Наш сын принял ислам
Узнав, что Саша стал мусульманином, я сразу подумала, что он решился на этот шаг не по своей воле.
Господи, прости меня, грешную, спаси и сохрани Сашеньку, помоги моему мальчику, ведь он сам не понимает, что творит… «Аня, первый час уже, ты почему спать не ложишься? — спросил муж, заходя на кухню. Жадно напился воды из-под крана, сел рядом, положил руку мне на плечо: — Пойдем-пойдем, полуночница, а то завтра на работу проспишь. — Взял со стола иконку, покрутил в руке: — Сегодня в церкви купила? По-моему, такая же, как у меня в машине. Ань, ты плачешь, что ли? Это я тебя чем-то обидел?»
— При чем тут ты! Горе у нас, Леша…
…Мы всегда были самой обычной семьей, каких в России, наверное, миллионы. Поженились мы с Лешей еще молодыми — я только что торговый техникум окончила, а он уже пять лет как мастером работал. Сначала жили в рабочем общежитии, через шесть лет получили от завода однокомнатную квартиру. Шли годы… Я стала старшим товароведом, Алексей — начальником цеха. Жили как подавляющее большинство — ругались, мирились, откладывали деньги на покупку мебельного гарнитура «Жемчуг», по воскресеньям ходили в кино или в парк, летом ездили в Крым…
С мужем мне повезло. Леша был работящим, выпивал только по праздникам, да и то не сильно, на других женщин не засматривался. И я была бы совсем счастливой, если бы не отсутствие детей. На восьмом году совместной жизни обратились к врачам. «У вас все в порядке, — сказали доктора, — нужно просто подождать…» Подождали еще два года, потом поехали в Москву к лучшим специалистам. Оба прошли обследования. «Ни у вас, ни у вашего мужа никаких патологий не выявлено», — сказали нам столичные профессора.
Вернувшись из Москвы домой, я впервые в жизни пошла в церковь. Сходить туда мне посоветовала наша уборщица.
— Что-то ты, Нюра, выглядишь неважно. Не заболела? — спросила она у меня.
— Нет, врачи говорят, что здорова.
— В семье неприятность какая приключилась? Муж загулял?
— Ребеночка очень хочется, а не получается, — призналась я.
— А ты сама крещеная? — поинтересовалась тетя Нина.
— Нет. И муж тоже некрещеный.
— Родители партейные, значит?
— Да… И мой Алексей — член партии. А при чем тут это?
— Ни при чем… — махнула рукой старуха. — Только сходила бы ты, девонька, в храм — пусть тебя батюшка покрестит. А потом можно будет у Господа и ребеночка попросить.
— Не верю я в Бога, — отмахнулась я.
— А ты все одно сходи. Господь — он всех любит, всем помогает. Вдруг да услышит твои молитвы.
Мы, рожденные в конце сороковых и в начале пятидесятых, были поколением атеистов. Но когда все твои подруги уже двоих, а некоторые и троих детей имеют, а ты в тридцать пять все еще только мечтаешь о первенце, то готова поверить во что угодно, лишь бы родить.
В церковь я тогда сходила, окрестилась, поставила свечи возле какой-то иконы (старушки показали, где именно нужно ставить). Мужу ничего не сказала — боялась, что будет ругаться. Через три месяца я забеременела. Сначала никак не могла поверить: ни своему организму не верила, ни участковому гинекологу («У вас восемь недель. Направление на аборт давать, или на учет будете становиться?»), ни редкому еще в те времена аппарату УЗИ. Наконец поверила все-таки и сказала Леше.
— Господи, — вырвалось у него, — столько лет ждали, и… — дальше муж не мог говорить — от радости перехватило горло. Тогда-то я и призналась, что ходила в церковь молиться о рождении ребенка.
— Это, конечно, просто совпадение, но… Ты, Ань, купи на всякий случай домой иконку. Я во все эти дела не верю, но так как-то спокойнее…
В августе восемьдесят четвертого года у нас родился Сашенька. Поздний ребенок, долгожданное счастье, от которого становится трудно дышать…
Саша подрастал, мы с мужем незаметно для себя самих старели понемногу (Леша после сорока пяти стал жаловаться на давление, а мне приходилось уже ежемесячно закрашивать седину в волосах). Развалился Союз, закрылся завод мужа, наши скромные денежные накопления, лежавшие на сберкнижке, в результате инфляции обратились в пшик. Но у нас был сын, и поэтому мы знали — все будет хорошо. Не может не быть! Трудные времена мы как-то пережили, потом жизнь снова стала налаживаться. Алексей, несмотря на возраст, нашел хорошую работу на частном предприятии, меня одна из подруг, чей муж смог разбогатеть, пригласила стать директором ее магазина. После смерти свекрови продали ее дом и переехали из своей однокомнатной квартирки в просторную трехкомнатную. Саша из длиннющего (и в кого только?) нескладного подростка превратился в красивого ладного парня и, окончив школу всего с тремя четверками, отправился в Москву на штурм Бауманского университета.
Когда он уехал поступать, Леша, видя, что я не могу найти себе места от беспокойства, сам предложил:
— Давай-ка, мать, сходим в церковь. Помолимся за нашего абитуриента.
Да, тотальному атеизму в бывших странах Союза пришел конец. Многие люди стали ходить в храм, и мы с Алексеем — тоже. Не часто — несколько раз в год, в основном на большие праздники (Пасху, Рождество, Крещение), и когда, как в этом случае, душа просила… Истинно религиозными людьми — теми, что соблюдают все посты, каждое воскресенье обязательно выстаивают службу и знают все православные обряды и традиции — мы так и не стали, сказались «безбожные» детство и юность. Верующими — пожалуй. Ведь и деды, и прадеды, и прапрадеды — все верили, а память поколений не так легко искоренить. Да и как же не верить, если что ни попрошу у Бога — все дает? И сына дал, и в семье мир и лад на долгие годы помог сохранить, и Саша с первого раза в свою Бауманку поступил. И позже у нас с Сашенькой никаких проблем не было. Учился он хорошо, раз в неделю обязательно домой звонил, а на все праздники и каникулы приезжал. Никаких выпивок (ну разве что пива выпьет с друзьями детства), никаких наркотиков (боже упаси!), никаких дурных компаний. Хороший парень вырос. Я так говорю не потому, что он наш сын, а потому что на самом деле хороший. Компьютерами увлекался, в футбол любил погонять, читал много, ну и музыку свою сумасшедшую тоже слушал, как же без этого. Еще и нас с отцом пытался просветить в отношении современных музыкальных течений. Хороший парень, хороший…
Однажды (Саша тогда пятый курс заканчивал) позвонил:
— Мама, ты не обидишься, если я после экзаменов не сразу домой поеду?
— Случилось что? — всполошилась я.
— Хочу на море съездить.
У меня сразу от сердца отлегло:
— Конечно, поезжай. Я завтра же денег на поездку тебе вышлю.
— Не нужно, ма. Я последние полгода курьером в одной фирме подрабатывал, все зарплаты на поездку откладывал.
— Молодчина, — растрогалась я. — Со своими однокурсниками едешь?
Саша замялся:
— Не совсем. С девушкой…
«Ну и слава богу, — подумала я, — двадцать второй год уже пошел, пора с девушками встречаться. Жениться, конечно, рановато еще, а встречаться — в самый раз».
Саша подождал немного и, не дождавшись от меня никаких вопросов, сказал: «Ну ладно, тогда пока. Папе привет передай».
Я поняла, что он сейчас положит трубку, и торопливо спросила:
— Сыночек, а эта девушка… Она просто знакомая или…
Саша засмеялся — хорошо засмеялся, светло, радостно:
— Или…
— У тебя с ней как, серьезно?
— Серьезнее не бывает, — ответил сын.
— Нам что, к свадьбе пора готовиться? — ахнула я.
— Со свадьбой можете пока не спешить, — снова рассмеялся Саша. — Вот закончу университет, а тогда уже… Ну все, ма, пока, целую тебя…
— Погоди, хоть скажи, как ее зовут.
— Ася…
«Ася, — повторила я, положив трубку на рычаг, — у кого-то из русских классиков, помнится, была повесть под названием «Ася». Красивое имя, редкое… Господи, хоть бы хорошая девушка была! Сердцу-то не прикажешь, влюбиться в любую можно — и в истеричку, и в стерву, и в гулящую… Интересно, скоро Саня нас с ней познакомит?»
После поездки на юг Саша приехал домой. Мне, конечно, хотелось побольше выпытать у него про Асю, но он отделывался краткими ответами: «Ма, все было замечательно». Только когда я не на шутку обиделась, немного разговорился:
— Загорали, купались, ездили на экскурсии в Бахчисарай и в Ялту. С Асиными родителями познакомился…
— Они что, крымчане?
— Да, в Черноморском живут.
— Ну и как они тебе?
— Мне понравились. Хорошие люди…
— А кем они…
— Все, мам, все, — с улыбкой перебил меня Саша, — а то я себя, честное слово, как на допросе чувствую.
Я не выдержала и поделилась новостями с мужем: «Раз девушка Саню со своими родителями познакомила, значит, у них это серьезно…»
— Не принимай близко к сердцу, — посоветовал муж, — Сашка, может, еще сто раз влюбится, прежде чем нужно будет начинать переживать. А знакомство с родителями — не показатель. Они же там, в этом Черноморском, отдыхали! Как же было не познакомиться?
Последний год учебы выдался для сына напряженным. Домой почти не приезжал, хотя звонил по-прежнему регулярно: «Мам, у меня все нормально. С учебой порядок, денег хватает, Аська вам привет передает».
Вырвался только на Новый год, да и то двое суток побыл и уехал обратно в Москву. На зимние каникулы вообще не приехал — объяснил, что работает на полставки в одной очень серьезной фирме, в которую его, возможно, возьмут на постоянную работу после окончания университета. Зато на майские праздники приехал на целую неделю. И так неудачно совпало: сын в кои веки приехал, а мы с Лешей оба расклеились. У мужа ангина (и где он только в мае ее подхватил?), а у меня обострение артрита. И Санька мне показался каким-то не таким. Задумчивый, молчаливый… В общем, решила я (это за два дня до его отъезда было) сходить в церковь.
— Сыночек, сходишь со мной?
— Ма, а может, ты сама?
Тут Леша вмешался:
— Александр, у тебя совесть есть? У матери колени распухли, а тебе ее до церкви проводить лень?
Саша спорить не стал, но когда до храма дошли, вдруг сказал:
— Я внутрь заходить не буду.
— Что за глупости! Мы же не будем всю службу стоять. На несколько минут зайдем, свечки за здравие и за упокой поставим, и все. Пошли… — я взяла его за руку.
— Не пойду. Я тебя здесь на лавочке подожду…
Лицо сына было таким решительным, что я растерялась: «Да в чем дело?»
— Не могу… Понимаешь, мам, я веру сменил… Ислам принял.
Сама удивляюсь, как я на ногах устояла после такой новости. Впервые поняла, что такое настоящий шок — даже перед глазами все поплыло. Не помню, как поднялась на церковное крыльцо, как вошла в церковь. В голове — полный сумбур. «Отче наш» — единственную молитву, которую я знала, вспомнить не смогла. Своими словами помолиться — слов нет. Поставила несколько свечей возле какой-то иконы — зажечь не могла, так руки дрожали. Еле-еле справилась. Вышла на улицу, смотрю — Саша сидит на скамейке и как ни в чем не бывало читает газету. Увидел меня, поднялся быстро, подошел:
— Мам, давай тебе все объясню.
— Саш, иди домой, — глухо сказала я, — мне сейчас одной побыть нужно.
— А как же ты дойдешь сама?
— Иди! — повысила я голос. — Как-нибудь потом поговорим!
Я без сил опустилась на скамейку. Саня пожал плечами и, отойдя к соседней лавочке, сел и открыл газету. Спокойно, как будто ничего не случилось.
Господи, господи, господи… Как же это могло произойти? Мой мальчик стал мусульманином… Зачем? Почему? Он никогда не проявлял к религии повышенного интереса. Ну разве что, как сегодня, меня в храм проводит… Или с друзьями пойдет ночью куличи к Пасхе святить… Или воду по моей просьбе сходит освятить в Крещение. Нательный крестик, правда, носил, но это была скорее дань моде, чем духовная потребность. И вдруг ислам! Боже, сейчас везде только и говорят об этих исламских террористах! Страшные люди, фанатики, для которых наша христианская заповедь «Не убий» ничего не значит! Ведь что творят, что творят во имя своей ужасной веры! Никого не щадят, даже детей! Сколько малышей из-за них в Беслане погибло! А «Норд-Ост» на Дубровке? Там, кажется, одни женщины были — шахидки, с ног до головы обвешанные взрывчаткой. А взрывы в московском метро? А нью-йоркская трагедия 11 сентября 2001 года? И во Франции весь этот кровавый кошмар тоже мусульмане устроили! Нет, не мог мой добрый и ласковый Сашенька по своей воле принять эту чуждую, безжалостную религию. Его заставили! Либо запугали, либо загипнотизировали, либо шантажировали чем-то. Он не мог по своей воле, не мог!!! А вдруг Саню опоят дурманом, дадут взрывчатку и пошлют совершить теракт в каком-нибудь супермаркете?
На ватных ногах побрела к дому. Сын пошел следом, но соблюдая дистанцию.
«Придем домой, попрошу рассказать мне все начистоту, — думала я. — Если его заставили, мы с Лешей сделаем все возможное и невозможное, чтобы спасти его. Уедем в другой город, в другую страну…»
Поговорить с сыном не удалось. Едва мы вернулись домой, как за ним зашел кто-то из бывших одноклассников, и они ушли гулять. Леша, у которого наконец упала температура, крепко спал. Я побродила по квартире, включила телевизор. Показывали документальный фильм о войне в Чечне. Крупным планом — мертвый русский мальчик с оторванной рукой.
Я быстро выключила — не могла смотреть. Сколько таких вот восемнадцати-двадцатилетних мальчиков вернулись на родину из Афганистана и Чечни в цинковых гробах! И все они погибли от руки мусульман. И наш Саня теперь тоже… Господи, как он мог?!
Саша вернулся домой около одиннадцати, сразу проскользнул в свою комнату и лег спать. А я сидела на кухне, зажав в руке маленькую иконку, и молилась о спасении сына. А когда проснулся муж и пришел позвать меня спать, сказала ему: «Горе у нас, Леша…»
На мой рассказ он отреагировал до безобразия спокойно. «Да… Учудил так учудил…» — сказал Леша и полез в холодильник.
— Как ты можешь! — взорвалась я. — Тут такое творится, а ты о жратве думаешь.
— Ну что ты мировую трагедию раздула? — рассердился Леша. — Странно, конечно, что Саня такое учудил, но ничего катастрофичного я в этом не вижу. Ну принял ислам, подумаешь… На нашем предприятии несколько узбеков работает — мировые ребята. А как работникам им вообще цены нет, поскольку водки не пьют.
Я заплакала.
— Так, — сказал Леша, — пошли к Сашке, пусть объяснит свои художества.
— Он спит, — всхлипнула я.
— Ничего, разбудим.
Саня долго не мог понять, что от него хотят. Сидел на кровати, тер кулаками глаза и мычал что-то невразумительное.
— Просыпайся, — строго сказал Леша, — матери плохо.
Сын перестал тереть глаза, посмотрел испуганно: «Сердце? Может, нужно «скорую» вызвать?»
— Со «скорой» пока подождем, а вот до инфаркта ты действительно мать чуть не довел своими новостями. Ну-ка рассказывай, как тебе в голову пришло такое отмочить! Давай колись, а то мама со страху тебя уже в «Аль-Каиду» записала, в международные террористы!
— Да я собирался маме все объяснить, а она меня слушать не захотела.
— Теперь хочет. Излагай.
— Мам, я Аську люблю и хочу на ней жениться.
Что угодно я ожидала услышать в тот момент, но только не подобное признание.
— А при чем тут твоя Ася?
— Ну я же тебе говорил, что она из семьи крымских татар…
— Ничего подобного! Ты сказал, что живут в Черноморском, а что они татары… Погоди, я все равно ничего не понимаю.
Саня подошел, присел передо мной на корточки, ласково погладил мне руку.
— Ма, у них обычай такой. Родители-татары ни за что не отдадут дочку за парня-немусульманина.
— Дикость какая-то, — сердито протянула я, — сейчас же не Средневековье, а двадцать первый век!
— У Аськи нормальные современные родители. Но у них так принято. И по традиции у татар заведено играть очень шумные многолюдные свадьбы, а никто из соседей и родственников не придет, если узнают, что они выдают дочку замуж за иноверца.
— Значит, свадьба все-таки будет?
— Ма, мы с Асей уже почти два года встречаемся и любим друг друга так…
— Ладно, можешь не объяснять, как, — усмехнулся муж, — мы с мамой сами молодыми были.
— И за все это время мы ни разу… Я ни разу пальцем до нее не дотронулся. Только целовались, и все. У них с этим строго — невеста себя до свадьбы беречь должна.
— Ну, эта их традиция мне как раз нравится, — сказала я, начиная понемногу успокаиваться. — Но все равно я об исламе столько всего слышала… Нехорошего. Все эти теракты…
— Если хочешь знать, — с горячностью воскликнул сын, — то Коран запрещает угрожать жизни человека и считает убийство одним из самых больших грехов. А террористы — это просто моральные уроды!
— Хватит, — рубанул рукой Алексей. — О политике и о религиях мы говорить сейчас не будем. Расскажи лучше нам с мамой о своей невесте.
— Я ее к вам в июне после защиты диплома привезу. А потом все вместе поедем в Крым — свататься. Я на сто процентов уверен, что вы подружитесь с Зуфаром Халидовичем и Галией Шамилевной.
— Ну хоть фотографию ее покажи, — взмолилась я.
Саня достал бумажник и вынул из него фото: «Смотри…»
— Какая красивая! — не смогла удержаться я от восторженного возгласа.
Леша тоже посмотрел и довольно крякнул: «Я тебя, сын, понимаю».
— А если бы вы знали, какой у нее характер! Другой такой нет! Кстати, знаете, как ее полное имя? Асия, что в переводе обозначает «настоящая, истинная».
— Ну все, дебаты считаю оконченными, — поднялся с тахты Леша, — всем спать, завтра договорим.
Когда мы легли, он долго молчал, глядя в потолок, а потом повернулся ко мне, обнял и сказал:
— Я вот сейчас думал… Если бог действительно есть, то он один. Просто люди ему разные имена придумали. А это значит, он Саню поймет и простит. Кто же за любовь наказывает?
Анна Г., 58 лет, пенсионерка