобно лепетала я.

Спроси у мамы! — обрубал он.

Я отходила. Шла на кухню к маме.

Мам, почему папа такой сердитый?

Не говори глупостей, — пожимала плечами мама. — Просто он не любит, когда его отвлекают. Ему статью заказали для журнала. Ее нужно сдать в срок.

А про что нужно написать?

Это политическая статья, — отмахивалась мама. — Ты не поймешь! И вообще, перестань болтаться без дела. Учи уроки!

Надув губы, я уходила в свою комнату. Открыв учебник, старалась сосредоточиться на чтении, однако скоро понимала, что думаю совершенно о другом. О том, как трудно понравиться этим взрослым. А еще добиться от них того, чтобы они пустили тебя в свой взрослый мир. Ведь мне очень интересно знать, чем они живут. Особенно папа, ведь у него такая интересная работа. А еще он объездил весь мир, даже в Африке был. Разве это не здорово?!

Творческие мучения отца не прошли даром: его статья о событиях в Индонезии имела большой успех. А еще ему выплатили приличный гонорар. По этому случаю в доме устроили праздник. Пришли папины друзья-журналисты. Много пили, много курили и спорили, спорили, спорили… Сидя в уголке, я, открыв рот, слушала взрослые разговоры. Долгое время папа этого не замечал, потом вдруг случайно зацепил меня взглядом. Затушив сигарету, подошел ко мне:

Ты почему здесь? У тебя нет уроков?

Уже сделала! — поспешила заверить я.

Напрасно. Папа не намерен был оставлять меня в обществе акул пера. Подняв с кресла, подтолкнул к двери: «Сейчас же марш в свою комнату!»

Ну папочка! Можно мне остаться? — заныла я. — Хоть на полчасика… Ну пожалуйста…

Никаких пререканий! — строго произнес папа. — Отправляйся!

Но почему? Мне там одной скучно!

Скучно? Найди себе занятие. Возьми книгу и почитай!

Спорить было бесполезно. Папа никогда не менял своих решений. Никогда. Даже если они были несправедливыми…

Ты становишься чересчур упрямой, — сказал мне папа, когда гости ушли. — А еще не понимаешь, что в твоем возрасте не подобает слушать то, о чем ты не имеешь ни малейшего понятия. Лучше бы налегала на учебу.

С учебой у меня все нормально! — сердито насупившись, возразила ему я. — И потом, ты напрасно считаешь, что я такая глупая. Если хочешь знать, я читаю все твои статьи и всегда над ними думаю.

И напрасно! Политика — не детское дело, а уж тем более не девчачье. Лучше учись вязать. Или читай классику. Это доходчивее и полезнее.

Я читаю, — сдерживая злые слезы, ответила я. — Только мне надоедает все время сидеть за книжками. Я хочу просто с кем-то поговорить. А вы с мамой все время заняты!

Договорив фразу, я встала со стула и понуро побрела в ванную. Когда закрывала за собой дверь, услышала расстроенный мамин голос:

Знаешь, Федор, а ведь Натка права, мы слишком мало с ней общаемся!

Мало общаемся?! — раздраженно переспросил папа. — Погоди, так может, нам бросить работу?

При чем здесь это? — возразила мама. — Можно, и работая, выделить полчаса на общение с ребенком. А мы…

Вот если бы она была парнем, — неожиданно заявил папа, — то я бы им занимался, а так… В общем, это твоя проблема…

Закусив губу, я присела на край ванны. Так вот в чем дело! Выходит, папе неинтересно со мной общаться, потому что я девчонка. Но ведь это неправильно. По моим щекам сами собой потекли слезы. Папа, папа, почему ты не понимаешь, как сильно ты мне нужен…

Спустя неделю я поделилась своими переживаниями с бабушкой. Выслушав мою слезную исповедь, она улыбнулась:

Глупенькая, папа тебя любит. Просто он настолько занят, что у него не хватает на тебя времени.

А его отец? Мой дедушка… Он тоже так к папе относился, когда тот был ребенком?

Как тебе сказать… — замялась бабушка. — Дедушка был суровым человеком, поэтому редко показывал свои чувства. Ему очень хотелось, чтобы твой папа пошел по его стопам и тоже стал военным, поэтому он с детства воспитывал его в строгости, приучая к дисциплине. Если тот пытался спорить, наказывал.

Наказывал? — ужаснулась я. — Как?

Как-как?! Ремнем.

Ремнем?! А папа? Он на него за это не обижался?

Бывало, — вздохнула бабушка. — Только все равно он отца уважал. И только в десятом классе воспротивился его воле. Перед самым выпускным вечером вдруг говорит: «В военное училище поступать не стану. Пойду учиться на журналиста…»

Ну а дедушка что? Рассердился, да?

Рассердился, конечно. Кричал, что тогда нарушится семейная династия. Ведь у них в роду все мужчины были военными — и дед, и прадед. Только твой папа стоял на своем. А затем… Затем попросил, чтобы я за него заступилась. 

И дедушка тебя послушал?

Не сразу, — рассмеялась она. — Пришлось немного повоевать…

А потом? Что было потом?

Потом твой папа окончил университет с красным дипломом. Поначалу работал внештатным корреспондентом, а спустя год его взяли репортером в одну известную газету. Твой дедушка очень этим гордился. Понял, что служить отечеству можно по-разному, не только с винтовкой в руках. Понял и признался сыну в своей неправоте. С тех пор они стали большими друзьями.

Здорово, — завистливо вздохнула я. — А вот мне, наверное, никогда дружбы от папы не добиться.

Это почему же не добиться? — удивилась бабушка.

Почему-почему, — пожала плечами я. — Потому что я девчонка!

Девчонка? — Бабушка энергично махнула рукой: — Какая разница! Главное, суметь доказать, что ты чего-то стоишь!

Я тоже сумею, ба, — твердо пообещала ей я. — Вот увидишь…

 

С тех пор все, что я делала, сводилось к одному: доказать папе, что дочь его достойна. К десятому классу я была круглой отличницей, шла на золотую медаль. Когда мама рассказывала отцу о том, как хвалят меня школьные преподаватели, он морщился:

Не захваливай, посмотрим, останется ли у нее рвение к учебе после окончания школы. А то почувствует свободу, выскочит замуж, родит ребенка, и все многолетние старания — коту под хвост.

И тогда я мысленно поклялась: пока не сделаю карьеру — никакого замужества! Ни-ни. Костьми лягу, а докажу, что у меня есть характер.

Поступить в универ удалось без труда, ведь я была медалисткой, а вот заставить себя не обращать внимания на ухаживания молодых людей оказалось намного сложнее. Ведь я была довольно привлекательной, поэтому пользовалась успехом. Оборону держала долго, пока однажды в библиотеке не познакомилась с замечательным парнем по имени Юрий. Познакомилась и поняла, что с ним мир стал намного красочнее и интереснее. В общем, мы стали встречаться…

Четыре месяца я старательно скрывала от родителей свою влюбленность, даже звонить мне домой Юрию не позволяла, а потом случилось непредвиденное — однажды вечером мы гуляли с ним по парку и столкнулись с моим отцом. Я так растерялась, что не могла вымолвить ни слова. И тогда отец заговорил сам. Не со мной, с Юрием. Причем жестко и грубо:

Если ты решил приударить за моей дочерью, учти — у тебя ничего не выйдет!

Почему это? — тряхнув длинной челкой, дерзко спросил Юрий.

Потому что у нее нет времени на вздохи на скамейке, — отрубил отец.

Схватив меня за руку, потащил к трассе. Поймав такси, буквально силой запихнул на заднее сиденье, приказав подвинуться, сел рядом. Всю дорогу до дома мы молчали, и только в парадном отец хмуро сказал:

Не думал, что ты окажешься настолько легкомысленной.

Но, папа… — начала я и тут же сжалась, наткнувшись на его презрительный взгляд. Опустив голову, замолчала.

Надеюсь, это последняя ложь в твоей жизни, — ледяным тоном продолжил между тем отец. — В противном случае нам никогда не остаться друзьями.

Друзьями?! У меня заколотилось сердце. Неужели он это сказал?!

Подняв голову, я посмотрела на отца благодарным взглядом:

Я не разочарую тебя, папа. Обещаю…

Порвать с Юрием было очень тяжело, и все же я это сделала. А потом долгих девять лет добивалась того, чтобы папа увидел, что он во мне не ошибся. Закончив аспирантуру, осталась преподавать в университете. Но даже тогда не услышала от отца похвалы. Складывалось впечатление, что он вообще не видит во мне живого человека, а уж тем более личность.

Как и прежде, отец был полностью поглощен своей работой. Ездил по командировкам, старался быть в гуще самых интересных событий. Писал острые репортажи. Его хвалили, ругали, а однажды после серии репортажей о коррупции попытались убить. Подкараулили в подъезде и ударили свинцовой трубой по голове. Травма была серьезной, но отец выжил. Правда, с тех пор его мучили страшные головные боли, из-за чего он не мог писать. Вынужденное безделье сломило отца. Он стал буквально таять на глазах. А спустя восемь месяцев его не стало…

Закрыв лицо руками, я медленно опускаюсь на узкую скамью. Из-под ладоней по щекам катятся слезы, но я их не вытираю.

Вам плохо? — слышится рядом сочувственный мужской голос. Убрав руки, я открываю глаза. Рядом — пожилой мужчина, который приводил в порядок соседнюю могилку. — Вам плохо? — снова повторяет он. Я молча киваю.

Мне тоже, — неожиданно с болью говорит старик. Не спрашивая разрешения, присаживается рядом на скамью, осторожно берет мою руку, затем тяжело вздыхает: — Знаете, я всегда думал, что дал дочери все, что нужно, а теперь, когда она ушла, понял, как ошибался.

Ошибались? — удивленно переспрашиваю я. — Почему?

Потому что считал, что моя миссия заключается в том, чтобы зарабатывать деньги и обеспечивать ей безбедное существование. А потом, после Лизонькиной смерти, нашел ее дневник… Она писала о своем одиночестве. Я ужаснулся. Моя девочка жила в семье, в тепле и достатке, а при этом была одинокой. Она ведь даже замуж из-за меня не вышла. Понимаете? 

Понимаю… — тихо шепчу в ответ я. — И могу сказать то же самое о себе.

Посмотрев в лицо, мужчина легонько сжимает мою руку:

Вам кажется, что ваш отец недостаточно вас любил? Верно?

Не в силах ответить, я лишь киваю. И тогда старик грустно качает головой:

Это неправда, поверьте! Просто мы, мужчины, не всегда умеем показать свои чувства. И уж совсем не понимаем женскую душу. Увы…

И что же делать тогда, когда ничего уже нельзя  поправить? — сглотнув слезы, спрашиваю я.

Поговорите с ним, — грустно улыбается в ответ старик. — Он вас обязательно услышит.

Вы правда так думаете?

Уверен. Попробуйте рассказать ему все это вслух. Поверьте, вам сразу станет легче. И ему тоже… — Поднявшись, он еще раз сжимает мою ладонь. — Простите его, очень прошу… — Не дожидаясь ответа, сгорбившись, идет к калитке.

Проводив его взглядом, я смотрю на папину фотографию. Долго смотрю, будто вижу впервые. Потом тихо произношу:

Знаешь, пап, а ведь я столько не успела сказать тебе… Поговорим?

 

Наталья М., 30 лет,  преподаватель

Загрузка...