Из комы выведет только любовь

Замуж я вышла по большой любви. И первое время у нас все было хорошо. Но потом настали времена, когда наши с Олегом друзья стали один за другим собственный бизнес открывать. Двое мелкий: один продажей запчастей на авторынке занялся, второй — бытовой химией на хозяйственном. А Женька так вообще самым шустрым из всех оказался, умудрившись совместно с немецкими партнерами строительную фирму открыть. В общем, через год смотрю, а народ разбогател: квартиры новые купили, иномарки, по дорогим кабакам ходят, одеваются в престижных бутиках, на Кипре и в Египте отдыхают. И только мы с Олегом толчемся на прежнем уровне: одеваемся с обычного вещевого рынка, ездим на старом «жигуленке», а отпуск проводим исключительно на даче. В захолустье…

Первый всплеск «черной» зависти я испытала пару лет спустя, когда Марина с Рашидом за городом двухэтажный коттедж себе отгрохали. Шикарный, с шестью комнатами, бильярдной, сауной и бассейном. Я как в гостях у них побывала — заболела. И давай мужа песочить: «Скажи, почему все наши друзья могут в люди выбиваться, а мы с тобой, как плебеи, в нищете сидим?!»

А он только плечами в ответ пожимает: «Танюша, не гневи Бога. Нам с тобой всего по двадцать пять, а у нас уже и квартира, и машина, и дача имеются. Неужели тебе мало?»

Меня прямо зло взяло: «Мало! Квартира — тесная, машина — развалюха, а дача… Дача у нас хуже хижины дяди Тома. Голубятня, а не дом. Друзей пригласить стыдно».

А он сидит, слушает и улыбается. Мол, все это женская блажь.

И тогда я разревелась. Громко, навзрыд. Олег сразу испугался. Обнял меня за плечи, целует и приговаривает:

— Танечка, ты что? Что-нибудь произошло, чего я не знаю?

— А что могло произойти? — говорю. — Как для тебя, так у нас полный порядок. Приносишь каких-то семьсот долларов в месяц и думаешь, что на них можно безбедно жить!

— Погоди, — остановил меня Олег, — кроме моей зарплаты есть еще и твоя. А вместе это вполне приличные деньги. Разве нет?

— Приличные деньги?! — взвилась я. — Да по сегодняшним меркам это пшик! А я хочу хорошо одеваться, в косметический салон ходить, в солярий. За границу ездить, новую машину купить. Шубу хочу! Норковую, как у Марины. На худой конец — песцовую, как у Зинки. Или, по-твоему, я всего этого не заслуживаю?

— Заслуживаешь! — со вздохом отозвался Олежка. — И я обязательно добьюсь того, чтобы ты все это получила. Не сразу, конечно…

— А когда? Когда состарюсь?

— Почему? Гораздо раньше…

— А конкретнее? Сколько лет ты будешь раскачиваться?.. Пять? Десять?

— Ну-у—у… — У него совсем поблекли глаза. — Слушай, тебе не кажется, что ты становишься похожей на небезызвестную старуху? То солярий тебе подавай, то шубу. А закончится тем, что потребуешь, чтобы я дворец тебе отгрохал. Где-нибудь в Афинах.

Мне стало немного стыдно. А ведь, в общем-то, Олежка прав. Слишком многого я у него запросила. Сразу он никак всего этого не потянет. У него же нет волшебной палочки. И богатых родственников тоже. К сожалению.

— Ладно, — говорю, — с дворцом я, пожалуй, повременю. И шубу норковую просить не стану. Но песец… Песец чтобы к зиме был. Как хочешь, иначе я за себя не отвечаю!

— Ну вот, — погрустнел муж. — А я-то думал, что ты у меня особенная. Что у нас общие интересы, поэтому мы никогда не станем заниматься рвачеством и ссориться из-за денег. А теперь боюсь, что ошибся…

Я и замолчала. Решила попусту душу не рвать ни себе, ни ему.

Ушла в другую комнату и включила телевизор. Однако после этого разговора стала все время думать над тем, каким образом можно улучшить наше финансовое положение. Ничего не надумав, решила обратиться за советом к Марине. Дождалась, когда она вернется из Египта, испекла пирог с яблоками и напросилась в гости. Увидев подругу, ахнула:

— Как здорово ты загорела! А я выгляжу, как бледная поганка.

— Как поганка? Это поправимо, — улыбнулась подруга. — Слетай на недельку в Египет…

— Издеваешься? — вздохнула я. — С нашими доходами я могу отдыхать разве что в Кисловодске. Водичку литрами пить. Для очищения организма.

— Сама виновата, — наливая в красивые фужеры из богемского стекла мартини, фыркнула подруга. — Какой год сидишь и ждешь у моря погоды. У тебя же Олег — золотой мужик. Точно, точно. Его просто нужно немного подтолкнуть. Расшевелить, чтобы он начал по жизни пробиваться.

— И как я это должна делать? — осторожно отхлебнув холодного вермута, уныло поинтересовалась я.

— Так, как делала я. Думаешь, мой Рашик сам надумал бизнес открывать? Черта с два! Я его каждый божий день шпыняла: «Чешись, дорогой, иначе мне придется подыскивать более предприимчивого мужа». Как видишь, подействовало!

— Да я тоже пробовала зудеть, — вздохнула я. — Только мой Олег не твой Рашид, он сразу же обижается. Однажды даже намекнул, что я становлюсь похожей на старуху.

— На старуху? Ничего себе! Да ты даже на свои двадцать пять не выглядишь! — возмутилась подруга. 

— Да он не в этом смысле, — отмахнулась я. — Он меня с пушкинской старухой сравнил, той, что хотела стать владычицей морскою.

— А-а—а, с э-этой, — с облегчением протянула Виолка. — Кстати, как по мне, так она вовсе не отрицательный персонаж, а очень даже наоборот. Женщина прогрессивная, не желающая бестолково сидеть у моря, сложа в руки. Что в этом плохого, вот скажи!

— Не знаю, — вздохнула я. — Может, то, что она не любила своего мужа?

— Ну знаешь ли! — надула губки Марина. — Это дело личное. Не всем везет встретить такую любовь, как тебе или мне. Случаются браки и по расчету. Даже в сказках. Увы.

— Ладно про сказки, — вздохнула я. — Мне-то что делать? Посоветуй!

— Как что? — сверкнула глазами подруга. — Действовать. Медленно, но планомерно направлять мужа. Вспомни восточную мудрость: «Муж — это голова, а жена — шея. Куда шея повернется, туда и голова упрется». Ведь так?

— Про упрется там не было, — тусклым голосом возразила я.

— Ну и что, я имею право на свою трактовку. Главное, чтобы ты это приняла к сведению. Ежедневно капай Олегу на мозги: «Так жить нельзя, так жить нельзя…» Поняла?

— Поняла, — без особого энтузиазма согласилась я.

— Вот и молодец, — похвалила подруга. — А теперь хватит о грустном. Сейчас я тебе фотки египетского отдыха покажу. Закачаешься!..

Два дня я обдумывала, как лучше подступиться к Олегу. На третий у меня наконец-то созрело решение. Олежка у меня очень добрый и любит меня по-настоящему, поэтому совершенно не переносит, когда я плачу. Для него слезы — хуже всякого скандала. Вот я и решила действовать хитростью. Он с работы приходит, а у меня глаза на мокром месте. Спрашивает, в чем дело, а я только рукой машу: «У нас одна сотрудница в тако-о—ом платье сегодня на работу пришла! Все обалдели». На следующий день — другая причина для печали: «А Рашка Марине машину подарил. Просто так, без всякой причины. Представляешь?»

 

В общем, послушал меня Олежка и стал заниматься вечерами извозом. Поначалу все шло удачно. Олежка «левачил» с восьми вечера до часу—двух ночи. Уставал, конечно, но деньги в дом приносил. Постепенно у меня стали появляться дорогие вещи. Затем мы сделали в квартире качественный ремонт и стали копить деньги на новую мебель. А спустя полгода вдруг ночной звонок:

— Ваш муж попал в автомобильную аварию. Находится в институте нейрохирургии в тяжелом состоянии.

У меня чашка из рук выпала:

— Как же это… Как же… Конечно, я сейчас буду…

Положив трубку, беспомощно заметалась по квартире. В голове был полный сумбур. Мой Олег, мой любимый муж каждую минуту может умереть! А все потому, что я… я…

Неожиданно у меня так больно сжалось сердце, что я невольно вскрикнула. Присев на стоящий рядом стул, скрючилась, задержала дыхание. Потом медленно выдохнула. И снова издала громкий стон. Черт, только этого не хватало! Мне нельзя, нельзя раскисать, потому что там, в больнице, меня ждет Олежка. Пусть без сознания, но раз ему плохо, я должна быть рядом. Как можно скорее.

Собрав волю в кулак, я поднялась со стула, вызвала по телефону такси и отправилась в спальню одеваться. Натянув джинсы и блузку, пошла в гостиную, достала из шкафа Олежкины документы, подумав, вложила в паспорт три сотенные долларовые купюры. Две сунула в карман. Пригодятся. Глянув на часы, вышла из квартиры. Такси стояло под парадным.

— В институт нейрохирургии, — садясь в машину, сквозь слезы сипло попросила я. — Только побыстрее, пожалуйста. У меня муж…

— Понял, — сочувственно кивнул таксист. — Домчу быстрее ветра…

Довез действительно быстро. Неудивительно, ночью движение транспорта в городе слабое, поэтому никаких пробок. Кроме того, водитель частенько проезжал перекрестки, не обращая внимания на светофоры. Доехав до больницы, я расплатилась и, выскочив из машины, сломя голову помчалась к приемному покою. Узнав, где находится муж, побежала к лифту. Поднялась на нужный этаж. Увидев сидящую за столиком медсестру, бросилась к ней:

— Скажите, Олег Громов у вас?

— У нас, — со вздохом произнесла девушка. — Только вас к нему все равно сейчас не пустят. Он еще в операционной. Понимаете?

— Да, но… — Я в отчаянии прижала руки к груди: — Скажите, он сильно… сильно пострадал?

— Сильно, — тихо ответила медсестра. — Но наши хирурги попытаются сделать все возможное.

В это время открылась дверь в конце коридора. Двое мужчин вывезли каталку. Охнув, я бросилась навстречу:

— Это Олег? Да? Он жив?

— Пока жив, — пожав плечами, бесстрастно ответил привыкший к чужим несчастьям санитар.

— Пока?! Вы… Вы…

У меня подкосились ноги. Дальше ничего не помню. Очнулась от запаха нашатыря, которым пыталась привести меня в чувство медсестра. Каталки с Олегом в коридоре уже не было.

— Как вы? — помогая подняться, участливо спросила у меня девушка.

— Н-не знаю, — пробормотала я. — Голова сильно кружится. И ноги… Ноги, как ватные…

— Понятно. Попытайтесь дойти со мной до кушетки. А потом я принесу вам водички и уколю успокоительное.

— Спасибо… — через силу выдавила из себя я. Потом села на кушетку, уткнулась головой в колени и заплакала.

Двое суток я провела в коридоре больницы в ожидании. В реанимацию, где лежал Олег, меня не пускали. На вопросы о состоянии мужа врачи отвечали коротко и сухо:

— Мы делаем все, что в наших силах… Ждите…

Ждите… Какое страшное, беспощадное слово. Ждать чего? Улучшения? Смерти? От тяжелых мыслей у меня разрывалось сердце. Это я, я виновата в том, что мой муж попал в аварию! Ведь ему приходилось «левачить» после работы. Усталому, с вечным недосыпом. И все ради чего? Чтобы я могла купить себе модную тряпку? Ужас, какая же я стерва!

То же самое сказала мне приехавшая на третий день свекровь. Глянула ненавидящим взглядом:

— Это ты его довела. За раба держала, чтобы самой красиво жить.

 

Сказала и затряслась в беззвучных рыданиях. Я спорить не стала, только губу до крови закусила: «Сама знаю, что я дрянь. Простите…»

— Бог простит, — сурово произнесла свекровь. — А моего прощения не жди. Ты мне сына родного сгубила!

— Зачем вы?! — вскинулась я. — Олежка жив! И будет жить! Я уверена!

Не ответив, она махнула рукой. Потом отошла в другой конец коридора. Присела на предложенный медсестрой стул. Сгорбившись, замерла. Живая статуя скорби. Прижавшись к стене, я снова заплакала. И тогда ко мне подошел молодой врач:

— Пройдемте в мой кабинет. Мне нужно с вами поговорить.

— Плохие новости? — войдя в кабинет, в ужасе спросила я. — Да?

— Пока нет, — жестом предложив мне сесть, вздохнул врач. — Но вы должны быть готовы к худшему.

У меня похолодело сердце:

— Ему хуже? Скажите мне правду!

— Да, хуже. Мужайтесь, ваш муж в коме… И мы не знаем, придет ли он в себя. Так что вполне возможен летальный исход.

— Нет! Нет! Этого не может быть! — вскочив на ноги, в отчаянье закричала я. — Олег не может умереть, слышите! Ему всего двадцать пять лет! Только двадцать пять!

— Успокойтесь, прошу вас! — поднявшись с места, врач обошел вокруг стола. Остановившись рядом со мной, взял за руку: — Я ведь не сказал, что ваш муж умрет, я сказал, что такой исход не исключается. Но есть шанс, что он очнется и пойдет на поправку. Правда, это может произойти не скоро.  

— Не скоро… Господи… — В моих ушах застучала кровь, а от резкой душевной боли я готова была расплакаться навзрыд. Показалось, что все, что происходит сейчас, — обыкновенный дурной сон. Что еще немного, и я проснусь, окончательно расставшись с этим кошмаром. — И как долго… это может продлиться?

— Достаточно долго: несколько недель, месяцев, лет. К сожалению, мы не можем сказать точно.

— Хорошо… — Желая сдержать слезы, я сделала глубокий вдох. — А сейчас… Я могу его видеть?

— Можете. Идемте, я провожу вас в палату. Вас и его мать.

— Постойте… — схватив за рукав, я умоляюще посмотрела ему в лицо. — Можно я сначала пойду одна?

— Одна? Гм… Ладно, если вы так хотите… — Взяв под локоть, он повел меня к двери. Потом сопроводил в палату.

Войдя, я вскрикнула. Весь забинтованный, Олежка лежал, подключенный к всевозможной аппаратуре. Глаза закрыты, губы плотно сомкнуты…

Подойдя к кровати, я опустилась перед ним на колени. Коснувшись руки, шепотом попросила: «Олежка, милый, не уходи… Пожалуйста. Мне нельзя без тебя… Никак нельзя… Слышишь, родной?» В ответ — гробовое молчание. Уронив голову, я все же заплакала — протяжно, по—бабьи. Душа разрывалась от горя и отчаяния. «Господи, дай ему силы вернуться ко мне из этого небытия! — мысленно взывала я к Отцу небесному. — Я все сделаю, чтобы заслужить его прощение…»

В институте нейрохирургии Олежка пролежал около двух месяцев. Затем мне пришлось перевезти его в платную клинику, в которой ему могли обеспечить надлежащий уход. Там он находился почти год. Стоило это больших денег, но я готова была идти на все. Продала дачу и то, что осталось от автомобиля. Взяла кредит под залог квартиры. Жила скромно, как только могла, зато платила за то, чтобы возле мужа постоянно находился медперсонал, за то, чтобы ему проводили сеансы физиотерапии и регулярно делали массаж, следили за тем, чтобы на теле Олега не появлялись пролежни. В клинике бывала ежедневно, практически все свободное от работы время. Частенько приходила помогать свекровь. Спустя полгода она уже не смотрела на меня как на своего врага, а потом даже назвала дочкой. Так и сказала: «Ничего, дочка, мы его вытянем с того света. Не может Олежек умереть, зная, как мы его любим, верно?»

Я не ответила. Не смогла. Просто поцеловала ее в мокрую от слез щеку. Потом опустилась на корточки и прижалась к безжизненной руке Олежки:

— Знаешь, Олежек, я решила поставить в твоей палате телевизор. Должен же ты знать, что происходит в мире, верно? — Поймав взгляд медсестры, смущенно улыбнулась: — Вы считаете меня сумасшедшей, да?

— Я считаю, что вы все делаете правильно, — мягко улыбнулась в ответ женщина. И добавила: — Вы сильнее, чем кажетесь. И любить умеете по-настоящему. Поэтому он очнется. Обязательно очнется. Вот увидите.

…Олежка очнулся. Через год, месяц и два дня. Я считала, потому что очень сильно этого ждала. Пока что он очень слаб, ему предстоят долгие месяцы реабилитации. Врачи предупреждают, что процесс восстановления будет трудным и длительным. Но я уверена, что мы справимся. Материально обещают помогать наши друзья. Кстати, они все это время меня поддерживали. А вчера Марина призналась, что ужасно мне завидует.

— Ты — мне? — удивилась я. — В чем?

А она вдруг разревелась:

— Дурочка, ты сама не представляешь, что сделала! Я бы так не смогла. Понимаешь? Кишка тонка.

Только я ей не поверила. Смогла бы. Ведь она тоже любит…

Татьяна Г., 27 лет, оператор мобильной связи