Позднее прозрение

Я с треском положила трубку на аппарат и вскочила, едва не опрокинув стул. Из-за соседнего стола на меня с удивлением взглянула коллега.

– Проблемы дома, Аня?  

– Все нормально, – я растянула губы в фальшивой улыбке и вышла из кабинета.

Надо взять себя в руки, пока окружающие не решили, что я истеричка. С мужем поговорю вечером: нельзя же постоянно идти на поводу у капризного и избалованного ребенка!

Год назад, когда мы с Сашей стали жить вместе, меня мало волновало, что у него есть дочь. Я не уводила мужа из семьи – на тот момент он был разведен и жил отдельно. Когда его бывшая собралась замуж, да не куда-нибудь, а в Германию, я обрадовалась. Не будет больше ночных сообщений, что у Леночки поднялась температура, не будет просьб забрать девочку из музыкальной школы или отвезти в бассейн. Но счастье длилось недолго: два месяца назад Саша сказал, что дочь возвращается.

– Понимаешь, ей там тяжело, – виновато объяснил он. – Другие люди, менталитет, чужая страна… С языком очень сложно. И, как следствие, нет близких друзей.

Хоть я его дочь знала мало, но успела понять, что характер у девочки боевой.

– Неубедительно,– скептически заметила я. – У нее мама рядом, самый главный и нужный человек. Может, отчим обижает?

Саша вздохнул и отрицательно покачал головой:

– Лена бы сказала. Но отношения у них, да, не складываются, не находят они общий язык. К Леночке нужен подход. Тринадцать лет – возраст критический, переходный… А он ей кто? Муж матери. Он же этого не понимает. Ругает без причины.

Я слушала подробности и думала, что дело, скорее, в Лене, чем в окружающих, чужой стране и незнании языка. Педантичный немец не требовал ничего невозможного: вставать утром и убирать в своей комнате, а не валяться в постели до обеда. Учить язык – чтобы в следующем году девочка могла пойти в школу, выполнять простые обязанности по дому.

– Ты не возражаешь, если она поживет у нас? – спросил Саша.

«А у меня есть выбор?» – ответила мысленно.

С кем еще может жить дочь, как не с отцом? Даже если он живет не один.

– Будь с ней терпеливой, – попросил муж. – Лена совсем еще ребенок. Развод, потом новый папа, переезды, стресс. Ей тяжело морально.

Но тяжело оказалось мне.

Высокая для своих лет, худенькая Лена быстро освоилась на новом месте. В первый же день она сообщила мне, что не собирается задерживаться у нас надолго. Подучит язык, пообщается со старыми друзьями и к осени вернется к матери. Меня она попыталась называть Аней. Но такой вариант меня не устроил.

Я не собиралась становится Лене родной матерью, но почему бы нам не подружиться? Решив, что Анна Николаевна звучит чересчур официально, я предложила называть меня тетя Аня. И неважно, что мне еще нет тридцати. Дело не в возрасте.

Чтобы выделить ей комнату, пришлось изрядно потесниться. Теперь у нас не было гостиной: одну комнату занимала Лена, вторую – мы с Сашей. Девочка привезла с собой несколько чемоданов вещей и, чтобы их разложить, мы купили дополнительный шкаф. Раскладывая вещи, я пришла к выводу, что мать девочки позволяла ей делать покупки самостоятельно. Разноцветные маечки, джинсы, шортики, тонкие свитера, растянутые, словно их носило не одно поколение… И минимум теплой одежды, даже перчаток не было. Германия не отличается жарким климатом, но у девочки был только пуховичок, не закрывавший поясницу.

– Она там что, из дома не выходила? – спросила я мужа. – Надо поехать в магазин и купить все необходимое.

Там у нас и случился первый конфликт. Когда я попросила повесить на место легкую опять же коротенькую курточку и объяснила, что сейчас она не согреет, да и стоит слишком дорого, девочка разозлилась:

– Вы, тетя Аня, на мне не экономьте! – заявила она. – Это папины деньги, что хочу, то и покупаю.

Дальше – больше. В школу она идти не хотела и просила организовать домашнее обучение. Но директриса ближайшей школы объяснила нам, что оно назначается только по медицинским показаниям.

– Даже если вы готовы оплачивать уроки, мы не сможем вам помочь, – сообщила она. – У преподавателей огромная нагрузка. К тому же несколько пропущенных месяцев еще не основание, чтобы ребенок учился дома. Хотите, я запишу ее в класс годом помладше? Вспомнит программу, адаптируется.

Услышав такое предложение, Лена закатила истерику. Кричала, что она не идиотка, мол, в Германии ее тоже собирались отправить в младший класс, и в таком случае она вообще не будет учиться. Я вышла на кухню, предоставив Саше разбираться самому.

Лена пошла в класс с ровесниками. Еле-еле тянула программу, опаздывала, если ее некому было проконтролировать, не особо напрягалась с домашним заданием.

Ее комната, еще недавно светлое чистое помещение, превратилась в грязную каморку. Лена оказалась исключительной неряхой. Повсюду валялись вещи разной степени загрязненности, под столом частенько стояла уличная обувь. Шкурки от бананов, фантики, огрызки, упаковки от семечек и чипсов украшали все, вплоть до кровати. Шторы никогда не раздвигались, и комната не проветривалась. Свой талант грязнули девочка с успехом применяла по всей квартире. На когда-то светлой мебели появились пятна от кофе и йогуртов, на зеркалах – жирные разводы, на ламинате – черные полоски от каблуков. Наводить порядок девочка никогда не отказывалась. Она обещала прибрать, помыть за собой посуду, сделать уроки и вообще все, о чем ей напоминали. Но никогда не исполняла.

Муж много работал и приходил домой поздно. И практически каждый вечер у нас заканчивался жалобами. Моими – на Лену и Лениными – на меня. Саша хватался за голову и уговаривал обеих не придираться друг к другу. Поняв, что так больше продолжаться не может, я взяла ее воспитание в свои руки. Теперь девочка вовремя уходила в школу, делала уроки и даже кое-как убирала за собой. Более того, из школы она приносила дневник с вполне приличными оценками.

«Можешь же, когда хочешь!» – думала  я.

Пожалуй, затянувшийся  момент обоюдного привыкания закончен, решила я. И ошиблась. В отместку она стала делать мне мелкие пакости. Я заставила вынести мусор – Лена «нечаянно» испачкала мое новое пальто шоколадным мороженым. Я не пустила гулять после девяти – Лена «случайно» не сообщила мне о важном звонке.

В ситуацию вмешался Саша. Сказал дочери, что если такое повторится, он завтра же отвезет ее к маме. К моему удивлению, месть прекратилась. До одного дня.

Мы давно мечтали поехать в Австрию на лыжный курорт. И вот я узнала, что любимая доченька уговорила Сашу изменить планы, даже не спросив меня. И летим не в Австрию, а в Таиланд! И никого не волнует, что у меня аллергия на солнце, что я не могу находиться в замкнутом пространстве самолета десять часов и вообще терпеть не могу пляжный отдых. Подумаешь, какие мелочи! Его дочь захотела в Таиланд, и Саша не задумываясь поменял планы. Более того, он отправился в командировку, и мне даже некому высказать свое возмущение. Не с девчонкой же ругаться, в самом деле.

После работы я решила снять стресс. Для начала поехала в салон красоты. Хорошо, что есть возможность не пользоваться общественным транспортом. Прокатилась по магазинам и устроила себе шопинг. Потом заглянула к подружке. У нее в декабре родился малыш: подарок маме и папе на Новый год, и я с удовольствием с ним повозилась. Домой вернулась в начале десятого. Лены не было. По мобильному она не отвечала.

«Папа уехал, и девочка решила, что все можно», – мысленно вздохнула я.

Попила чаю и прилегла у телевизора. Если до десяти не явится, позвоню Саше. Думаю, она не посмеет ему не ответить.

Глаза закрывались сами собой. Перемену погоды мой организм всегда чувствовал заранее: я очень хотела спать.

Проснулась от телефонного звонка. Посмотрела на часы – половина первого!  Вскочила с дивана и заметалась в поисках мобильника.

– Тетя Аня! – всхлипнула в трубку Лена. – Это вы?

В голове лихорадочно крутились страшные мысли. Девочку похитили? Напали? Где она была все это время?

– Лена, Леночка, где ты? – испуганно закричала я.

– Тетя Аня, только вы папе не говорите, – канючила Лена. – А то он сразу меня домой отправит…

– Не скажу.

Она жива и невредима – ради этого я готова была пообещать что угодно.

Лена торопливо рассказала, что она за городом. Недалеко от поселка Волово.

– Здесь указатель: Волово – три километра. Я рядом стою, найдете?

– Там есть какой-нибудь лесок или кусты? – спросила я.

– Есть, а что? – удивилась девочка. – Там тоже холодно и снега много.

Снег – это не самое страшное. Волово совсем рядом с городом, по пустынной ночной дороге я буду там через полчаса. А что может случиться за это время с ребенком, одиноко стоящим на трассе, даже представить было страшно.

– Лезь по сугробам и прячься в кустах, – приказала строго. – Я еду.

Лена, на удивление, не стала возражать. Коротко пискнула в трубку, что не высунет нос до моего появления и отключилась.

Я гнала по ночному городу, наплевав на правила. Страх за Лену заставил меня давить на газ и нагло обгонять редкий транспорт.

Девочку я нашла сразу. Остановилась у указателя «Волово», посигналила, и из ближайших зарослей вылезла дрожащая, с опухшим личиком Лена.

Она села на пассажирское сидение и посмотрела на меня.

Столько тоски, страдания и неприкаянности было в ее взгляде, что я невольно притянула девочку к себе и прижала ее голову к своему плечу.

– Испугалась? – участливо спросила я, обнимая хрупкое дрожащее тело.

Лена затряслась, заплакала громко, навзрыд, размазывая слезы по горящим щекам.

– Я думала, вы не приедете, – поскуливала она. – Думала, замерзну…

Из сбивчивого рассказа я узнала, что Лена хотела меня напугать. На последнем восьмичасовом автобусе она поехала к подружке на дачу. Но перепутала название поселков. Дача подружки располагалась в Вовокино, а Лена уехала в противоположную сторону и оказалась одна среди заснеженных пустых домиков. Она специально не ответила мне на звонок, а потом ждала, что я перезвоню еще, но я не перезвонила. Когда стало совсем темно и страшно, девочка решилась позвонить сама.

– Я никому, никому не нужна! – рыдала она. – Вы все время злитесь и ругаетесь, а папа уехал и велел вас слушаться. Я вчера ковер почистила, пятно от кофе вывела на диване, и никто даже не заметил! Дома Отто целый день ругает, здесь вы.

Она рассказала, как заправляла кровать по семь-десять раз за утро. Муж матери, Отто, каждый раз находил очередное несовершенство и скидывал на пол все, вплоть до простыни.

– А мама? – спросила я.

– Что – мама? Мама с ним только соглашается. Лена, делай, как папа сказал! Лена, папе виднее! Какой он мне папа?

Первое, с чем она встретилась здесь – мои придирки. Теперь не немец Отто с непонятной речью, а русская Аня была всем недовольна. Почему так много вещей? Почему все вещи летние? Не оставляй фантики на столе, не надевай эти кроссовки, не ходи с тарелкой по квартире.

– Я все время плохая, всегда. Должна всех слушаться, ни с кем не спорить. Только меня никто не слышит: ни мама, ни папа, ни вы с Отто, – плакала девочка. – Отдайте меня в детдом, что ли, раз я такая неудачная получилась.

Я достала из бардачка салфетки и вытерла мокрую, опухшую от слез мордашку. Лена удивленно поморгала красными, как у кролика, глазами. Бедный ребенок. Бедный забытый равнодушными взрослыми ребенок. Никто не посекретничает с ней о мальчиках и подружках, не посидит вечером в обнимку на диване, не поцелует просто так. Не скажет, как она подросла и скоро станет настоящей красавицей. Отец слишком занят в своем мужском взрослом мире, я вижу только недостатки, а родная мама, похоже, не особо скучает по дочери и рада, что ее есть куда сплавить.

Лена доверчиво прильнула ко мне.

– Ты правда за меня испугалась?  – спросила она.

Я улыбнулась и обняла девочку. Ничего, у нас впереди много времени. Мы построим новые отношения, теплые и доверительные. Мы научимся понимать друг друга, терпеть мелкие недостатки и особенности характера. А мы с мужем постараемся, чтобы ребенок никогда больше не чувствовал себя чужим и никому не нужным.