Концерт для педофила с оркестром
Не знаю, как долго дочь будет отходить от этого кошмара, да и мы все тоже…
В тот день я вернулась домой намного раньше обычного. Войдя в квартиру, с удивлением обнаружила на вешалке дочкину курточку. Поставив сумки на пол, окликнула: «Лесенька, ты дома?»
Не получив ответа, поспешила в дочкину комнату. Толкнув дверь, замерла на пороге. Олеся лежала на тахте, лицом к стене, задумчиво выводя на ней пальцем
замысловатые узоры. На мое появление никак не отреагировала, и это меня насторожило. Подойдя ближе, я присела на край тахты: «Что с тобой? Тебе нездоровится?»
Рука дочки на секунду замерла, но потом снова стала чертить на обоях круги.
— Доченька… — наклонившись, растерянно позвала я. — Ты меня слышишь?
— Слышу… — не оборачиваясь, сквозь зубы проговорила Олеся. — Не кричи…
— Я не кричу… Просто ты меня напугала. Лежишь, молчишь… Что-то случилось?
— Какая разница… Тебе же все равно!
— Все равно?! С чего ты это взяла?!
— Вижу! — Она сердито дернула плечом, пытаясь сбросить мою руку.
— Леся! Ты в своем уме?! — задохнувшись от подступивших к горлу слез, вскричала я. — Это же я — твоя мама!
— Мама… — вжавшись в подушку, едва ли не с ненавистью выдавила из себя Олеська. — Мама… Уходи!
— Ну нет! — Схватив за плечи, я насильно повернула ее лицом к себе. — Я не заслужила, чтобы ты со мной так разговаривала, слышишь?! Не заслужила!
— Заслужила! — неожиданно тоненько закричала дочь. — Это ты… Ты меня музыкой заставила заниматься! А я ее ненавижу! И пианино ненавижу! И музыкальную школу!
— Ты?! Ненавидишь музыкальную школу? — я окончательно растерялась. — Но как же так… Мы столько сил и денег потратили на твое обучение, а теперь… теперь…
— Тебе жалко денег? — задрожав всем тельцем, гневно выкрикнула мне в лицо Олеся. — А меня?! Меня не жалко? Скажи!
— Ничего не понимаю! Ты толком объясни, что произошло? Тебя кто-то обидел?
— Обидел! Да! — забилась в истерике дочка. — Твой Юрий Олегович! Он… Он…
Дальнейшее походило на страшный сон. Сотрясаясь от рыданий, Олеся рассказывала, вернее, выкрикивала наболевшую правду, от которой цепенело сердце.
— Боже… — периодически в ужасе шептала я. — Как я могла не видеть… Как?!
…Сколько себя помню, я мечтала о занятиях музыкой. Но в моей семье было четверо детей, так что родителям было не до «соль мажоров». За музыкальную школу нужно было платить, а они тянули нас на одну папину зарплату. Нереализованную мечту детства я перенесла на свою дочь. К счастью, у нее оказался отличный музыкальный слух. Об этом мне впервые сказала музработник детсада, который посещала Олеся. Именно она без всякого вознаграждения научила дочь азам игры на фортепиано, так что к семи годам Леська свободно могла подобрать незамысловатую мелодию детской песенки. Я уговорила ее поступать не только в обычную, но и в музыкальную школу.
Мужу моя идея не понравилась:
— На кой черт ей это надо? У нас сроду в роду музыкантов не было!
— Не было, так будут!
— А я против! И соседям вряд ли твоя идея понравится. Не представляю, как они будут выдерживать все эти гаммы!
— Ты-то откуда знаешь, что такое гаммы? — возмущенно задышала я.
— Оттуда! Когда я был ребенком, у нас была соседка, которая в музыкалку ходила. Не на пианино, на рояле упражнялась! Пять лет нервную систему всему подъезду расшатывала. Во дворе ее просто ненавидели! Даже дубасили иногда. Сверстники, конечно. Ей-богу!
— Это от зависти. Таланты всегда страдают от бездарей!
— Да-а—а? Допустим… А ты уверена, что у нашей Леськи талант?
— На сто процентов, — с уверенностью кивнула я. — Кроме того, у нее абсолютный музыкальный слух.
— Это еще не все, — не сдавался муж. — Может, сейчас Леська и хочет играть на пианино, потому что для нее это всего лишь увлечение. А вот когда придется изучать всю эту нотную грамоту — тогда…
— Тогда и будем говорить! — отрезала я. — А сейчас тема закрыта. И не вздумай ее сбивать с толку! Понятно?
— Понятно, — вздохнул Тимофей. — Так когда едем покупать инструмент?
— А ехать никуда не нужно, — улыбнулась я. — Завтра его доставят прямо на дом. Я договорилась. И деньги заплатила.
— Заплатила? — Муж мрачно поскреб выбритую щеку. — Интересно, сколько?
Услыхав ответ, охнул:
— Ни фига себе! Такие сумасшедшие бабки за этот инквизиторский агрегат?!
— За этот чудный музыкальный инструмент! — невозмутимо поправила я. — И нечего делать такие страшные глаза. Я не кому-то его купила, а собственному ребенку. Единственному, между прочим!
— А я что? Я ничего… Пусть играет… — потерянно согласился наконец Тимофей. — Главное, чтобы ей это нравилось…
— Так ей и нравится, — пожала плечами я. — Более того, она просто в восторге!
Я говорила правду. Первое время Олеся занималась с большим удовольствием. А через несколько лет стала лениться, жалуясь на то, что у нее нет времени погулять во дворе с подружками, так что иногда приходилось заставлять ее садиться за пианино почти из-под палки.
— Не забывай, что музыка может не только приносить удовольствие, но и дает возможность заработать на хлеб, — обижаясь, назидательно говорила ей я. — А если ты будешь усердно трудиться и станешь хорошей пианисткой, то со временем сможешь объездить весь свет. Вдоль и поперек!
— А если не стану? Что тогда?
— Обязательно станешь! — убежденно отвечала я. — А я тебе в этом помогу…
На следующий день я отпросилась с работы и отправилась на разговор к директору музыкальной школы. Предложив присесть, женщина вопросительно посмотрела мне в лицо:
— Чем вызван ваш визит? Возникли какие-то проблемы?
— Не то чтобы проблемы, но… — я запнулась. — Не знаю, как вам лучше объяснить. В общем, мне не совсем нравится Олесин преподаватель.
— Вот как? Чем именно?
— Ну-у—у… Понимаете, я не хочу обвинить Жанну Захаровну в непрофессионализме, но при ее методике преподавания Олеся совершенно охладела к музыке.
— Охладела к музыке? — удивленно вскинула брови директриса.
— Ну да… Раньше за уши нельзя было оттянуть от фортепиано, а теперь загнать за инструмент невозможно.
— Хм… — опустив глаза, директриса нервно покрутила в руках карандаш. — А вы уверены, что дело в преподавателе?
— А в чем же еще? — растерянно развела руками я.
— Мало ли… Возможно, в возрасте.
— В возрасте? Что вы имеете в виду?
— Как что?! Девочка повзрослела,
у нее поменялись интересы. Может, даже симпатия появилась…
— Какая симпатия?! — поразилась я. — Как вам в голову могло такое прийти,
моей дочери всего одиннадцать лет!
— Уже одиннадцать лет, — иронично хмыкнула директриса. — Не забывайте, что дети сейчас развиваются намного раньше…
— Ну знаете ли! — возмущенно выдохнула я. — Мне бы не хотелось продолжать эту тему. Моя дочь — совершеннейший ребенок. Она еще в куклы играет, а вы о каких-то симпатиях говорите! Стыдно слышать такое от педагога!
— Простите… — нервно сломав карандаш, женщина сердито бросила обломки в мусорную корзину. — Вернемся к цели вашего визита. Вы хотите перевести дочь в другую школу?
— Зачем же? — поджала губы я. — Достаточно будет поменять ей преподавателя.
— Поменять преподавателя?
— Ну да… Надеюсь, это возможно?
— Ну-у—у… В принципе, можно, но… В общем, сейчас я отведу вас к Юрию Олеговичу, и вы сами с ним все обговорите. Устраивает?
— Конечно же устраивает, — обрадовалась я. — Спасибо…
Увидев Юрия Олеговича, я едва не потеряла дар речи. Ему не музыку преподавать, а в голливудских фильмах сниматься. Или в музыкальных клипах. Красив, как бог. Высокий, плечистый, густые русые волосы, а глаза… Такие глаза кого угодно с ума свести могут. В общем, я растерялась. Выручила директриса:
— Юрий Олегович, у нас к вам деликатная просьба…
— Деликатная? — Он обаятельно улыбнулся. — Я весь внимание!
— Приятно слышать, — улыбнулась в ответ директриса. — Так вот, не могли бы вы взять себе еще одну ученицу?
— Новенькую? Нужно подумать. А где занималась раньше?
— Да у нас и занималась, — вздохнула женщина. — У Жанны Захаровны.
— Вот как? И что случилось?
— Да ничего не случилось. Просто мама решила, что Жанна Захаровна отбивает у дочери интерес к музыке.
— Чем? Излишней строгостью?
— Возможно. Жанна Захаровна — жесткий педагог. Хотя и очень опытный. Многие из ее учеников добились больших успехов. Впрочем, речь не о них… Так как, возьмете девочку?
— Пожалуй, возьму, — кивнул он. — У меня как раз одна ученица отсеивается…
— Отсеивается? — нахмурилась директриса. — Почему я не в курсе? Кто?
— Овсянникова… Выпускной класс.
— Вот так новость! А причина?
— Точно не знаю… Кажется, у девочки психическое расстройство. Мать сказала, что она в больнице.
— Какой ужас! — в один голос простонали мы с директрисой.
— Да уж, — удрученно вздохнув, произнес преподаватель. — А ведь она была одной из лучших моих учениц… Талант. Такие надежды подавала…
До сих пор не могу простить себе куриной слепоты. И беспечности своей тоже. Доверила дочку этому слащавому красавчику и снова окунулась с головой в работу. Правда, поначалу ничто не вызывало у меня беспокойства. Новый преподаватель Олесе очень нравился, и она этого не скрывала. Возвращаясь с занятий, восторженно рассказывала мне о том, как он проводит уроки. Что говорит, как отрабатывает технику игры. Я слушала и радовалась — не зря отважилась поменять дочери преподавателя, теперь к ней снова вернулся интерес к музыке. И вообще она преобразилась, просто светилась вся изнутри. Знала бы я, чем все это закончится…
Прошло четыре месяца. Дочка усиленно готовилась к большому концерту, который должен был состояться в честь юбилея музыкальной школы. И вдруг ни с того ни с сего заявила:
— Не хочу больше заниматься музыкой…
— Что значит не хочешь?! — изумилась я. — Почему?
— Потому что… — она вдруг стала покрываться красными пятнами. — Надоело!
— Вот капризы! — сердито хмыкнул Тимофей. — Объясни толком. Опять преподаватель не такой?
— Не такой, — уставившись в пол, выдавила из себя дочка.
— Сильно строгий, так, что ли? — продолжал допытываться муж.
— Нет, — сжав кулачки, Олеся судорожно сглотнула слюну, — наоборот…
— Наоборот? — Тимофей толкнул меня локтем. — Видала, мать, нашей принцессе никто не угодит!
— Погоди, — сердито одернула его я. — Чего ты сразу злишься, надо разобраться… Может, ребенок просто устал, шутка ли — сразу две школы тянуть! А тут еще подготовка к концерту. Она ведь не соло играть должна, а с оркестром. Первый раз в жизни. Вот и занервничала. Верно, Лисенок?
— Нет… — бросив на меня выразительный взгляд, дочка снова низко опустила голову.
— Тогда объясни сама, — рассердился муж. Потянувшись вперед, хотел усадить дочку рядом…
— Не трогай меня! — отскочив назад, громко взвизгнула вдруг Олеся.
— Вот те на! — вздрогнув, всплеснул руками муж. — Это что-то новенькое!
— Олеся! Ты что?! — поддержала его я. — Разве можно так с отцом?
— А ему можно?.. Руками!
— Да что руками-то?! — обиженно фыркнул Тимофей. — Я же даже не успел тебя коснуться.
— И не надо… касаться! — На лице дочери промелькнуло странное выражение, на глазах появились слезы.
— Господи, да что с тобой происходит?! — испугалась я. — Кидаешься на всех, словно дикая кошка!
— А вы… вы… Эх… — Махнув рукой, дочка убежала в свою комнату.
— Все, мать, — мрачно прокомментировал события муж, — финита ля комедия! Не будет никакого оркестра. Плакали наши с тобой денежки!
Смириться с тем, что дочь снова охладела к музыке, я не могла. А так как она не желала назвать причину своего поведения, отправилась на разговор к преподавателю.
Юрий Олегович выслушал меня молча, только тонкие пальцы подрагивали. Когда я закончила, сочувственно вздохнул:
— Что я могу вам сказать?.. Олесе почти двенадцать. В этом возрасте дети перестают понимать взрослых, а нам, взрослым, трудно понять их. Впрочем, я бы не сказал, что с вашей дочерью творится что-то особенное. Обычное становление личности. Завысшенная самооценка, излишние амбиции. Все это присуще одаренным детям, отсюда ее капризы. К тому же сказались большие нагрузки. Ведь мы теперь каждый день репетируем, не так легко после сольных выступлений играть с оркестром.
— Да она вообще отказывается играть!
— Отказывается играть? — Юрий Олегович непроизвольно хрустнул пальцами. — Ладно… Я поговорю с ней. Она меня послушает, не переживайте…
Глупая я, глупая! Ведь чувствовала, что должна поговорить с дочерью сама. Вызвать на откровенность, помочь, поддержать. А я… По сути, я дала ей понять, что ей неоткуда ждать защиты…
Следующий инцидент произошел через две недели. Перед самым концертом, когда к нам в гости приехал Леня — младший из мужниных братьев. Едва войдя в квартиру, бросился обнимать Олеську:
— Ох, ты какая стала! Обалдеть можно!
— Пустите меня! — вырываясь, не своим голосом закричала вдруг дочка. — Мама! Мамочка-а—а!!!
— Леня! Отпусти! — испуганно бросилась к ним я. Подбежав, вырвала Леську из его рук, отвела в сторону. Прижав к себе, попробовала погладить по голове: — Что ты, глупенькая! Ведь это твой родной дядя!
— Все равно пусть не лезет… — сквозь слезы сердито прокричала дочка. — Не хочу, чтобы меня трогали! Понятно?!
— Ну и родители! — осуждающе глядя на нас, насмешливо выкрикнул Леонид. — Что ж вы ее такой дикаркой вырастили?!
— Сами вы дикарь! — ощетинилась Леська. — Только и знаете, что руки распускать!
— Олеся, как тебе не стыдно! — неодобрительно покачала головой я. — Дядя Леня просто хотел тебя обнять! По-родственному. Что в этом плохого?
— Ничего!
Вырвавшись из моих рук, она побежала в ванную. Спустя минуту оттуда донеслись звуки, напоминающие сдавленный плач.
— Может, тебе лучше пойти к ней? — озадаченно спросил у меня Леонид.
— Все равно не откроет, — расстроенно отмахнулась я. — Такая упрямая стала, просто сил никаких нет! Чуть что — сразу в слезы! Что ни день, то истерика. Прямо хоть к врачу обращайся.
— Видно, сказывается переходный возраст, — пожал плечами Леня. — Я тоже в этом возрасте психованным был.
— Ты думаешь, дело только в этом? — с сомнением вздохнула я.
— Ясное дело! — мотнул головой Леонид. Затем по- свойски обнял меня за талию. — Не бери в голову, невестушка! Лучше пошли водочки тяпнем. За встречу.
…Это произошло в пятницу. В субботу состоялся концерт. А во вторник я узнала, что было причиной столь странного поведения моей дочери. Узнала и ужаснулась — такой кощунственной и страшной оказалась причина. Настолько страшной, что я просто не знала, как с этим жить…
Доказать, что Юрий Олегович занимался развратными действиями по отношению к детям, оказалось не так-то просто. Помогла мать Веры Овсянниковой, той самой девочки, чье место заняла моя дочь, когда та попала в больницу с психическим расстройством. В общем, после проведенного расследования этого подонка арестовали…
Я сижу в кабинете врача районного психоневрологического диспансера, рассказываю пожилому доктору о своей проблеме. Говорю долго, но он меня не перебивает. «Вот и все… — закончила я. —
Теперь вся надежда на вас…»
— Сделаю все возможное, — обещает психотерапевт. — Впрочем, детская психотравма сексуального характера никогда не проходит бесследно. Сейчас главное — не дать девочке замкнуться в себе. Показать ей, что в случившемся нет ее вины.
— Вы думаете, она считает себя виноватой? — глотая слезы, спрашиваю я.
— Уверен. Практически все, кто пережил подобное, испытывают чувство вины и отвращение к самому себе. И далеко не всем удается от этого избавиться.
— Я готова задушить этого извращенца!
— Напрасно, — качает головой доктор. — Этим вы бы только облегчили его участь. Пусть получит свой срок… В тюрьме с такими расправляются по-своему. Думаю, он пожалеет о том, что делал с детьми…
— Хочется в это верить… — с ненавистью шепчу я. — Хочется верить…
Фамилии и имена действующих лиц изменены.
Юлия С., 34 года, экономист